— Дни, — она выпрямилась и выглядела озадачено, когда пыталась встретиться с ним взглядом. — Что вы имеете в виду под словом «дни»?
— Я имею в виду дни, — он сел на стул напротив неё. Нужно сказать правду в открытую потому что эти дни станут напряженными. — Синоптики назвали это бурей столетия. Я боюсь, что ты застряла тут на некоторое время.
— Но я не могу тут застрять. Мне нужно добраться к бабушке. Это же Рождество.
— Ты и доберешься. В конечном счете.
— Подождите. Подождите. В конечном счете? — Она покачала головой, как будто это движение могло избавить её от правды. — Нет, так не пойдет.
— У тебя нет выбора.
— Вы привезли меня сюда верхом. Просто отвезите меня к ней точно так же. — Это звучало так просто и очевидно, когда она говорила это.
Но он знал, что это таковым не было, и набрал в ложку тушеного мяса, чтобы оно остыло.
— Не могу этого сделать. Я не выведу Странника наружу в такую бурю. Это небезопасно для меня, для тебя, и для него.
— Я не могу поверить в это. Не могу поверить, — она обмякла на стуле, её глаза закрылись, а её голос стал очень тихим. — Я пропущу Рождество с бабулей.
Такая возможность была, и он не собирался ничего ей обещать, но даже если и мог, то сделал бы так, чтобы этого не случилось. — Буря должна рассеяться к концу недели. Еще четыре дня до Рождества.
— Буря не должна была дойти сюда до полуночи, и посмотрите, что случилось. И все мои вещи в машине. Боже, моя машина. Она застонала, затем открыла глаза. И наконец-то, взяла ложку и опустила в еду. — Вы разбираетесь в машинах? Думаете, она еще сможет ехать? Если нет…
Он лучше разбирался в том, как собрать тело в одно целое.
— Немного разбираюсь.
— Там с ней ничего не случится? Не врежется ли в нее другой водитель, как думаете?
— Не могу представить, что какой-то водитель будет на дороге в такое время.
Её зрачки сузились.
— Погода не была такой, когда я отправилась в путь. Такого не должно было произойти еще в течение нескольких часов.
— Нужно любить Матушку Природу.
— Или нет, — проворчала она.
Настало время двигаться дальше.
— Ты из тех, кто любит сидеть дома?
— Я из тех, кто не собирается ждать смерти в сугробе, — сказала она, перемешивая тушеное мясо. — В остальных случаях, я люблю бывать на природе. Вот почему я так сильно люблю приезжать к бабуле. Конечно, и ее проведать.
— Она замечательная женщина.
— Так и есть. Я не знаю, что бы я делала без неё.
— Твои близкие где-то за границей, да?
— У них акушерская клиника в сельской местности Малайзии. — Нахмурившись, она покачала головой, и между ее бровями появилась морщинка. — Я не могу поверить, что вы знаете такое о них. И то, что знаете обо мне.
Это было совсем не сложно.
— Ваша бабушка рассказывает обо всех вас. Много рассказывает. Она очень гордится тобой и твоим отцом.
— Я полагаю, в этом есть смысл, — она съела еще немного тушеного мяса. — А что насчет вас? У вас есть семья поблизости?
Он опустил взгляд на тарелку.
— Нет. Только я.
— Но не всегда же так было, верно?
— Нет, не всегда, — он замолчал. И начал снова есть. Он обвинял горячую еду за то, что она развязала его язык. — Этот дом принадлежал отцу. Мама умерла, когда я был ребенком, а папа — во время моего второго визита в Афганистан. Гора показалась хорошим местом, чтобы жить здесь после отставки.
— Как долго вы прослужили? — она положила свою ложку, полностью внимая его рассказу.
Внимание, от которого он начал испытывать раздражение.
— Восемь лет. Армейский Резерв. Несколько раз принимал участие в неотложной медицинской помощи и спасательных операциях, в том числе и во время теракта одиннадцатого сентября. Кажется, там были чрезвычайные происшествия за границей, и я подходил для того, чтобы помочь, и…
— Я уверена, ваш отец гордился вами. — Он кивнул, и выжал из себя еще несколько слов.
— Было тяжело потерять его вот так. Будучи вдалеке.
— Это произошло внезапно?
— Сердечный приступ.
— Мне так жаль.
Потери. Он хотел говорить о них за ужином.
— Хотите еще тушеного мяса? Кукурузного хлеба?
— Нет, все хорошо. И это было удивительно вкусно, — сказала она, хотя и съела всего половину из того, что он насыпал ей. — Спасибо.
— Чувствуешь себя хорошо? Я имею в виду, знаю, что ты медсестра…
— А вы до сих пор доктор, — сказала она, и засмеялась, звук был приятным и заразительным, — болезненных ощущений нет вообще. Я не знаю, что бы делала, если бы вы не проезжали мимо.
Дело было в том, что он проезжал там не совсем случайно. Он знал от Доноты, что её внучка опаздывала, и как бы не обстояли дела с бурей, все равно поехал бы длинным путем по дороге, чем коротким через лес.
Он не ожидал найти Бренну в завале. Он предположил, что она задержится из-за погоды. Что она, может быть даже, отменила свою поездку, но не могла сообщить об этом бабушке.
