С самого начала я был готов к тому, что найду больше повреждений, чем те, что я обнаружил при предварительном осмотре. Не существует двух пациентов, пораженных одинаковым образом. Однако в случае Норы было довольно необычным, что при совсем небольшом двигательном поражении и при кажущемся вполне сохраненном интеллекте так сильно страдает функция письма и чтения. На основании того, что она испытывала трудности с поиском пути ночью и натыкалась на мебель, я полагал, что, скорее всего, затронуты и некоторые другие основные функции.
Когда Нору привели ко мне, я решил в мельчайших подробностях выяснить, какие еще возможности у нее были ограничены. Она предпочитала говорить по-немецки, на своем родном языке, поэтому, хотя мой немецкий не очень хорош, я тоже говорил по-немецки. Когда я попросил ее лечь на кушетку на спину, она снова начала серию маневров, которую я уже наблюдал, когда осматривал ее у нее дома.
На момент работы с этим случаем я занимался обучением группы своих ассистентов. Я в полной мере знакомил их с каждым интересным случаем, который мог дать им представление о моем методе; таким образом, лечение Норы, которое должно было длиться несколько месяцев, часто проводилось в присутствии слушателей моего семинара. Следует понимать, что я никогда не навязываю ученику[2] присутствие даже приглашенного профессора без согласия на это самого ученика. На свой семинар я принимал пациентов, которые соглашались на присутствие зрителей и за это освобождались от оплаты гонорара. Но даже с такими «бесплатными» пациентами я, в том числе, проводил и сеансы без зрителей. Часто ученик, избавившись от беспокойства и мышечной скованности, внезапно вспоминает и говорит о себе то, чего он никогда бы не сделал в присутствии других. Поэтому у меня есть обычай проводить несколько частных уроков, даже если у ученика нет возражений против присутствия зрителей.
Мои помощники наблюдали за тем, как Нора неловко ложилась на спину, пытаясь сначала поставить на кушетку одно колено, потом другое, и в конце концов у нее ничего не получилось. Они полагали, что она была застенчивой и поэтому неуклюжей, поскольку застенчивость может усугубить неспособность реагировать на вербальные команды и поскольку она не испытывала затруднений при совершении того же действия по собственной воле. В конце концов мне пришлось помочь ей лечь на спину. Снимая с нее туфли, я вдруг понял, что должен очень отчетливо показать своим помощникам, что дело не в стеснительности, а в болезни. Мои помощники, казалось, считали, что я чрезмерно теоретизирую.
Очень часто в конце сеанса я беру на себя усилия по переводу пациента из положения, в котором мы работали, в положение стоя. Например, я могу помочь пациенту со значительными дефектами скелета или мышечными повреждениями принять положение стоя и прослежу, чтобы он не двигался и оставался пассивным до тех пор, пока давление на его стопы не активирует рефлекторный акт стояния.
Одна из причин, по которой я это делаю, состоит в том, чтобы изменения организации и мышечного тонуса, достигнутые в ходе лечения, не были потеряны из-за первоначальной попытки пациента встать, которую он не может не предпринять привычным для себя способом. Если урок был действительно хорош, он может даже почувствовать боль, когда будет использовать привычный для себя образ действий в уже изменившемся теле. Кроме того, я хочу, чтобы пациент осознал ту нередко поразительную разницу в ощущениях, которая возникает в положении стоя. Поскольку эта разница возникает в процессе лечения постепенно, она часто ускользает от внимания ученика. В итоге накопленный результат ощущается как увеличение роста, выпрямление, парящая легкость и т. п.
Так вы поймете, почему в конце сеанса с Норой я положил свое предплечье ей на шею, а руку – на дальнюю от меня лопатку. Затем я согнул ее колени, скользнул другим своим предплечьем поверх ее коленей и под ними таким образом, чтобы эта кисть руки оказалась ближе ко мне. Используя такую конструкцию, очень легко развернуть человека на ягодицах. Действительно, когда верхняя часть туловища и ноги находятся в воздухе, а тело согнуто, это похоже на то, как будто колесо вращается вокруг собственной оси. Мои помощницы могут поднять даже самых тяжелых пациентов в положение сидя с абсолютной легкостью и не задерживая при этом дыхание.
Я попросил Нору надеть туфли и пододвинул ее туфли ближе к ее стопам. Не выдавая своего намерения, я поставил туфли так, чтобы каблуки были как можно дальше от ее стоп. Она вопросительно посмотрела на меня и попыталась засунуть ноги в стоявшие на полу туфли, но, конечно же, не смогла этого сделать. Она также не могла правильно надеть обувь, то есть поставить левую стопу в левый ботинок, а правую стопу в правый. Она не понимала, каким образом и на какой ноге должен оказаться каждый ботинок. После того как она повозилась пять или шесть минут, я помог ей надеть их. Поскольку ее тревога не имела никакого терапевтического смысла, я прервал ее «поиск», чтобы не увеличивать ее смущение перед ассистентами. Перед нами была красивая дама с интеллигентным блеском в глазах, явно властная, но доброжелательная особа, которая была не способна обуться.
