— Бога не забывайте, и Он вас не забудет, обережёт…
Кирилл ответил поклоном, сказал, отпуская свадьбу:
— Ну, ступайте с миром, Бог с вами!
Свадьба загудела, двинулась восвояси. Ворота закрыли.
— Гуляй, слобода!..
Запели:
«Ты зоря ль моя, зорюшка,
Зорюшка вечерняя…»
Он ещё раз перекрестился:
— Смилуйся нам грешным, Господи!
Поднялся по лесенке к себе в комнату, расстегнул тугой ворот, сел.
Писал грамоту…
«Кирилл худой раб Божий аз же Феодора княжий слуга боярин Ростовьский с Никольская слободы владыке и господину нашему…»
Застукали по доскам шаги, вбежал Стефан.
— Там гонец с Переславля.
Кирилл продолжал писать.
— Тять, отправь меня с гридью заместо Онисима, с Миной, говорит возьмёт, ежли ты…
— Где там браты твои?
— Пётр с Прокшей, секирку строгают с клёна.
— А Варфоломей?
— В молельне, с маткой… Тять, ну с Миной же можно, я его слушаться буду. Ты-то в моих летах уже с дружиной водился, сам сказывал.
— С Переславля, говоришь? Зови.
— Ну, тять!
— И запояшься, ходишь как маклак.
Стефан рванулся за дверь, сбежал, грохоча каблуками. Кирилл убрал грамоту, застегнулся, — гонец уже стоял за спиной.
— От Протасия, боярин. Велено передать: «Готовьте великий выкуп, паче прежнего, за убийство ханских баскак князю московскому Ивану с малой ордой, и то аще хан на том смилуется: а имеем известие, Ахмыл большую рать набирает. А коли на Русь пойдёт, то сам и смекай, чему быть у нас, и что сотворится вам, и каковы дары послу великие и многие, опричь выкупа, сбирать надобно. К тому упреди сродников наших в Завражье и на Успенском, да бегут все, а в Ярославль не идут. Так что в лютости их надежды нету, разве на Христа Бога и Матерь Его».
Кирилл спросил:
— Всё ли?
— До единого слова, боярин.
— Посылали ведь мы дары-то, ещё с тверскими, по зимнику. Стало быть, не задобрили, мало им.
Гонец молчал.
— Ну, спаси Бог тебя. Ступай в гридню, повечеряй с моими. А то баньку стопили…
— Вдругорядь, боярин. Прощения просим, а мне вертаться велено. Передать ли чего? ты сказывай, доведу точь-в-точь.
— Протасию поклон от нас, не забуду сего. Боюсь, князья наши не сговорятся, каждый свой выкуп потянет. О Прохоре владыке мыслю, ему скорее внимут, но Москву слушать не станут. Вот так передай.
Гонец вышел. Кирилл опустился на лавку, скрипнувшую под ним. В дверях показался Мина, княжий стольник..
— Заходи, — вздохнул боярин.
Он шагнул, присел рядом.
— От Даниловичей? Я так и знал.
— Рати ждать вскорости от хана.
— Не так от хана, как от Москвы, поди. Уж Гюргий точно мимо нас не проскачет! Да он и науськал, как Бог свят, у него не заржавит, зятёк наш ордынский… И что сулят нам?
— Гюргий в Новгороде, от свеев волости отбивает, не до нас. Выкуп готовить, вот чего следует, дары свозить, серебро угребать до последней гривны…
— Ага, дары, не Гюргий, так Иван, тот и вовсе не промах, он под эту дуду всё и заграбастает. Слушай их больше, они насоветуют, как нам сноровистей без порток остаться. А там и новый выход ордынский отправлять, дани-то нашей нам никто не отменит, а всё лето дожди лили, третий год недород, где потом собирать будем?! Кому закладываться? кто выручит? Тверь нет, и Новгород нет, и Бог не выручит, сам знаешь, что так и есть! Один только князь Иван, боле некому, чай не оставит нас, радетель за землю Русскую! Вот тогда он за нас и возьмется, «выручатель» наш, он не оставит, уплатит за нас, даром что Калита, за все должочки, за все недоимочки наши, за всё уплатит; он не оставит нас, не-ет, он всех нас с потрохами на откуп возьмёт за то! Вот помяни моё слово, Иван с ордой и придёт, первый в её охвостьи притащится!
— Дай Бог, чтоб Иван. Может, не такой страшной кровью расплатимся. У него тут и вотчины есть…
— Всё одно всего уезда не уберечь от разора, и посады пожгут, так хоть казну сохраним!
— Сохраним… А грады? монастыри? а Ростов?! Всё им предать без остатка, всё кинуть на злобу их?
— Нам не впервой, рассыплемся по лесам, по болотам, да по займищам схоронимся, ищи-свищи нас! Авось не всех изведут, не всё порушат и поругают, авось косточки да останутся, а там и мясцо нарастёт, было уж.
— Их ярости без откупа, без серебра не унять, татары пустых дворов не любят, крови без берегов прольётся… они ведь дальше пойдут по волостям жадность свою сытить, сего ли хочешь?
— Не хочу, а что Москва своё не упустит, знаю, округ Твери, небось, в две косы всё повыкосят, а с ней заодно ж и нам достанется!
Кирилл поднялся.
— Вот и я о том веду. Ехать надо. Езжай-ка ты, не мешкая, со своими, опредь обоза, я Онисиму своих гридей придам, управится. Каждый час дорог, ещё пока там уладятся да соберутся. Моё слово ты знаешь, так и скажи, коли сам не поспею: лучше русским серебром, чем русскою кровушкой…
— А сам-то куды?