Выбирая путь, он полагался скорее на инстинкт, чем на осознанный выбор. Именно так он проводил в эти дни. Искал других. Обыскивал каждый угол и визуально осматривал.
Он мог сказать по ее нахмуренному выражению лица, что Бренну тоже поглотили мысли о том, что могло с ней произойти.
— Не хочешь немного погреться у огня?
Она посмотрела на него, отбросив тревожащую ее проблему.
— Я не замерзла.
— Знаю. Просто хотел предложить понаблюдать за огнем — это отличный способ выбросить все плохие мысли из головы.
Её смех был низким и мягким, и окутал его как лето на пляже.
— Бокал вина помог бы.
— У меня, кажется, где-то была бутылка. Я точно знаю, у меня есть пиво.
Пиво. Пляж. Бренна в бикини.
— Пойдет.
— Устраивайся поудобней. — Он встал, попробовав вспомнить, когда в последний раз, когда сравнивал песок и солнце с сексом. — Я тут все уберу и принесу выпить.
Она тоже встала.
— Я бы с радостью помыла посуду. Ты же все-таки готовил.
Он обнаружил, что улыбался. Они перешли на «ты», это был хороший знак.
— Я только разогрел. Едва ли это можно приравнять к готовке.
— Я подумала, что ты на скорую руку все это приготовил, пока я дремала.
— Миссис Калхун все это приготовила. Заплатила мне за то, что я присматривал за её отцом вчера.
— Отблагодарила тебя таким способом. В этом смысле бартер за услугу?
— Иногда такое случается.
Выражение ее лица стало любопытным, словно она хотела получить нечто большее, чем просто ответ. Так, словно искала в ответе, кем он был.
— А в других случаях?
Он не был уверен, удобно ли ему отвечать.
— Я делаю все безвозмездно.
— Это очень щедро, — её голос вновь стал мягким, страстным и низким.
— Считаю, что так и должен поступать человек. Я не ищу выгоды.
— Я не думаю, что слышала когда-либо такие слова из уст доктора.
Нужно было это обдумать…
— И я был не таким до Афганистана. Теперь же…
Слова повисли в воздухе, занимая пространство, отдаляя их друг от друга. Его прошлое. Его ноша. Всегда будет стоять у него на пути.
Бренна задвинула свой стул под стол и поморщилась от скрежета ножек стула по полу. Она неуклюже передернула плечами.
— Я пойду, сяду у огня.
— Я принесу пиво.
Глава 3
Бренна села в угол дивана, скрестив ноги под собой, и подумала, что больше никогда не будет двигаться. Диван был большим, который подходил крупному мужчине, и кожаная обивка цвета ржавчины выглядела слегка неуместно и роскошно для бревенчатого домика в лесу.
Так же странным и нелепыми были другие предметы интерьера. Изысканный камин, который занимал всю стену гостиной. Плита с шестью горелками, на которой Диллон разогревал тушеное мясо. Даже кастрюля, и та была керамической, больше подходила бы для кухни телешоу «FoodNetwork». Полы Дин. Рейчел Рей.
На самом деле, ничто не подходило для этого домика.
Это относилось и к хозяину.
Большинство друзей бабули, которые жили на горе, жили просто. Многие были пенсионерами и жили на ограниченный и фиксированный доход. У других было своё небольшое хозяйство, они были ближе к земле и выращивали овощные сады, держали кур и коз, несколько лошадей, дойных коров.
Некоторые, как и бабушка, жили здесь всю свою жизнь. Что касалось приезжих, их дома были захламленными, внутренний интерьер отображал характер хозяев.
Она была у них дома вместе с бабулей и знала, что декор у Диллона был не совсем типичным. Грубым, да.
Удобным, определенно. Но простота в вещах была обманчива.
И она никак не могла понять, выбрал ли он эти детали в стремлении соответствовать окружению. Или интерьер отражал его сущность, дом отображал человека, который добровольно пошел на службу в те места, где его жизнь была подвержена риску, как и жизнь его пациентов.
Его тяжелые шаги прозвучали ближе. Бутылка темного пива появилась у неё из-за плеча. Она взяла ее из его руки, их пальцы соприкоснулись, словно по ним прошел электрический разряд.
— Спасибо.
Он уложил своё длинное тело на другом конце дивана и вытянул ноги, скрестив их в лодыжках.
— Я уверен, что это не то, что ты обычно пьешь, но думаю, оно своё дело сделает.
— Предписание врача? Крепкое пиво перед сном и зайдешь проведать меня утром?
— Что-то в этом роде.
Он улыбался, когда поднес бутылку ко рту, а глаза были полу прикрыты темными ресницами, когда он смотрел на огонь.
Она стала изучать его лицо, щетину, покрывающую подбородок, коротко подстриженные темно-каштановые волосы, хотя они все равно были длинноваты, чтобы их не было видно из-под шляпы. Гладкая кожа виднелась в расстегнутом вороте рубашки. Пряжка ремня лежала ровно на животе. Его… джинсы.
Она отвела взгляд в сторону, на огонь. Бренне хотелось послушать его рассказы о войне. Годами об этом рассказывали в новостях, звучали рассказы о погибших солдатах, о спасенных людях, о подвигах, о жертвах. Человек возле нее был