Пчела, например, делает около двухсот пятидесяти взмахов в секунду, а комар почти в два раза больше. Каковы же мышцы, что способны к такому быстрому сокращению! Организм позвоночных животных не имеет таких возможностей.
Пока я сравниваю песню крыльев со звучанием стальной ленты, открывается и маленький секрет сидящей на былинке мухи. К ней подлетает другая неместринида, такая же по окраске, только чуть меньше и более мохнатая. Это самец. Песня насекомого, сидевшего на травинке, оказывается, была призывом. Потом самка перестает обращать внимание на цветы и начинает крутиться между травинками, повисает над какой-то норкой, делает броски вверх, вниз, сопровождая их совсем другим тоном.
Норка, наконец, оставлена и неместринида повисает над какой-то ямочкой, потом еще долго и настойчиво чего-то ищет над землей.
У неместринид еще не раскрыт цикл развития. Предполагается, что самки откладывают яички в кубышки саранчовых. Наша белоголовая неместринида принялась за ответственное дело — устройство потомства и, наверное, ищет кладку яиц, возможно, кобылочки. Поэтому она теперь не обращает внимания на цветы и так настойчиво летает над землей.
Каждый день приносит разные новости из жизни насекомых. Вот и сейчас в муравейнике, что находится около тропинки, по которой мы ходим к ручью, царит необычное оживление. Вся поверхность усеяна рабочими красноголовыми муравьями. Они бегут в разных направлениях, беспрестанно шевеля усиками, и явно чем-то взволнованны. Некоторые муравьи тащат хвоинки, но не на вершину конуса, как обычно, а из входов наружу. Несколько из них заметно расширены. В чем же причина такого волнения?
В муравейнике происходит немаловажное событие. Вот из одного входа показалась черная голова, она кроме обычных фасеточных глаз увенчана на лбу небольшими глазками. Затем высунулась мощная грудь, продолговатое, чуть согнутое брюшко и наверх выполз самец — совсем черный, с роскошными блестящими крыльями. За первым вереницей выскакивают другие крылатые. Беспокойство и возбуждение рабочих муравьев еще больше возрастают. Размахивая усиками, они гладят своих крылатых братьев и суетятся возле каждого из них. Многие самцы, оказавшись на ярком дневном свете, нерешительно топчутся на одном месте и пытаются незаметно юркнуть обратно, в темноту своего родного жилища. Но беглецов быстро останавливают и, потихоньку подталкивая, помогают вновь выбраться наружу.
…Жаркий летний день в разгаре, по синему небу лишь кое-где плывут белые облачка. В лесу тишина, пахнет разогретой хвоей и луговыми цветами. Замолкли неугомонные чечевицы, прекратили свои мрачные песни горлицы. Еще выше поднялось солнце, его лучи упали на муравейник. Быстрее засуетились муравьи, а черные, с прозрачными крыльями, взбираясь на вершину пня, один за другим стали подниматься в воздух.
Потом в глубине расширенного выхода показалась самка — большой крылатый муравей с рыжей головой и грудью, темно-коричневым брюшком и ярко-оранжевым пятном на том месте, где от брюшка к груди отходит тонкий стебелек-перемычка. Другая самка, высунув голову наружу, собиралась вскарабкаться на залитую солнцем крышу жилища, но ее тотчас затолкали обратно вниз. Замелькали в глубине ходов и другие крылатые самки. Их черед покидать родительское гнездо еще не наступил, так как вначале полагалось отправить в путешествие самцов. Разлетевшись порознь, они, выходцы из одной семьи, уже больше не должны встретиться. Что ждет впереди крылатых пилотов? Сколько их погибнет от разных случайностей, от многочисленных врагов-поедателей насекомых и как мало окажется удачников!
Мне давно хотелось последить за брачным полетом красноголового муравья в здешних горах, но, несмотря на обилие муравейников, все как-то не удавалось. Где встречаются самцы и самки, я не знал.
И как часто бывает, когда настойчиво ищешь ответа, он приходит неожиданно, благодаря случайной догадке.
Вечером с далеких снежных вершин по ущелью начал дуть «верховой» ветер, и сразу становилось холодно. В это время мы теснились возле костра, а ложась спать, поглубже забирались в спальные мешки. Утром, когда всходило солнце, «верховой» ветер уступал «низовому». Прислушиваясь к шуму леса и глядя на качающиеся вершины елей, я подумал: «Самцы и самки вылетают из гнезд днем, поднимаются вверх. И, наверное, летят куда-то по „низовому“ ветру».
Утром я отправился вверх по ущелью искать ответ на догадку.
Для того, чтобы попасть в верховья ущелья, нужно перебраться на солнечный склон и пройти по его хребетику. Здесь тянется едва заметная тропинка, которой больше пользуются косули, чем человек.
Сверху совсем крошечными кажутся две палатки нашего бивака и как точечки — люди. Отсюда на горизонте видны угрюмые скалистые вершины, покрытые ледниками, пониже их — каменистые осыпи, чахлая, едва приметная зелень, перемежающаяся с серыми камнями. Потом — отдельные кустики арчи и редкие, почти темно-синие столбики ели, забравшиеся выше к горному северу. Ниже елочки встречаются чаще, а еще ниже, по склону, растет густой лес.
