Брезгливо скривив губу, Одиссей отвёл взгляд и от души сплюнул на палубу. Он уже начинал жалеть о своей хитроумной идее. Остальной экипаж с удовольствием любовался стройными фигурками, а вкрадчивые голоса сирен в это время медленно заползали через ухо в голову героя и ощупывали изнутри его череп своими клейкими усиками, вызывая нервную дрожь…
— …как поцелует меня, сразу ниже пупка сладко ноет…
— …ощупью не распознать, где там груди, а где ягодицы…
— …нет, не бывает, увы, у тритонов растяжек на бёдрах…
— …раньше волосики тут, на подмышках, курчавыми были, а от бальзама того распрямились они в одночасье…
Багровый от смущения Одиссей громко завопил, пытаясь докричаться сквозь воск хоть до кого-нибудь из команды, но воины в кои веки проявили усердие и запечатали уши крепко-накрепко.
А голоса всё не смолкали:
— …там, где потело весь день, к ночи мелкая сыпь появилась…
— …значит, дельфины всегда от массажа простаты шалеют?..
— …мой сладко-липкий малёк, медовунчик мой масенький, сюсик…
— …ох, у меня над хвостом во-от такой целлюлит, посмотрите…
— …всё-таки как хорошо, что у нас есть сообщество бабье…
В голове у бедного Одиссея помутилось, и голова бессильно склонилась на грудь. К счастью, рулевой случайно оглянулся и увидел, что с хитроумным героем творится что-то неладное. Всполошённые матросы изо всех сил упёрли в песок длинные рукоятки вёсел, затем начали понемногу выгребать на глубину. Как только корабль отошёл от острова достаточно далеко, воины отвязали своего предводителя от мачты, бережно уложили на палубу и смочили ему губы на редкость кислым вином с острова Эола. Одиссей чуть шевельнул ресницами. Перед глазами мелькали светло-серые тени вперемешку с тёмно-серыми, в висках пульсировала тянущая боль.
— Что с тобой? — спросил обеспокоенный рулевой. — Неужели напевы сирен повредили твой рассудок?
— Поверь, наш рассудок не в силах вынести их песни, — прошептал Одиссей, и его глаза опять закатились под лоб.
Чуть спустя:
— Девки, а может, они, мужики — не козлы временами?..
Фальшивая нота в общей мелодии прозвучала настолько неожиданно, что все оцепенели и медленно повернули головы. Широкоплечая сирена, сидевшая посередине каменной площадки, соскочила со своего насеста, подхватила с земли увесистую дубинку и быстро заковыляла к крайней участнице посиделок. Та боязливо съёжилась и закрыла лицо ладонями.
Подойдя к нарушительнице гармонии, сирена внимательно осмотрела её со всех сторон.
— Значит, хотите сказать, что вы нашего, женского полу? — грозно вопросила она.
— Да! Разумеется, да! Я… э-э… настоящая… то есть… э-э… реальная ваша подруга!.. — проблеяла подозрительная особа неестественно тонким голосом и незаметно поправила сползшие чешуйки. Бдительная сирена поджала губы, покачала головой и постучала по ладони дубинкой.
— Кто вам пароль сообщил и за пол ваш хвостом поручился?
Крайняя покраснела, втянула голову в плечи и промолчала. Сирена нагнулась, сильно дёрнула за хвостовой плавник, и тот остался у неё в руках, обнажив волосатые ноги.
— Видите, как мужики к нам на форум мечтают пробраться? — воскликнула сирена, держа хвост на отлёте брезгливо растопыренными пальцами. — Знайте же: каждый козёл здесь бессрочным карается баном!
И она так приложила самозванку дубинкой по лбу, что та без чувств выкатилась за пределы площадки.
Аркада
Хитон давно протёрся во многих местах, и острые камни больно царапали кожу, но Антагор не обращал внимания на мелкие неудобства и продолжал медленно двигаться вдоль стенки, прижимаясь к ней спиной и прислушиваясь к каждому звуку. Где-то далеко в коридорах Лабиринта раздавались шорохи и стуки; несколько раз юноша готов был поклясться, что слышит короткий вскрик, но продолжал упрямо двигаться наугад в поисках спасительного выхода.
Осторожно выглянув из-за угла и не обнаружив ничего подозрительного, Антагор на цыпочках перебежал через перекрёсток коридоров и опять постарался слиться с серым камнем стены. Внезапно за его спиной шероховатая плита с лёгкостью сдвинулась, и юноша покатился по наклонному пандусу, стараясь удержать застрявший в горле вопль.
Другой конец пандуса упирался в решётку, за которой располагалась большая комната, полная людей. Зрители с восхищением глазели на него и тихо шушукались. Прямо перед запертой на замок дверью в решётке стоял стол, на нём стояли клепсидра и большой хрустальный шар, в котором плавали какие-то тени. За столом сидел полный мужчина в белоснежном хитоне с золотым меандром по краю ткани.
— Молодец, — негромко сказал мужчина и кивнул в сторону шара. — Мы видели, как ты шёл. будто по схеме. Ты случаем не прорицатель? Выпусти его, Катрей.
Стражник, к которому он обратился, с почтением кивнул и загремел ключами.
— И что теперь? — хрипло спросил Антагор. — Меня отпустят?
— Конечно, как и обещали. Ты, кстати, второй, кому удалось выполнить прохождение.
— А кто был первым?