Большинство людей были бы поражены, наблюдая за тем, как Нора пытается надеть туфли, и увидев, как много есть способов ошибиться. Возможно, вам тоже стоит попробовать множество других невозможных вариантов и посмотреть, насколько же трудно вставить ноги в обувь случайным образом. Ориентация в пространстве и во времени обеспечивает направление и ловкость тому, что мы делаем. Поэтому весьма полезно увидеть ценность целенаправленной ориентации по сравнению со случайным успехом.
Позже я более полно осознал степень нарушения телесной осознанности и пространственной ориентации Норы. Родственники дома даже не могли предположить степень ее травмы – и они, и медсестры привыкли обувать ее за нее, поскольку самой ей было трудно это сделать. Ведь она была больна и нуждалась в помощи.
Здесь я обнаружил, что вся подготовленная мною программа требует переосмысления. Мне стало очевидно, что даже сидение на стуле не являлось тем действием, которое бы она выполняла целенаправленно. Вместо этого она пыталась сесть на край стула, не прямо, а подступаясь к стулу наискосок, надеясь, что за счет близости ее таз устроится на поверхности.
Мое упорство в описании подробностей того, как Нора выполняла те или иные действия, позволит вам осознать, насколько же чудесно и сложно на самом деле то, как мы обычно функционируем. Какую значительную роль в красоте, полезности, сложности и простоте этого функционирования играет наше обучение! Удовольствие от чтения детективов заключается не в сюжете, о котором мы обычно забываем, а в нашем сознательном или бессознательном любопытстве на пути к разгадке того, кто же на самом деле это сделал и как. Дело Норы – это своего рода такая же детективная история, которую невозможно разгадать без подробностей.
Поскольку я обучал своих учеников, я пытался донести до них всю необходимость оценки травмы: до какого возраста регрессируют исследуемые функции? Предположение о возрасте, до которого регрессировал пациент, имеет важное значение для планирования способов последующего восстановления. Развитие происходит в определенном порядке. Этот естественный порядок нельзя ни изменить, ни пренебречь им. Мы не можем научить ребенка кататься на коньках, пока он не научился ходить. Этот порядок уже установлен, и мы должны подчиниться ему – или же потерпим неудачу. Мы так привыкли к некоторым явлениям, что порядок их развития кажется нам абсолютно естественным, и мы не задумываемся о том, что в основе этого лежит необходимость. Теперь мы знаем, что у Норы проблемы с ориентацией в пространстве. Но как исправить этот дефект, с чего начать и что делать?
В конце сеанса, на котором произошел инцидент с туфлями, я сказал Норе, что теперь она может идти домой. В комнате было три двери: одна была постоянно заперта на засов, видневшийся сквозь стеклянные панели; вторая вела в другую комнату; через третью моя пациентка вошла из холла. У этой двери была матовая стеклянная панель почти такого же размера, как и сама дверь, через которую можно было видеть свет в холле. Тем не менее Нора направилась к двери, ведущей в соседнюю комнату, а не к двери в холл. После того как она обнаружила за дверью незнакомую комнату, она уже попробовала выйти в правильную выходную дверь. Она ощупывала правой рукой боковую часть двери без ручки; потом обнаружила ручку слева, открыла дверь левой рукой и ударила ею себе по голове. Она смущенно закрыла дверь, покраснела и воскликнула: «Я не могу!» Ей было явно стыдно за себя. Как я уже говорил вам, она была умна, беседы с Норой не оставляли сомнений в ее умственных способностях. Ее основная трудность заключалась в ориентации в пространстве, которая внезапно оказалась связана с понятиями «право» и «лево».
Ориентация в пространстве является абстрактным понятием, и ее сложно рассматривать в чистом виде. Я не знаю, как подобрать лучшие слова или функцию для понятия «ориентация в пространстве», но я знаю, как помочь человеку различать «право» и «лево», как улучшить его ловкость и точность поворота, ведь когда он эффективно и точно выполняет свои движения, у него, по сути, улучшается ориентация в пространстве.
Возможно, вы думаете, что понятие «ориентация в пространстве» не более абстрактно, чем осознавание тела, и что в этом смысле «два сапога – пара». Осознавание тела – это более конкретное понятие, обозначающее кинестетическое ощущение тела, то есть ощущение движения. Мышечно-пространственно-временное ощущение содержит в себе ориентацию и является важным вспомогательным средством для движения. Движение разумного и здорового тела должно помочь выживанию. Тело человека и его «я» – или его сущность – неразделимы. И в то же время, тело – материальная опора личности – это далеко не полная история. Осознаванию можно научиться. Мы должны усвоить, что существует ощущение правого и левого, которое мы носим в себе. Осознавание тела у Норы было нарушено, что вызвало ее регресс к более ранним этапам развития.