— Скажите, что же случилось? На прошедшем недавно совещании у директора завода чувствовалось подчеркнуто благоприятное отношение к конструкторам, и в частности к вам. Недалек тот день, когда Ф-20 будет готова. Кстати, почему А-51 стала называться Ф-20?
Этот вопрос вывел Грабина, как мне показалось, из мимолетного очень неприятного душевного состояния.
— Потому, что конструкцию А-51 мы подвергли серьезной переработке, после чего директор приказом присвоил ей наш заводской индекс Ф-20.
— Почему Ф, а не Г? Существует порядок — индекс любой конструкции обозначает фамилию главного конструктора.
— Я предложил коллегам-конструкторам для индекса выбрать букву, которая была бы нейтральной как к моей, так и к другим фамилиям. Наше решение я считаю самым правильным и демократичным. Конструкция любой машины — это труд не одного главного конструктора, а целого коллектива. Ф-20 принадлежит всем и каждому в отдельности.
Василий Гаврилович убедительно рассеял мое недоумение.
— А теперь слушайте… По существу дела, ради которого я побеспокоил вас. Сказать вам коротко или подробно?
— Готов слушать до утра.
— Начну по порядку. В военных кругах глубоко утвердилось мнение: Красной Армии нужны универсальные и полууниверсальные пушки. Их назначение — вести борьбу как с наземными, так и с воздушными целями. Понятно?
— Вполне.
— Сторонники этого направления есть и в верхах. Им противостоят люди другого курса. Идет глухая и глубокая борьба. Мы убеждены — Красной Армии нужны пушки более легкие, стало быть, и более маневренные. Это пушки специального назначения: зенитные и противотанковые, а по организационной принадлежности — дивизионные и полковые. В ближайшее время, о чем красноречиво говорят иностранные журналы, Англия, Америка, а теперь и фашистская Германия начнут разворачивать производство танков и новое для них вооружение. Танки будут не такими, какими англичане пытались нас пугать во время гражданской войны… Танки без пушек — просто хорошие повозки. Они будут вооружать их мощными огневыми средствами, то есть новыми скорострельными пушками. Вот посмотрите…
Василий Гаврилович развернул лежавший на столе ватман. Читаю: проект дивизионной 76-мм пушки Ф-22. Я, конечно, ничего в нем не понял. Распрашивать постеснялся. Линии, линии и цифры.
— Говорят, скоро приедет к нам Тухачевский. Вот вы ему это и покажите. Вас обязательно поддержат… Если пушка Ф-22 будет лучше Ф-20, почему бы военным не уцепиться за нее?
— У вас ангельская душа. Не так все просто, как вы представляете… — тоном учителя возразил Грабин.
Теперь все мне показалось в другом свете — и наш завод, и наша работа вчера и позавчера…
— Если бы у нас, — вновь заговорил Грабин, — Ф-22 была сейчас в натуре, в металле, то ей все равно не пробиться в Красную Армию. Универсалисты неумолимы. Они и слушать не хотят о пушках специального назначения. Они кивают на Англию, Америку и твердят: «Там не меньше нас понимают». Другие технические решения они отвергают с порога. Мы говорим: «Универсальные и полууниверсальные пушки тяжелы и неманевренны». Они: «Вы ретрограды. В Горьком уже действует автогигант. И ваши намеки на лошадок абсурдны». Трудно себе представить, когда и кто излечит наших военных и многих конструкторов от губительного поветрия универсализма. Кстати, Ф-22 тоже будет иметь угол возвышения ствола 75 градусов. Эту уступку мы делаем универсалистам преднамеренно и ради одного — вызвать у них к ней интерес. А вообще говоря, ни Ф-20, ни Ф-22 не способны сбивать самолеты. Их возможности ограничиваются только ведением заградительного огня. Только и всего…
— Василий Гаврилович! То, что вы рассказали, мне думается, не должно вызывать тревогу. Вы не один. С вами завод, директор, партийная организация. Надо…
— Наивный вы человек! Не далее, как вчера, примерно часу в девятом вечера в КБ заходит директор завода. Первый визит и в такой поздний час? Я встал. Поздоровался. Предложил Леонарду Антоновичу садиться к столу. Он отказался. Стоим друг против друга. Глаза в глаза. Молчим. «Зачем, — думаю, — ко мне пришел директор?» Оказалось, даже приблизительно не смог угадать.
«Слушаю вас, Леонард Антонович!» — начал я первым. Догадываюсь, что ему нелегко начать разговор.
«Василий Гаврилович, — наконец заговорил он, — чтоб впредь не было между нами никаких неясностей и недоговоренностей, сообщаю вам, что принято окончательное решение — новыми проектными разработками завод заниматься не будет. Мы же на хозрасчете. Из этого и вытекает и роль вашего КБ! Оно должно помогать цехам выполнять поступающие заказы. И только. Надеюсь, все ясно?»
«Вполне…»
«Так вот, оставьте лучших конструкторов для успешного завершения работ по Ф-20 и текущих дел по серийной пушке Ф-19, а остальных будет рациональнее отправить во Всесоюзное орудийно-арсенальное управление для использования на других заводах».