— К владыке нашему, Прохору, в своём дальнем сельце сидит, да кабы не хворым застать его. Разыщи Аверкия наперво, к князю без него ни-ни…
— Да знаю. Князя тоже пойди-достань, не сидится ему на месте, бают, где-то за Туровом на крестинах, с малым княжичем своим, Андрейкой.
— Ну, Аверкию-то ведомо где, укажет. Обмозгуйте дело. Князю бы нашему распрю с братом родным похерить на время, да общим выкупом выступить, а не искать своего бы. С Константином не худо снестись об сём.
— Как же, жди от щуки яичка, Константину за давешнюю обиду на нас Москва как раз угодится, его половину, поди, не тронут.
— Ростову раздельно не устоять.
Мина встал.
— Ты как хошь, боярин, я и своё слово скажу. Нечего нам под Москву подлезать, а ежели что случится, сей кровный грех на ней и повиснет! Тверь ещё возьмёт верх, отмстит за Михаила, и в Орде ещё ханов много, разных, авось не всех подкупили-то, настанет и наш черёд, а покуда, пускай, пускай прут, пускай идут… Мы к ним тоже не цаловать их придём! Бог, Он всё видит, от Него не откуписся!
Кирилл не ответил. Мина шагнул к двери, остановился.
— Не в укоризну тебе, боярин…
— Да будет.
Постояли молча.
— Видел, как тут малой твой, Варфоломей, с котёнком игрался; правду ль говорят, его звери слухают? и будто матерних сосцов не брал? Бают, одной святою водою вскормился. Ты прости уж, всяко морочат…
Кирилл улыбнулся.
— Назар! — крикнул за дверь.
Тотчас явился Касьян.
— Приведи-ка Варфоломея. Где он там?
— Они там с Прокшичем мастерят чегой-то.
— Вот приведи.
Мина спросил:
— Стефана-то дашь мне? Парень в летах уж, и на коне добре сидит, пора бы. Да и в младшую дружину княжю…
— С князем у нас уговор об нём. Но с тобой отпущу на время, потом заберу, а то ему тут уж блазнится всякое…
— Знамо дело. Думаю, в сей час и отправлюсь сам-шестый, до Ростова недалече; а надо б ещё, мню, в Поречье наведаться до темна… ханский сродничек, как-никак.
Кирилл дёрнул бровью.
— К Игнатью? А что, пожалуй, туда стоит, ему тут, старому, тоже есть что терять… Хорошо удумал; он меж князьями серёдку держит, и люди свои в Орде. Прощупать не мешало бы…
— Только и делаем, что прячемся да грызёмся, мечемся баранами пуганными, а под нами как и нет ничего, ни земли, ни себя не чуем, не ведаем что творим-то… От Руси одни ошмётки таятся, воистину, не нашлося, видать, у нас ни единого праведника, коли Бог нас отдал в руки их! Кто они такие, татарва эта! будь они кляты! Кто им силу дал?
— И мы и они, все под Богом.
Мина вдруг стал вплотную.
— Страшно мне за людей, боярин, как помыслю-то. И за них тоже, сколь они ещё рвать нас будут? И всё им спускает, всё им вничто, собакам!
— На всё Его воля.
— А где Он? С ними? С ними Ему и бысть не можно! А с нами Его, почитай, какой уж век нету. Всё на крови, боярин, кровью одной живём!..
Касьян привёл Варфоломея. Отец подтянул его за рукав поближе.
— Скажи-ка, что кушал ныне? — спросил его.
— Хлеб ел и квасу.
— А прошлый день?
— Молоко, кашу тыквенну.
— Так. А пироги с визигой, а оладьи, кисель?.. было второго дня?
— Было. А пирога не ел.
— Пирога ты не ел, — отец отряхнул стружку с рубахи его. — Ты, говорят, у нас звериный язык ведаешь. По-кошачьи умеешь молвить?
— Нет.
— А по-телячьи?
Варфоломей посмотрел на отца.
— Нет.
— И по-гусячьи нет?
Покрутил головой.
Отец приобнял его.
— Ну, иди. Где там Стефан с Петром?
— Петяне маманя наказала дома быть, она его стричь будет. Стефан — не знаю.
За него ответил Касьян:
— Стефан коней шукает, нать. Семён троих недосчитал на лугу, растреножились, побёг ловить их, ну и он напросился с ним.
— На ближнем?
— А вот, у реки. Да не уйдут, куды они денутся.
Варфоломей поклонился, чтобы уйти, но отец придержал его.
— Ступай-ка и ты, пособи брату, посмотри там по бережку. За вешки только не забредай…
— Они уж должно поспели, чего зря мальца гонять, — пожалел Мина.
— Ничего, заодно хоть проветрится, а то который день дома сиднем. Ступай, ступай…
Варфоломей выбежал на улицу, мимо деда Назарки, старого боярского служки, смазывавшего дёгтем ворота.
— Ты далёко ль, бегляш? — окликнул его.
— Тятя наказал со Стефаном коней сыскать.
— Ну, бежи. Они там, у излучины!
Солнце садилось. Дохнуло с лугов сладкой осенней стынью. Варфоломей побежал по росе вдоль тына.
За тыном гурьба ребят. Лопоухий мальчишка тараторил считалкой:
— Летела сова из красного села, села сова на четыре кола…
— Глянь, глянь — Варька!
— Варька, ты куды? Айда к нам!
Смотрели вслед ему.
— Чудной.
— С ним конаться нельзя, заикой будешь. Да! мне мамка наказывала!
— Сызнова, сызнова, теперь я конаю! Пера, эра, чуха, рюха, пята, сота, ива, дуба, мака…
На берегу было пусто.
Варфоломей, дойдя до камня, над которым торчали две жерди с зарубками на конце, повернул обратно. По реке плыл туман… Впереди за деревьями мелькнули всадники с лошадью…