Ущелье Тургень, по которому идет дорога на Ассы, начинается перед большим селом Тургень. Здесь крупные холмы предгорий или, как их называют местные жители, «прилавки» широко расступаются в стороны, образуя долину горной речки Тургень. Небольшой кирпичный завод у входа в ущелье обнажил монолитную лёссовую почву склона холма.
Ущелье идет на юг к сверкающим ледникам, слегка отклоняясь к востоку. Его склоны резко отличаются друг от друга: если солнечный покрыт лугами, а леса и кустарники на нем ютятся только по северной стороне (уж очень жарко греет там солнце), то теневой весь в лесистых зарослях. Реки не видно — она в стороне. Но вот небольшой подъем — и открывается широкая долина, домики лесников, дорожных мастеров, крутые склоны ущелья, поросшие дикими абрикосами, яблоней, грушей; далее простираются горы с синими еловыми лесами, а на самом горизонте виднеются вершины гор с белыми шапками снегов и ледников. Величественная картина горного раздолья поражает после жарких бескрайних пустынь.
В широкой долине, где река расходится на несколько рукавов, построено форелевое хозяйство. Здесь выращивают мальков этой ценной рыбы и расселяют в другие районы. Справа и слева на высоких холмах видны светлые провалы, обрывы с обнаженной почвой. Они, как и горная оплывина, — следы очень давнего землетрясения и расположены вдоль предгорий Заилийского Алатау, отмечая глубоко расположенный разлом земной коры.
Дорога подходит вплотную к шумному горному потоку. Он мчится вниз через валуны, пенится, грохочет камнями, передвигая их по дну. Вокруг же на холмах лесостепное раздолье. Цветут шиповники, желтыми пятнами виднеется зверобой, горят свечками красавцы-коровяки. Среди густых роскошных трав высится мальва, разукрашенная крупными белыми или лиловыми цветами. Иногда вдоль дороги выстраивается целое войско колючего татарника. Он тоже цветет, привлекая массу различных насекомых. Счастливая пора начала лета! Скоро наступит жара, и все пожелтеет, высохнет, покроется пылью.
Вот и первая красавица елка. На солнечном склоне у самой реки высится причудливо изрезанный небольшой красный утес, сложенный из древних позднетретичных озерных отложений. Вблизи нет подобных отложений, они исчезли, когда горы росли и по ним бушевали дождевые потоки. Этот же чудом уцелевший утес — остаток от когда-то большого водоема — поднялся на высоту вместе с горами.
Ущелье сближается, становится совсем узким, и дорога, петляя между зарослями яблонь, рябины, ив и урюка, переходит с одной его стороны на другую. Здесь запрещен прогон скота. Отары кочуют по южному солнечному склону и кое-где уже видны двигающиеся лавины овец к далекому и высокогорному урочищу Ассы. В одном месте на крошечном участке возле горного потока располагается небольшой курорт с горячими целебными радоновыми источниками. Потом опять небольшая долина с несколькими домиками лесников и дорожных мастеров, за нею, наконец, мы видим съезд в небольшое ущелье Чонькеминской дачи. После изрядной тряски по камням среди высоких елей и больших гранитных валунов вдоль горного ручья «Левый Тургень» мы добираемся до небольшой, ранее мне знакомой полянки. Она расположена в месте слияния двух ручьев, образующих Левый Тургень — Чон-Кеминь и Бузгуль. С северной теневой ее стороны — высокие горы, поросшие еловыми лесами, с южной — солнечные горные степи с роскошными травами. Прозрачен и душист воздух, шумит поток. Внезапно взлетела стайка куропаток. Птицы расселись по скалам и стали звонко перекликаться. На вершину ели уселась кедровка и зычными криками возвестила всех обитателей леса о нашем прибытии. Весело и жизнерадостно перекликаются чечевицы. Их бесконечная песенка удивительно разнообразна. Впрочем, легко можно заметить, что в каждом ущелье, урочище птички поют немножко по-другому, иначе говоря, их язык богат множеством местных диалектов.
Я издавна люблю пение чечевиц. Им очень легко подражать, тем более, что певуньи, с которыми я завел разговор, охотно и без устали отвечают, то ли всерьез принимая подражание за перекличку, то ли по инерции, а быть может, по привычке безумолчного пения.
Изумительна природа Тянь-Шаня. На южных склонах, обогреваемых жарким южным солнцем, горные степи, а местами участки почти настоящей пустыни. Северные же склоны заняты тайгой. В мозаичном переплетении степи и леса уживается многообразный мир растений и животных, отчасти родственный лесам и степям и полупустыням Европы и Азии, отчасти же свойственный только этой горной стране. Для ботаника, зоолога горы Тянь-Шаня — интересное поле исследований, для любителя природы — неисчерпаемый источник наслаждения.
Мне живо вспомнилась поездка на эту полянку около десяти лет назад и одно из интересных наблюдений из жизни насекомых.
…Сколько трудов стоило нам пробраться в этот уголок леса по скверной дороге на маленьком «Запорожце». Переваливаясь с боку на бок, он полз по камням, надрываясь мотором, забирался на крутые подъемы. Когда дорога кончалась и упиралась в громадный, величиной с избу камень, немало сил приходилось тратить, на то, чтобы развернуть машину в обратную сторону.
