(Послесловие историка)
Действие обоих романов Вайскопфа — «Прощание с мирной жизнью» (1946) и «В бурном потоке» (1948) — развивается как бы в двух планах. С одной стороны, это история большой семьи Рейтеров, первоначально благополучно проживающих в Праге, а с другой — история того государства, в котором они живут и которое называлось Австро-Венгрией. В романе показаны все более угрожающие симптомы распада монархии Габсбургов, и аналогично этому происходит распад и расслоение семьи Рейтеров. На гибель обречены и те и другие — и Рейтеры и Габсбурги. Это хорошо понимает один из наиболее симпатичных членов семьи, главный герой первого романа — Александр Рейтер, и это наводит его на размышления не самого веселого свойства, хотя внешне он пока еще процветает:
«С характерным для него веселым скепсисом он уже давно приучил себя к мысли, что все, составляющее его мир — либеральные идеи, в которых он воспитан, уклад жизни просвещенного бюргерства, весь любимый и ненавидимый им ancien régime[89] Франца-Иосифа в целом, даже его собственное дело, которое он с такой любовью выпестовал и расширил, — что все это обречено на умирание и вряд ли надолго переживет его самого».
Среди героев романа выступают рабочие и банкиры, солдаты и офицеры всех рангов, профессиональные журналисты и художники, авантюристки, дамы из общества и революционерки. Действуют на страницах романа очень тонкие, все понимающие интеллигенты, страдающие от сознания своего бессилия и невозможности изменить ход событий, предотвратить надвигающуюся катастрофу. А с другой стороны, тщательно вырисован противоположный тип человека, который по своей профессии как бы и вправе причислить себя к интеллигенции, но под ничтожным слоем университетского образования скрывается верноподданный чиновник своего императора, мещанин, заботящийся только о собственном благополучии. Таков школьный учитель Ранкль, изображенный у Вайскопфа во всей своей страшной рельефности, один из самых отвратительных персонажей романа. Он ничего не читает и фактически ничего не знает, кроме нескольких заученных им наизусть положений из официальных учебников. Ранкль — поклонник пруссачества и военной партии — является прообразом будущего фашиста. Именно на таких невежественных подонков с университетским дипломом и опирался впоследствии национал-социализм, уничтожая духовные ценности немецкого народа.
В соответствии с замыслом действие происходит на широком фоне исторических событий последних лет Дунайской монархии и подъема международного революционного движения накануне первой мировой войны и русской революции 1917 года. Крушение монархии Габсбургов становится для Вайскопфа символом крушения капиталистического порядка вообще; он изображает распад буржуазного общества, лучшие люди которого переходят в лагерь революции. Вайскопф довольно точно воспроизводит атмосферу эпохи и описывает подлинные события, а иногда вводит в сюжетное действие романа срисованные с натуры и портретно достоверные фигуры государственных и военных деятелей Австро-Венгрии. В некоторых случаях они выступают под своими настоящими именами. Таковы, например, на страницах романа эрцгерцог-престолонаследник Франц-Фердинанд или полковник Редль, начальник генерального штаба Пражского корпуса австрийской армии, австрийский разведчик и одновременно русский шпион.
Тема Австро-Венгрии занимает в западно-европейской литературе после второй мировой войны непомерно большое место. Почти полвека назад исчезла монархия Габсбургов, на ее территории возникли новые государства, с иным социальным строем, выросло новое поколение, знающее о Габсбургах только понаслышке, со слов школьных учебников. Для этого поколения Австро-Венгрия является мертвым термином давно прошедшего времени, в общем столь же далекого, как древний мир или древние германцы.
Сколько грандиозных событий мирового значения произошло с момента, когда манифестом от 11 ноября 1918 года последний Габсбург, император Карл, сообщил, что он отказывается «от всякого участия в государственных делах». Казалось бы, только историкам узкого профиля интересоваться историей Австро-Венгрии, но на самом деле она привлекает внимание самых разнообразных авторов, и не только в исторической и научно-политической, но также и в художественной литературе. При этом бросается в глаза, что чем дальше в прошлое уходит монархия Габсбургов, тем многочисленнее становятся посвященные ей научные исследования и художественные произведения. На международных конгрессах историков в 1960 году и в 1965 году обсуждение проблем, относящихся к истории Австро-Венгрии, велось столь темпераментно, как будто бы речь шла об актуальнейших и насущных вопросах современной политики.
Литература об Австро-Венгрии не только возросла за эти десятилетия количественно, но и изменилась качественно: радикально переменились в западной литературе оценки монархии и ее роли в Европе. Так, в начале века огромной популярностью пользовалась книга об Австро-Венгрии английского журналиста Уикхема Стида (1913), по существу она стала эталоном для оценки Австро-Венгрии в научно-публицистической литературе. Автор этой книги был в течение десяти лет венским корреспондентом всемогущей в те времена и всеведущей лондонской газеты «Таймс». Настолько убедительным и мрачным был беспощадный анализ слабостей габсбургского режима, настолько убийственными характеристики правителей, что в апреле 1914 года австрийская полиция конфисковала книгу за оскорбление «его величества» и запретила ее распространение.
