сегодня выходной, – она ненадолго оторвалась от экрана, отпив успевший остыть кофе.
– Взяла ещё пару смен, – бросила я, выбегая босиком в тускло освещённый коридор. Дёрнула дверь ванной. Заперто!
– Занято, – из-за двери донёсся сладкий голос Маши, ещё одной моей соседки.
– Мне срочно. Я проспала!
Послышался щелчок шпингалета, и из ванной выплыло белоснежное видение – в махровом халате и с полотенцем на голове, благоухая пионами, Маша, словно спустившийся с небес ангел, выделялась на фоне обшарпанной коммуналки. От неё ещё исходило тепло горячего душа.
– Уступаю, – она улыбнулась, пропуская меня.
Я юркнула в ванную, наскоро умылась прохладной водой, почистила зубы и привела волосы в порядок, закрутив высокий пучок. Взгляд остановился на отражении в зеркале. Да, Машке не место в этой убогой квартирке. Она девушка статная, настоящая русская красавица, стройная и фигуристая длинноногая блондинка с большими амбициями. Вслед такой любой мужик сворачивает голову, даже глубоко женатый. А вот я, словно брошенный котёнок – тощая, высокая, угловатая. Единственное, что в моей внешности было выдающегося – это огромные голубые глаза, обрамлённые черными ресницами, которые сейчас с тоской смотрели на меня из зеркала. Я как нельзя лучше подхожу этой квартире – замученная, уставшая, отверженная.
Весь лоск богатой девочки за последние четыре года испарился. Я сильно похудела, «полиняла», как говорит Юлька. Почти не пользовалась косметикой, только для работы в расчёте на щедрые чаевые. И гардероб мой был крайне скуден и куплен на распродажах в дешёвых магазинах. Всё, что осталось от бывшей наследницы банкира – моё имя. Воронова Людмила Константиновна. Благородное имя, а я… оборванка.
Распахнув дверь, я едва успела остановиться, чтобы не влететь в просаленную тельняшку Толика.
– Привет, – протянул сосед, облокотившись на косяк, не давая мне проскользнуть мимо.
– Толик, дай пройти, опаздываю, – я потупила взгляд, не желая встречаться с его вечно стеклянными глазами.
Он пропустил мимо ушей мою просьбу, оставшись на месте. Его неумелые подкаты раздражали, но я уже научилась мягко его отшивать.
– Чего не заходишь? – от него пахнуло перегаром. Наверняка всю ночь бывший вдвшник Толик снова пил в одиночестве. Хорошо, если не ломился в нашу комнату, как это бывало. Конечно, три одинокие девушки, живущие за соседней стенкой, были очень соблазнительным вариантом для одинокого мужика. Но даже если бы и ломился, я спала так крепко, что не услышала бы и выстрела пушки.
– Слушай, давай потом. У меня работа, спешу.
Ссориться с ним не хотелось, всё-таки он был раза в три крупнее меня. Мало ли что придёт ему в пьяную голову – скрутит на раз или зарядит одной левой. Трезвый он был даже сносным, делал что-то по дому руками – розетки, крючки, полки. Но стоило ему выпить, и Толика несло. Девчонки, особенно красавица Машка, не раз давали ему оплеухи за распускание рук.
Его взгляд опустился к моей груди, и я непроизвольно прикрыла выступающие сквозь майку соски. Через силу улыбнулась и аккуратно протиснулась в щель между соседом и стеной, чувствуя к тому же неприятный смрад от нестиранной тельняшки.
– Я запомню, – пробубнил он вслед.
– Придурок, – прошептала я, захлопнув дверь в комнату. Оглядела наши сорок метров, которые мы снимали с соседками вскладчину. Как всегда бардак. Кто сказал, что, если девушки живут вместе, всё должно быть чисто и убрано? Моя одежда валялась рядом с диваном, на котором я обитала, вокруг стола и кровати Юльки были разбросаны обертки от шоколадных батончиков и чипсов, а Машина косметика складировалась и на трюмо, и на подоконнике, и на обеденном столе, за которым она уже наводила марафет.
– Толик? – Маша подняла на меня взгляд, нанося крем на лицо.
Я кивнула. Только он из всех соседей нас донимал. Других, семейную пару стариков, было почти не видно и не слышно, только изредка мы сталкивались на кухне или в коридоре, перебрасывались короткими приветствиями и расходились по комнатам.
– Опять зажимал? – подала голос Юлька. – Он ночью всё по коридору слонялся. Компанию, наверное, искал.
– Да какая тут компания, – прошипела я, – когда от него воняет как от свиньи.
Я перебирала кучу своего тряпья пытаясь найти чистое, хотя могла надеть первое, что попало под руку – вся одежда всё равно только одного цвета, чёрного. Так практичней, пятен не видно и подбирать по цвету не приходится. По крайней мере так я объясняла свой выбор другим. Напялив футболку и джинсы, я похлопала себя по карманам в поисках сигарет. Давно не пью и не употребляю, но вот от привычки курить избавиться так и не смогла. Хоть перешла на ментоловые, чтобы не так пахло табаком – на работе не поощряют вредные привычки.
– Юль, сигареты есть?
Подруга кинула мне початую пачку своих и я, ловко поймав, сунула их в карман.
– Ты не перебарщиваешь с дополнительными сменами? – спросила она. – На тебя уже смотреть страшно, становишься похожа на зомби. Мы тебя видим только утром и вечером, когда на диван валишься.
