Сейчас он будет искать снимки, сделанные вебкамерами.
И что? Я засунул руки в карманы и стал бродить по комнате, размышляя о том, как из-за наших действий накроется медным тазом работа прокуратуры, если, несмотря на летающую медузу, окажется, что это обычное похищение и убийство. Добро пожаловать в Неназванный.
В кармане я нащупал какой-то ключ, который, очевидно, слетел с брелока. Другой рукой я пригладил волосы, которые, высыхая, превращались в огромную косматую шапку.
– Сейчас в городе где-нибудь продают красный «Маунтин дью»? Я сегодня выпил немного: похоже на расплавленные вишневые леденцы, к которым подмешали крэк. Не помнишь, магазинчик на Лексингтон-авеню работает круглосуточно?
Джон не слушал меня – он уткнулся в экран ноутбука.
ИСКАТЬ СНИМКИ, СДЕЛАННЫЕ ВЕБКАМЕРАМИ. ЧТОБЫ ПОНЯТЬ, КТО ПОХИТИЛ ЭМИ.
Во рту у меня пересохло – наверное, из-за переизбытка кофеина. Я заглянул через плечо Джона и увидел в верхней части экрана предложение «МОЯ КОШКА НАПИСАЛА НА ПОСТЕЛЬ». Далее следовала серия обрывочных фраз, и каждая начиналась с имени в скобках. Знакомый формат.
Журнал чата. Эми сидела в чате, а затем пошла чистить зубы. Потом кто-то схватил ее – то ли кто-то, то ли что-то. Но главное, она знала, что за ней придут. Вот почему она настроила камеры – чтобы у нее были дока…
О ЧЕРТ.
Я резко выпрямился.
КАК БУДЕШЬ ОПРАВДЫВАТЬСЯ, ЕСЛИ НА СНИМКАХ ОКАЖЕШЬСЯ ТЫ, КРЕТИН?
От этой мысли я скорчился, как от удара молотком по яйцам. Джон посмотрел на меня, и я внезапно почувствовал себя голым. Я попытался вспомнить, как веду себя, когда спокоен и ни в чем не виноват, – однако испортил весь эффект, вытащив руку из кармана и увидев, что у меня в кулаке.
Ключ от сарая.
Обычно он висит на гвозде у задней двери. Обычно я его с собой не ношу.
Дейв, что же ты положил в сарай?
Я поднял вверх палец, словно говоря «У меня идея», и произнес:
– Погоди.
Взгляд Джона обжег меня, словно обогреватель. Я понятия не имел, что скажу дальше.
– Нам… нам пока следует остановиться.
– Угу. А почему?
– Потому что будет лучше, если… Слушай, у нас же есть свидетель, который видел эту штуку?
– Свидетель?
– Ну да, он ее видел – медузу, то есть. Я вот что хочу сказать: мы тут валяем дурака с компьютерами, а ведь эта тварь может свалить отсюда в любой момент. А ноутбук от нас никуда не денется.
– Думаешь, она умеет говорить? – спросил Джон, бросив взгляд в коридор.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Ты заставишь ее говорить, хочет она того или нет.
– Мне понадобится тостер, – заметил Джон, задумчиво почесав подбородок.
– Тостер есть на кухне. Отдай мне ноутбук и выбей информацию из этой скользкой твари.
Решительным шагом Джон вышел из комнаты: перед ним была новая цель. Я сел на его место.
В качестве обоев на рабочем столе ноутбука висела фотография Орландо Блума в костюме персонажа из фильма «Властелин колец». Я подождал, пока Джон затопает по лестнице, и начал быстро открывать папки. На лбу выступила испарина, сердце колотилось о грудину, колени тряслись.
В конце концов я нашел папку, полную маленьких значков, которые разворачивались в зернистые снимки, сделанные камерами. Я щелкнул по одному, увидел тусклое изображение комочка, крепко спящего под одеялом. Другой снимок – то же самое. Третий – пустая кровать. Четвертый – снова комочек. В папке лежали сотни снимков.
Я оказался в тупике: заметать следы, удаляя изображения, не хотелось. Если бы вдруг выяснилось, что преступник – я, то в тот момент я твердо намеревался сообщить об этом Джону. Однако надо, чтобы инициатива исходила от меня. Требовалось время, чтобы во всем разобраться, обработать информацию, обрести контроль над ситуацией. Нужна свобода выбора.
Я вырезал всю папку со снимками и переместил ее в самый дальний угол жесткого диска – в подпапку, которая находилась внутри подпапки, которая находилась внутри подпапки, которая находилась внутри подпапки с драйверами принтера. Я закрыл компьютер и вскочил со стула, внезапно превратившись в нервный комок энергии.
Нужно вернуться домой. Нужно выяснить, что находится в сарае.
Да. Правильно. Я засунул руку в карман, сжал ключи от машины так сильно, что они впечатались в ладонь, вышел из комнаты и двинулся по коридору, чувствуя, как меня, словно облако смрада, окружает чувство вины. У библиотеки я столкнулся с Джоном: он вылетел из комнаты и захлопнул за собой дверь.
– Этот обвислый мерзавец что-то скрывает, нутром чую.
– Мне надо уехать, – сказал я.
– Почему?
– Домой. Я вернусь.
– Ах да, проверить печенье… Не захватишь для меня по дороге резиновые перчатки?
– Ладно.
Джон открыл дверь библиотеки.
– Куда ты подевался, засранец? – крикнул он, вновь ныряя в комнату.
Я бросился наутек.
Обогреватель направлял на ветровое стекло поток горячего воздуха; снежинки таяли, касаясь стекла, и через секунду их сметал «дворник». Колеса плыли: сцепление со льдом было нулевым.