В художественной литературе Австро-Венгрию «прославила» на весь мир блестящая сатира чешского писателя Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны». Опубликованная в 1921 году, книга Гашека стала настольной книгой сотен тысяч читателей и сделала популярным не только самого Гашека, но и Габсбургов: отныне при первом же упоминании Франца-Иосифа каждый немедленно вспоминал портрет императора, непочтительно засиженный мухами в пражском трактирчике.
Когда в 1926 году появился немецкий перевод «Швейка», Вайскопф написал в рецензии на это издание:
«Швейк является продуктом старой Австрии. Он мог возникнуть только в атмосфере ограниченности, расхлябанности, добродушного коварства, анахронического абсолютизма и национального угнетения, которые характеризовали старое Дунайское государство».
И далее Вайскопф называл Австро-Венгрию периода первой мировой войны «дряблым трупом, лежавшим в последних судорогах».
Однако времена меняются. Как говорил Гейне: «Иные времена — иные птицы; иные птицы — иные песни». В западноевропейской литературе после второй мировой войны зазвучали новые мелодии.
Через много лет после исчезновения монархии с лица земли, когда, казалось бы, ее история должна стать предметом строго научного исследования, освобожденного от посторонних мотивов, в современной исторической литературе, в художественных произведениях, в политической прессе США и Западной Европы начали появляться несколько неожиданные на первый взгляд панегирики в честь Австро-Венгрии, ее императора, ее законодательства, ее государственного устройства и администрации, наконец, в честь Габсбургов как таковых. Ныне в австрийской литературе очень распространено восхваление «доброго старого времени», а с этим связано и восхваление Франца-Иосифа как символа этого райского времени, поскольку Франц-Иосиф был патриархом среди монархов и восседал на троне немыслимо долго: с декабря 1848 года до своей смерти в ноябре 1916 года. В этом отношении типичными являются слова известного австрийского историка Генриха Бенедикта, которыми он закончил в 1958 году свою книгу об экономическом развитии Австро-Венгрии при Франце-Иосифе:
«Оглядываясь назад, историк должен констатировать, что для Дунайских, Судетских и Карпатских земель не было более счастливого времени, чем время старого императора».
Лучшей фактической справкой, опровергающей эти апологетические оценки, является, например, речь одного из депутатов австрийского рейхсрата (парламента) на заседании 5 июля 1907 года, в которой депутат зачитал полученное им письмо крестьянина из Истрии. Крестьянин просил добиться в рейхсрате официальной отмены запрещения собирать милостыню. Через неделю после этого другой член рейхсрата, характеризуя условия труда металлургов в Штирии, утверждал, что жизнь горняков, обрисованная Эмилем Золя, является благодатью по сравнению с обстановкой в Штирии.
В произведениях прогабсбургских авторов часто применяется примитивно-демагогическая аргументация: столько лет правил Франц-Иосиф, и сохранялись при нем порядок, дисциплина и спокойствие, а всего через два года после его смерти габсбургский режим рассыпался в прах, началась смута, и Австро-Венгрия перестала существовать. Следовательно, старик был умным и умел управлять, а наследники не сумели сохранить и укрепить созданные при нем традиции. Вся эта аргументация, и особенно это «следовательно», ставит на голову ход событий. В действительности непрерывное нарастание национальных и социальных противоречий настолько расшатало и ослабило Габсбургское государство, что внутреннее кипение угрожало взорвать котел, именовавшийся Австро-Венгрией. Режим Габсбургов был обречен, и речь шла лишь о сроках. Смерть Франца-Иосифа психологически, конечно, ослабила полицейские скрепы, поддерживавшие габсбургское правление, а военные поражения на фронтах первой мировой войны послужили последним толчком. Но причины распада монархии были гораздо более глубокими, и почти точное хронологическое совпадение смерти императора с исторически закономерной катастрофой государства как такового отнюдь еще не является доказательством каузальной связи.
К этому времени режим Габсбургов был настолько дискредитирован и его защита была предприятием настолько безнадежным, что в октябре — ноябре 1916 года даже самые закоренелые монархисты делали вид, что стали почти республиканцами. Легенда о хорошем императоре и о добрых старых временах стала создаваться позднее, когда выросло новое поколение, не переживавшее мрачные времена Габсбургов. Тогда и выступили на первый план реакционные историки и литераторы буржуазии, которые начали на все лады воспевать необходимость самовластья и прелести кнута в надежде реставрировать прошлое.