– Нет, не перебарщиваю, – бросила я, зашнуровывая кроссовки.
– На людей кидаешься…
Я вздохнула и посмотрела на неё с прищуром.
– Это не считается.
– Что не считается? – Маша отложила палетку теней и посмотрела на нас с интересом. – Что она сделала? Подралась с кем-то?
– Не успела.
– Юля, – попыталась я остановить подругу, но это было как переть против паровоза.
– Зашли мы на днях в какую-то забегаловку захватить с собой кофе, – Юлька развернулась к Маше, полностью игнорируя мои попытки приструнить её. – Пока заказ ждали я отлучилась в туалет, а когда вернулась, она уже поцапалась с каким-то парнем. Кричит на него, ну точно бешеная, разве что слюна из рта не брызжет. Я даже испугалась, что она с кулаками на него кинется, еле оттащить успела.
– Она преувеличивает, – попыталась оправдаться я, видя распахнутые глаза Машки. – Влез со своим мнением. Ещё и одёрнул меня. «Кофе – мужского рода… А ваша подруга, знает, что в слове хаос ударение на «а»? – попыталась я передразнить интонацию незнакомца. – Мистер «Я Люблю Всех Поправлять».
– Чего он влез-то? – удивилась Маша.
– Услышал про отказ от соцопеки. Стал интересоваться, что случилось. А какое его дело?
– А что за парень? Симпатичный? – не унималась Маша. Ей только дай про парней поболтать.
– Не знаю, – я отмахнулась. – Айтишник какой-то с ноутом, ещё и в подранной футболке. Какая разница? Он влез в наш разговор, хотя его никто не спрашивал.
– Да, Юлька права. Ты бы поубавила свой пыл. Может, он бы что полезное посоветовал, а ты на него накинулась. Я понимаю, что тебе деньги нужны, но…
– Да не кидалась я на него! – вспылила я. – Да, огрызнулась, нахамила даже, не спорю. Просто… расстроена была. А он как спусковой крючок сработал.
– Паше сказала? – в голосе Маши послышалось сочувствие.
Я покачала головой. Подруги всё знали про мою войну с органами опеки, как я уже три года бесполезно пыталась взять над братом опекунство, каждый раз получая отказ. Неудивительно… кто бы отдал ребёнка-инвалида в руки бывшей наркоманки без особого места жительства?
«У вас нет своего жилья».
«У вас были приводы в полицию».
«Вы состояли на учёте в наркологическом диспансере».
И прочее, и прочее. Отказ шёл за отказом и даже то, что я его родная сестра, что четыре года я чиста, у меня есть стабильная работа и я могу снимать какое-никакое жильё, не могли их убедить в том, что я способна позаботиться о прикованном к креслу ребёнке. Нянечка из интерната, где жил Паша, посоветовала мне нанять хорошего юриста. А юрист стоил денег.
Деньги-деньги-деньги… Чёртовы бумажки!
При мысли о том, что придётся расстроить брата, снова разочаровав его из-за решения опеки, я едва сдержала рвущиеся слёзы и развела руками.
– Ладно, что я тут стою? Лариса мне втык вставит, если опоздаю, – я схватила куртку, рюкзак и под сочувствующие взгляды подруг выбежала из комнаты.
Апрель ударил в лицо мелкой питерской моросью, а ветер проник под куртку, заставляя дрожать всё тело. Снег таял, размазывая по земле грязь и слякоть, а на кроссовках следы от соли. Идя к троллейбусной остановке, я затянулась сигаретой и только здесь дала волю слезам, но стоило выйти со двора на проспект, вытерла лицо и тряхнула головой.
Нет, не дам им меня сломать. И продолжу биться за брата. Ведь он – единственное, что у меня осталось после гибели родителей.
Глава 2
Сев на сидение, я прижалась лбом к дребезжащему стеклу троллейбуса. Мерное гудение проводов убаюкивало, и я постепенно провалилась в дремоту. Девчонки правы, дополнительные смены не лучшим образом сказываются на моём состоянии. Я уже стала плохо соображать, часто делая обыденные вещи на автомате, а окружающий мир тонул в беспросветном тумане.
Но что мне оставалось делать, если я хотела вернуть хотя бы то, что злой рок не смог отобрать у меня? Брат – это единственное, что у меня осталось, и это немногое я зубами готова была вырывать у судьбы.
Всё упиралось в чёртово безденежье.
Несколько лет назад я даже не задумывалась, насколько эти бумажки важны. Бездумно тратила то, что отец давал на карманные расходы – шмотки, развлечения, алкоголь, потом кое-что потяжелее. Теперь же я отказываю себе в покупке колготок вместо порванных, стыдливо пряча их под джинсами и штопая дырки словно какая-то белошвейка. А сэкономленные деньги аккуратно складываю в жестяную коробочку, что заперта в моей тумбочке.
После трагедии я так надеялась на какие-либо средства, оставленные нам с братом, но оказалось, что банк отца лопнул и суд забрал у нас всё подчистую. Нас просто поставили перед фактом, что мы теперь нищие. Ни жилья, ни денег, ни помощи от бывших друзей. Отец даже не оставил завещания… не успел. На бизнес наложили арест из-за каких-то сомнительных схем, устроенных якобы отцом, во что я до последнего не готова была поверить. Аферист и мошенник? Нет, не таким он остался в моей памяти. Каким бы суровым и требовательным он ко мне не был, но обманывать других не позволила бы его совесть, в этом я была уверена.