Если в твоем сарае лежит, например, тело худющей рыжеволосой слабоумной девушки, признайся во всем – сначала Джону. Расскажи ему, что именно произошло. Дальше загадывать бессмысленно. Только сперва нужно увидеть, что там, в сарае. Нужно увидеть…
Я включил радио, надеясь как-то очистить голову от мрачных мыслей, надеясь, что влажный ночной ветер пригонит какую-нибудь редкую волну, по которой не передают музыку «кантри». Я прочесывал эфир, но везде шипели только помехи, помехи и помехи.
Внезапно раздался звук, который, похоже, издавал человек с раздавленным горлом. Лишь через секунду я понял, что это просто Фред Дерст и группа «Limp Bizkit» – любимая команда Хреновой Тучи. Те самые ребята, которые скармливают стандартные рэп-фразы козлу и читают его какашки в микрофон под «металлические» риффы.
Шла песня «Катись» – по крайней мере, судя по припеву, который Фред повторял десятки раз. Отлично. Катись, катись, катись…
Главное, сказать правду. Я отключился, а потом нашел мертвую девочку. Не нужно никаких уловок, не нужно прятать тело, ничего такого. Нужно просто отвечать за свои действия.
Ага, точно. Прилетит «папа» и скажет, чтобы ты не говорил ни слова, поднимет шум, сообщит всем о том, что у тебя психическое заболевание, будет произносить высокие слова. И ты уйдешь от наказания, потому что у «папы» чертовски хорошо получается отмазывать людей. Ты попадешь не в тюрьму, а в психиатрическую больницу, где пахнет аммиаком и протухшей едой, туда, где люди постоянно что-то бормочут и размазывают по стенам фекалии. Все будет нормально. Получилось ведь после того случая с Хичкоком. Нет, не думай об этом. Катись, катись, катись…
Из темноты за моей спиной появилась очень холодная, очень костлявая рука и заткнула мне рот.
Рука напряглась, потянула голову назад.
Я ждал, что к горлу мне приставят лезвие ножа.
Вместо этого что-то длинное, холодное и влажное скользнуло по шее и забралось под одежду.
Я крутанул руль и схватился за рубашку. Машина завиляла по снегу, подпрыгнула на бордюре, снесла газетный автомат; передние шины пробились сквозь сугроб, упали на мостовую, забуксовали, схватили дорогу.
Судя по ощущениям, по мне полз длинный слизень. Его хвост скользнул по моей груди и поднялся к ключице. Я ощутил прохладный, дергающийся, зудящий вес на коже.
Честное слово, я взвизгнул – и, проскочив перекресток на мигающий желтый сигнал, затопал ногами по полу, пока не нашел педаль тормоза. Машина перешла в занос и развернулась на сто восемьдесят градусов.
– Нет-нет, езжай, – сказал тихий голос. – Если поедешь дальше, она тебя не укусит.
А, насрать. Насрать, как это делает сраный капитан тайской команды по сранью, которая срет в ходе «Тур де срань». Я ударил по тормозам и повернул руль. Машина заскользила по снегу, остановилась и…
Я снова завопил: грудь пронзила страшная, запредельная боль. Из моих костей будто выросли бритвенные лезвия. Я снова взвыл и схватил монстра, сидящего на груди, но тут появилась рука и быстрым, точным движением схватила меня за запястье.
– Успокойся, – сказал голос. – Просто веди машину. Она тебя не тронет. Если будешь вести машину.
Если честно, этих слов я не услышал. Свободной рукой мне удалось вытащить из кармана пистолет. По груди прокатилась новая волна невообразимой боли: она калечила, разрывала пополам. В знак протеста руки и ноги отказались повиноваться.
Человек на заднем сиденье очень медленно отобрал у меня пистолет и повторил:
– Веди машину. Просто веди машину.
Боль отступила. Легкие бешено перекачивали воздух. Я крепко зажмурился, открыл глаза и осторожно поставил ногу на педаль газа. Затем попытался посмотреть на существо, которое меня вырубило; его хвост высовывался из-под рубашки. Спину существа усеивали стебельки примерно в дюйм длиной, и на конце каждого находился маленький черный глаз. Существо ползало под рубашкой, стебельки щекотали мне грудь. Хвост монстра тихо скользил по кожаной куртке. За спиной что-то зашуршало, словно человек откинулся на спинку сиденья. Я поехал дальше, отчаянно пытаясь вспомнить, куда я направляюсь. По животу скользнула капля какой-то жидкости.
Я хотел выдать что-то остроумное, однако в итоге пробормотал:
– ХОЧЕШЬ ТЫ ХОЧЕШЬ СОСИСКА МЕНЯ?
– Успокойся. Все хорошо. Скажи, куда ты направлялся, и тогда я назову себя.
– Кто… кто ты, черт побери?
– Мое имя – Роберт Норт.
– Поздравляю. А кто ты, и что это за тварь, которую ты…
– Пожалуйста, отвечай на вопрос. Куда ты так спешил?
– Домой, а что? Тебе-то какое дело? Что сегодня вообще творится?
Я повернул салонное зеркало: с заднего сиденья на меня смотрел худой человек лет тридцати. Каштановые волосы, выпученные глаза, клювообразный нос. Похож на англичанина, но говорит без акцента. Одет в синий жилет, вроде тех, которые носят служащие «Уолмарта»; на голове белая пушистая женская шапка, на груди игрушечный значок шерифа. Незнакомец говорил с некоторым затруднением, словно робот, словно глухой, который не слышит собственного голоса.