— Не афинянин, друг мой, ты его не знаешь. Обычный местный преступник. Само собой, получил полное прощение. Сейчас держит пекарню в Фесте. Но он шёл намного хуже тебя. Вот твой приз, — Минос с трудом снял с пальца перстень с крупным изумрудом и протянул Антагору. — Предпочитаешь отплыть домой завтра утром или погостишь у меня с неделю? Тебя будут почитать как героя, народ любит победителей…
— Великий басилей! — вдруг воскликнул Катрей, указывая пальцем на клепсидру. — Он прошёл быстрее расчётного времени!
Все уставились на часы. На донышке сосуда действительно оставалось немного воды.
— Не может быть! — всплеснул пухлыми руками Минос. — Ты прошёл Лабиринт быстрее, чем это сделал Дедал с чертежом в руках! Это абсолютный рекорд Лабиринта! Тебе повезло: за такой подвиг полагается призовая игра. Катрей!
Стражник схватил остолбеневшего юношу за локоть и потащил к двери в дальней стене.
— Разумеется, придётся изменить расположение проходов, — заметил Минос и щёлкнул пальцами. Двое дюжих воинов налегли на бронзовый рычаг в стене, и где-то в толще стен заскрипели, загромыхали скрытые от глаз механизмы.
— На втором этапе вознаграждение удваивается, — сообщил Минос, — а если по пути соберёшь три черепа — получишь тройной приз! Удачи тебе, герой!
Каменная плита дрогнула и поползла вверх. Катрей втолкнул юношу в тёмный зев коридора и выдёрнул колышек, удерживающий цепь.
Рыбный день
Верзила Евдем разве что не выл от ревнивой злобы, хотя снаружи старался выглядеть расслабленным и невозмутимым. Что за смысл, спрашивается, вставать поздней ночью, ладить снасти, тратить столько сил на ловлю, если можно вот так запросто прийти под утро и за полчаса до восхода солнца наловить на простенькую удочку две корзины отборной рыбы! Можно подумать, у этого пожилого незнакомца на конце верёвки привязана самая большая рыбья драгоценность, и глупые обитатели моря наперебой стремятся её заполучить. Лучший рыбак острова угрюмо сидел над своими неподвижными удочками и думал, как бы так сделать, чтобы какой-нибудь водяной дух, злющий от несварения желудка, утащил на дно этого везунчика.
Когда конкурент, пошатываясь и кряхтя, вытащил из воды целого тунца весом никак не менее таланта, терпение Евдема лопнуло, он вскочил и решительно зашагал к своему удачливому сопернику.
— Эй, ты! — зарычал он, протягивая руку к хитону из дорогой тонкой ткани. — Это моё место! Я тут ловлю рыбу каждое утро и не позволю разным…
Незнакомец спокойно повернул голову, и пальцы Евдема тут же разжались. Не веря своим глазам, рыбак попятился, но тут же взял себя в руки и отвесил неуклюжий поклон.
— Да простит меня правитель за то, что я не узнал его сразу, — начал Евдем взволнованно.
Правитель снисходительно махнул рукой, затем жестом приказал рыбаку сесть.
— Не бойся, я не буду лишать тебя куска хлеба. Вернее, куска рыбы, — поправился он. — Просто захотелось отдохнуть от всего: от этих дурацких ежедневных забот, от склок родни и придворных. И от ожидания неизвестной беды. Расплаты за то, в чём не виноват. Знаешь, как устаёшь всё время думать: что же наконец взбредёт в голову этому завистливому сброду?
Правитель плюнул в волну, та жадно затрепетала и со вздохом откатилась обратно. Евдем охнул и боязливо отступил назад.
— Не бойся, — угрюмо скривился правитель. — Отвечать придётся только мне, да и то неизвестно когда… Безумно надоело бояться, поэтому решил жить как живётся и получать удовольствие, пока можется. Смотри, какая красота кругом — тишина, небо раскрашено в такие цвета, что хоть на мозаику переноси, рассвет прямо сердце радует. И рыбку я люблю. Особенно запечённую в сухариках под козьим сыром и с базиликом, по-критски. Под фалернское идёт великолепно, советую. А тут ещё такая наживка всегда под рукой, будь она неладна, — почему бы и не воспользоваться удобным случаем? — Правитель озорно, по-мальчишечьи хихикнул. — Ладно, не поминай лихом. Или нет, лучше помоги рыбу дотащить, ты вон какой здоровый. Держи две драхмы.
Он встал и потянул удочку. Какая-то глупая селёдка чуть не выбросилась на берег, погнавшись за ускользающей наживкой. Правитель беззвучно засмеялся, поймал рукой зелёную блёстку на конце верёвки и начал её отвязывать. Ошеломлённый Евдем во все глаза глядел на мелькающий в руках Поликрата мокрый перстень с крупным изумрудом.
Мастера
Ловким движением локтя Гефест столкнул со стола глиняный килик с остатками вина (Эпей вздрогнул и горестно воззрился на мучителя), а затем осторожно водрузил на столешницу кипу тонких пергаментных листов.
— Смотри сюда. Ты должен будешь вот по этим чертежам сделать секретное оружие. И тогда ваши наконец победят.
— Я?.. Оружие?.. — простонал Эпей и судорожно глотнул пересохшим ртом. — Великий Гефест, да я в жизни ничего сложнее крыши не делал!
— Ну так это же и есть самое главное изделие! — ободряюще хлопнул его по плечу бог-искусник. — Четыре крыши торчком поставил, сверху пятой накрыл — уже дом. Две крыши соединил под углом, сзади закрепил маленькой крышечкой — уже лодка. А здесь даже проще — ни о чём думать не надо, с расчётами можно не возиться — прочитал, собрал, сколотил; прочитал, собрал, сколотил.