Близился вечер, на устройство бивака оставалось мало времени. Утром, когда в глубокое ущелье заглянуло солнце и засверкало на пышной зелени, а лес зазвенел от птичьих голосов, мы услышали отчаянный лай. Наш маленький друг отважно сражался со стадом коров. Животные шли без пастуха снизу вверх, упрямо и настойчиво, и сколько мы их не прогоняли, не желали возвращаться обратно. Видимо, по этому глухому ущелью проходил их хорошо освоенный маршрут. Одной остророгой корове даже будто понравился поединок с нашей собакой, она смело бросилась на нее и, описав полукруг, упрямо полезла к палаткам.
Со стадом коров появилось множество назойливых мух и слепней. Мухи бесцеремонно лезли в глаза, щекотали лицо, пытались забраться в уши, за ворот рубахи. Слепни, как всегда, незаметно присев на уязвимое местечко, неожиданно вонзали в кожу свой массивный острый хоботок.
Все очарование природы исчезло вместе со стадом коров, мухами и слепнями: и шумная речка, и стройные красавицы тянь-шанские ели, и лесные цветы, усыпавшие лесную полянку, уже не казались такими милыми, как прежде. Вскоре мы сдались, прекратили сопротивление, и стадо медленно и величественно прошло гурьбой мимо нашего бивака вверх по ущелью по узкой полоске земли между рекой и крутым склоном горы. Сразу стало легче на душе, исчезли и назойливые мухи и кусучие слепни. Зря мы воевали с животными. Надо было уступить им дорогу.
Впрочем, как мы сразу не заметили! Наш «Запорожец», стоявший немного в стороне от палаток, кишел от великого множества роившихся вокруг него насекомых. Казалось, все мухи и слепни, сопровождавшие стадо, набросились на маленькую голубую машину. Крупные слепни гибонитра туркестана бесновались вокруг нее, с налета стукались о металл, усаживались на него на секунду, чтобы снова взмыть в воздух. Рои мух крутились вместе со слепнями, образовав что-то подобное многочисленной и шумной свите.
Что привлекало всю эту жаждущую крови, слез и пота компанию к бездушному сочетанию металла и пластмассы? Нашли себе «голубую корову!»
Удивительно было и то, что эта компания назойливых кровососов забыла о нас. Ни одна муха уже не надоедала, ни один слепень не досаждал. Все они, будто зачарованные, не могли оторваться от своей странной добычи, были околдованы этим необычным существом.
Я давно замечал, как слепни преследуют мчащуюся автомашину, охотно садятся на нее, но такое массовое и дружное нападение увидел впервые в жизни. Здесь таилась какая-то загадка. По всей вероятности, есть в машине что-то особенное. Возможно, согретый солнцем металл излучает инфракрасные лучи, и они сыграли свою провокационную роль, сбили с толку любителей теплокровных животных. Этому помогла яркая окраска и резко очерченная форма машины.
Пока я раздумываю над происходящим, рой насекомых постепенно уменьшается. Наверное, обман обнаружен и слепни вместе с мухами бросились на поиски далеко забредших коров. Но я ошибся. Рой попросту переместился через открытые окна в машину, и теперь все стекла посерели от множества пленников.
Некоторые слепни, усевшись на фланелевый потолок кузова, пытаются вонзить в него свой хоботок. Вокруг каждого из них тотчас же собирается суетливая стайка мух. В спешке расталкивая друг друга, будто одержимые, они лезут к голове слепня, подбираются под его тело. Слепень вздрагивает крыльями, недовольно жужжит и пересаживается на другое место, куда тотчас же гурьбой снова мчится вся компания его соглядатаев.
Я забираюсь с фотоаппаратом в машину, погружаюсь в рой мечущихся насекомых, и никто из них не обращает на меня ни малейшего внимания, я никому не нужен!
Что же мухам надо от слепней?
Мне понятен этот прием, я его не раз наблюдал раньше на лошадях и коровах. Как только слепень принимается сосать кровь, мухи-захребетники спешат к его голове, рассчитывая поживиться капелькой вытекающей из ранки крови и сукровицы. Ну а если к тому же слепня удалось согнать с места, то добычи хватит многим.
Глупые голодные мухи и слепни! Все шло, как и полагалось в природе: слепни сопровождали коров, мухи слепней, коровы усиленно отмахивались от своих преследователей хвостами, но кое-кому все же удавалось напиться долгожданной порции горячей крови. Теперь же вся милая компания неожиданно оказалась по каким-то причинам в западне.
Слово «западня» приходит на ум не случайно. Как мало мы, энтомологи, в своей исследовательской работе уделяем внимания поведению насекомых в их естественной обстановке, их образу жизни, подменяя зоркость глаза, наблюдательность и пытливость ума безотчетным коллекционированием, всяческими искусственными лабораторными экспериментами и многодневной, многотрудной, так называемой кабинетно-музейной обработкой собранного материала.
Вот и в этом случае, почему бы энтомологам-паразитологам не заняться расшифровкой странного поведения насекомых, изнуряющих животных. Когда-нибудь это будет сделано, и тогда, быть может, на пастбищах будут выставляться специальные ловушки особенных форм, цвета, излучающие лучи и провоцирующие кровососов. Они будут неотразимо привлекательны для этих насекомых и окажут добрую помощь животноводам.