Здесь, на хребетике, особенно хорошо видно, как сильно различаются друг от друга склоны южный — солнечный, степной; северный — тенистый, лесной. На солнечном склоне растут травы, усеянные цветами, стрекочут кобылки, звенят мухи-жужжалы; теневой-же — в строгих высоких елях, раскидистой рябине и козьей иве. Другие здесь и обитатели: среди елей крутятся грузные рогохвосты, от пня к пню перелетают изящные наездники-риссы, над сырой травой реют комары-долгоножки. Так и существуют рядом эти два мира, разделенные едва заметной тропинкой.
На солнечной стороне хребетика, где он смыкается с высокими склонами основного хребта, пониже тропинки вьются какие-то насекомые, сверкая на солнце прозрачными крыльями. Их очень много, целые рои. Спускаюсь по крутому склону. Взмах сачком — и сквозь марлю видно, как несколько темных комочков бьются, пытаясь вырваться из плена.
Если бы сегодня утром перед походом мне сказали, что я увижу крылатых муравьев и не сразу их узнаю посчитал бы это за шутку. Но в сачке были самые настоящие черные, с большими крыльями самцы красноголового муравья. По всему солнечному склону у хребетика они беспорядочно носятся во все стороны, садятся на кустики, верхушки трав, облепили и меня со всех сторон, многие падают в траву. Там, на травинках, быстро перебирая ногами, ползают красноголовые самки, и около каждой из них — кучка черных кавалеров. Так вот куда вы слетелись со всех муравейников обширного ущелья!
Внимательно разглядываю один из копошащихся клубков и вижу совершенно невероятное. Раскрыв челюсти, самка хватает за тонкую перемычку, соединяющую грудь самца с брюшком и пытается ее перекусить. Тот извивается, старается избежать свирепой расправы. Защищаться другим путем он и не пытается, да и главное оружие муравья — челюсти — у самца едва развиты и ни на что не пригодны. Еще усилие — и откушенное брюшко повисает, затем падает на землю. Несуразный, без брюшка, самец поднимается в воздух и уносится вдаль. И таких покалеченных муравьев немало летает в воздухе, сидит на траве и моей одежде. В копошащемся клубке место неудачника занимает другой, и его постигает та же участь. Кто бы мог предполагать о существовании такой особенности биологии красноголового муравья, обитателя гор Тянь-Шаня!
Оплодотворенная самка впоследствии или сама основывает новый муравейник, или попадает в старый. Дальнейшая ее судьба довольно однообразна: всю жизнь, один-два десятка лет, ее холят и кормят рабочие, и она, никуда не отлучаясь, откладывает яйца. С течением времени становится матерью многочисленной семьи. Впрочем, в муравейнике нередко бывает по нескольку таких самок.
В наблюдениях быстро течет время. Солнце заходит за снежные вершины гор, оттуда начинает тянуть прохладный верховой ветер. И я вижу, как из травы одна за другой поднимаются в воздух отяжелевшие оплодотворенные самки и, трепеща крыльями, медленно плывут вниз, к синим еловым лесам и зеленым полянкам. Самцы прекращают беспорядочный полет и гроздьями повисают на растениях.
Жаль расставаться с нашей приветливой полянкой, с дремучим ущельем, покрытый еловыми лесами, со степным раздольем горных склонов. Но пора продолжать путь дальше, кверху к урочищу Ассы. Там, выше горных лесов, — обширная высокогорная равнина. Туда и лежит наш путь.
Ассы — страна курганов
Дорога петляет рядом с горным ручьем. Теснятся к ней елки, местами высокие и обрывистые скалы. Но вот внезапно кончилось глухое ущелье. Все осталось внизу: и бурлящий ручей, и стройные ели, и зеленые полянки. Перед нами совсем другой мир: широкие, слегка всхолмленные зеленые дали, и сразу же на округлом бугре над ущельем я вижу едва заметные камни, выложенные кругами. Эти следы деятельности человека очень древние и, наверное, что-то означали, для чего-то были предназначены. Быть может, в этом месте в самом начале раздольных летних пастбищ после долгого подъема по занесенному ущелью ранее совершали религиозные обряды скотоводы, древние обитатели этой земли.
Пологие и гладкие, будто выутюженные, зеленые холмы кое-где покрыты щетками колючего высокогорного татарника. К его зарослям не подступишься, со всех сторон растения торчат очень острые колючие и длинные шипы.
Голубеет земля от приземистой и ароматной зизифоры — ближайшей родственницы богородской травки. Ее тоже не ест скот. Среди нежно-голубых цветков этого растения кое-где встречаются чисто белые. Не для ночных ли насекомых предназначены они: в темноте самый заметный цвет — белый.
Между холмов с гор по сочащейся водою почве тянется темно-зеленая полоска зарослей луговой растительности. Это так называемые сазы. В одном месте над ними воздух жужжит от множества реющих над землей мух-сирфид или, как их еще называют, цветочных мух. Мне кажется странным, почему именно это место избрали для себя насекомые.
В стороне, к югу, откуда течет ручей Тургень, виднеется несколько домиков. Там магазин для кочующих скотоводов. В понижении с востока на запад течет небольшой ручей Чимбулак.