Я не был готов к такому разговору. От кого-кого, а от директора, окончившего ту же академию, что и я такого безрассудства не ожидал. Только усилием воли сдержал гнев и спокойно ответил ему: «Приказы не обсуждаются а выполняются…»
Молчим.
«Товарищ Радкевич, прошу вас об одном — не торопиться с отсылкой конструкторов в Москву».
Василий Гаврилович умолк. Мне хотелось как-то поддержать его.
— Радкевич струсил. Как же тогда он командовал бронепоездом?!
— Вот такие дела. Надо ехать в Москву. Будь что будет! В четверг одолжите мне редакционную лошадь доехать до вокзала.
— Нет вопросов. Только, Василий Гаврилович, имейте в виду, раньше чем за час от Калининского поселка до города не доехать.
Экстренное заседание партийного комитета. На повестке дня сообщение директора завода. Присутствуют члены парткома и Грабин.
— Товарищи! — взволнованно начал Радкевич — Народный комиссар тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе вчера поздно вечером позвонил по телефону и сказал, что необходимо неотложно создать условия для нормальной работы Грабина, которому наркомат поручает создать новую «машину». На все работы и представление опытного образца для испытания дается восемь месяцев. Товарищи, срок исполнения небывало жесткий. Он наполовину меньше, чем нам давали на Ф-20, по которой мы имели необходимую техническую документацию. Проектировать же новую пушку придется с нуля. Я даже мысленно не представляю, какой она будет. Но приказы не обсуждаются. Задание товарища Орджоникидзе для нас закон. Новой дивизионной пушке калибра 76 миллиметров по проекту Василия Гавриловича присвоен индекс Ф-22. Ее заказывает и финансирует Главное военно-мобилизационное управление (ГВМУ) наркомата тяжелой промышленности. Меня тревожит только одно — давайте об этом по-большевистски спросим начальника КБ: хватит ли у вас сил справиться в срок с предстоящим объемом работы?
— Хватит, — твердо ответил Грабин. — Хватит!.. Если мы каждый на своем месте будем трудиться честно. Конструктор не делает детали для пушки. В этом нам должна помочь администрация, инженеры и все рабочие завода. Давайте здесь договоримся: «Борьба за Ф-22 дело чести всего коллектива завода!»
— Пушка Ф-19 образца 1902/30 годов, что мы выпускаем теперь, с точки зрения конструктора, — полумера, вчерашний день. Нам технически отставать от Европы в вооружении — подобно смерти. Мне пришлось некоторое время работать в одном КБ с немецкими конструкторами по артиллерии. В конце прошлого года они возвратились в Германию. По договору они проектировали пушки для СССР и хорошо знают их тактико-технические характеристики и боевые возможности. Такое обстоятельство нас должно лишний раз убедить в том, что нельзя непроизводительно терять ни одной минуты…
Грабин сел на стул и вынул из кармана платок. Все время ценой больших усилий Василий Гаврилович сдерживал волнение. Лицо его то пламенело, то покрывалось белыми пятнами. Он хорошо понимал главную трудность завода и знал, сколько еще в цехах действует пунктов по ликвидации неграмотности, кружков технического минимума. Но Грабин видел, что молодой рабочий коллектив полон сил и веры в то, что одолеет любые трудности. Обязательно одолеет!..
Со стороны может показаться, что Грабин, отхлопотав право на проектирование Ф-22, очертя голову бросился в водоворот таких дел, неудача которых повредит не только ему, но и всему коллективу завода, однако он знал, что делал. Идею своего орудия, как после выяснилось, Грабин давно выносил и выстрадал. Она его манила с такой же силой, с какой огонек в степи осенней ночью манит путника.
Заседание прошло без прений. Директор в заключение сообщил:
— Завтра выйдет приказ об организации опытного цеха для Ф-22. Его начальником, по предложению товарища Грабина, назначаю Ивана Андреевича Горшкова.
Члены парткома, попрощавшись друг с другом, молча заторопились кто домой, а кто на завод.
Василий Гаврилович пригласил меня пройти на сборочную площадку Ф-20. Пушка выглядела дородной купчихой. Стоит торжественно. Ствол смотрит в зенит. Отлаживаются подъемный и поворотный механизмы. Дмитрий Иванович Румянцев легко вращал маховики. Как всегда, он был веселым, а в делах шустрым и проворным.
— Вот на таких умельцев моя надежда, — сказал мне Грабин, когда из тесовой городули мы выходили в цех, грохочущий и лязгающий кранами и железом.
Подошли к большому карусельному станку. Нас встретил начальник отделения Василий Михайлович Иванов. Он лично обрабатывал второй обод колеса для пушки Ф-20. Короткая стальная стружка из-под резца не сворачивалась в блестящую пружину и не сваливалась мягко с рабочего стола, а стреляла горячими обрывками.
Иванов берег дорогостоящий станок и дефицитный инструмент. Кузница подала ему такие заготовки, которые рабкоры цеха окрестили «слонами». Иванов сокрушался, но поделать ничего не мог. Для него плановый отдел завода — звезда далекой Галактики!
— Эх, кузнецы, кузнецы! — глубоко вздохнул Грабин и покачал головой. Ему пока тоже не по плечу одолеть плановый отдел и его начальника Власенко.