Он приказал привести к нему пленных солдат и, ещё лучше, офицеров, пусть даже раненых. Он хотел узнать, будут ли русские ещё сражаться или отступят дальше на восток, к Москве.
Маршалы ответили, что русских пленных нет. Русские в плен не сдавались. Даже раненые бросались на конвоиров, погибали, но пощады не просили. Бесстрашный генерал Коленку́р сказал императору:
– Русского солдата мало убить, его ещё и повалить нужно.
– Завтра я повалю их своей артиллерией, – пригрозил Наполеон. Но сам он понимал, что на Бородинском поле его ждёт опасное, тяжёлое сражение.
Боем у Шевардина Кутузов выиграл время для возведения укреплений у деревни Семёновское. Показал врагу и силу своей армии. Но и окончательно убедился, какое грозное испытание ждёт его на Бородинском поле.
Полководцы перед битвой
На следующий день, 6 сентября, боёв не было. Но и в этот день определялось, кто победит в сражении.
Военные специалисты говорят, что полководцы выигрывают бои до их начала. Это означает, что от того, какую полководец займёт позицию, как расставит на ней свои войска, как решит действовать, какой отдаст приказ, зависит успех борьбы на поле боя. Войска ещё не стреляют, но уже сражаются умы военачальников.
Чего добивались полководцы?
Наполеону нужно атаковать русскую армию, разбить, уничтожить её – и выиграть войну. Кутузову нужно отразить эти атаки, перемолоть, огнём и штыком, их мощь. Заставить Наполеона отступить. Но наиглавнейшая задача Кутузова – не дать разбить свою армию. А как этого добиться?
Штабы обеих армий вели разведку: выясняли, сколько у противника солдат, пушек, как расставлены его войска. И оба полководца вели рекогносцировку: объезжали поле боя, определяли, где лучше атаковать противника, где он может атаковать и как его отбить. На белой лошади, со свитой маршалов и генералов, скакал вдоль поля Наполеон. А на другой его стороне, окружённый генералами, проезжал в открытой коляске Кутузов. Оба видели одно и то же поле у Бородина, но каждый по-своему думал.
Наполеон видел Старую и Новую Смоленские дороги, что вели к Москве. Он видел и русскую армию, закрывшую эти дороги. Её пехота и артиллерия расположились с севера на юг, от реки Москвы, вдоль реки Колочь, через Курганную высоту, высоту у деревни Семёновское (там, где флеши) – и далее к югу, через Утицкий лес, к деревне Утица, что у Старой Смоленской дороги.
И думал император: где ему нанести главный удар, чтобы разбить русских? Где сосредоточить для этого удара свои силы? Наполеон нашёл это место. Он и славился тем, что умел находить на поле боя решающее место, подводить к нему решающие силы и наносить в нужный момент решающий удар.
Император приказал собрать главные силы армии к Шевардину. Оттуда ударить на флеши, прорвать оборону русских войск, зажать их между реками Колочь и Москва – и там уничтожить. Было как будто у Наполеона другое, лучшее решение. Он видел, что позиция русской армии заканчивается на южном фланге, у Старой Смоленской дороги. Если там атаковать, можно обойти позицию русских и быстро достичь Можайска, где сходятся дороги на Москву. Перехватить эти дороги – и тогда армия Кутузова будет окружена и обречена. Наполеон умел и любил обходить фланги противника, окружать его и уничтожать. И опытнейший маршал Даву советовал обойти южный фланг русских войск.
Но Наполеон ответил: «Этого нельзя делать. Если мы обойдём русских, Кутузов отойдёт». Император знал, что Кутузов – мастер маневра, что не раз он достигал успеха, обманув противника. А Наполеону нужно было сражение! Во что бы то ни стало! Чтобы разгромить русскую армию и этим сразу выиграть войну. И он решился на фронтальную атаку.
Что же должен был делать главнокомандующий русской армией Кутузов? Тому, кто занимает оборону, бывает трудно решать боевую задачу. Инициатива всегда у наступающего. Это значит, что наступающий сам решает, как ему действовать. Он выбирает место, где нанести главный удар, и он же первым начинает бой тогда, когда ему это выгодно.
Следовательно, Кутузову надо было определить, где, какими силами и когда ударит Наполеон. А затем так построить оборону, так расставить войска, чтобы сорвать его замыслы. Кутузову нельзя было ошибаться. Ведь в битве решалась не только судьба русской армии и его самого…
В битве – решалась судьба России.
Кутузов видел, что главные силы врага сосредоточились против флешей, где заняла оборону 2-я армия, которой командовал Багратион. Видел нескончаемые колонны французов, немцев, поляков, итальянцев – солдат Наполеона.
Казалось бы, против главных сил Наполеона надо ставить свои главные силы. Начальник штаба Бе́ннигсен это и предложил. Но Кутузов решил иначе. То, чего не понимал Беннигсен и не понимал Даву, но то, что замыслил Наполеон, понял и Кутузов.
Он увидел, что, если русская армия расположится у флешей главными своими силами, Наполеон обойдёт её по Старой Смоленской дороге, затем всей мощью ударит во фланг этой массе русских солдат и пушек. И тогда армии придётся отступать к Москве-реке, ломая свой боевой порядок. И там драться в тяжелейших условиях – в окружении.
А Кутузову нужно было, чтобы Наполеон не обходил русскую позицию, а наступал на неё с фронта, в лоб, неся при этом громадные потери. Кутузов так и писал в Петербург государю: «Я решусь на сражение, если не буду обойдён. Ежели Наполеон будет маневрировать и обходить мою позицию, то я отведу войска и у Можайска закрою дорогу на Москву».
Оба полководца разгадали замыслы друг друга. Вот почему Кутузов не стал просто загораживаться от удара Наполеона. Нет, он сохранил за собой свободу действий, то есть инициативу.
Если Наполеон начнёт его завтра обходить, Кутузов свободно отойдёт к Можайску по широкой Новой Смоленской дороге, близ которой расположена почти вся русская армия. И Наполеону придётся всё начинать сначала. Если же Наполеон начнёт фронтальную атаку, в лоб, навалится на левое, южное крыло русской армии – Кутузов переведёт туда свои резервы и отобьёт врага.
Кутузов уверенно ждал фронтальной атаки, потому что верил в стойкость русских солдат, верил в искусство и волю Багратиона, командовавшего здесь.
Верил в 640 своих пушек, многие – мощнее орудий врага, у которого их 580.
Верил в своих солдат, хотя их и меньше, чем у противника. Правда, порой говорят, что у Кутузова солдат было 150 тысяч против 135 тысяч Наполеона. Считая солдатами около 30 тысяч ратников Московского и Смоленского ополчений. Вооружённых пиками и топорами. А те немногие ратники, что со старыми ружьями, – они ещё не успели научиться толком стрелять.
Ставить их против матёрых солдат – это ставить на убой. Выкапывать рвы редутов, выносить с поля боя раненых – да, ратники это могут. Но тех, кто обучен сражаться, – около 120 тысяч. Всего.
На них – вся надежда.
Ночь накануне Бородинской битвы
Над всем огромным лагерем русской армии воцарилась тишина.
У бивуачных костров почти никто не спал. Кто-то чистил ружьё, кто-то чинил амуницию, иные задумчиво глядели в тёмное небо, с которого падали осенние звёзды. Кончался один небывалый день, начинался другой такой же… Особое это время – ожидание боя. То вспоминались своя изба, мать и отец, ребятишки, жена… То виделся в памяти, как наяву, светлый облик спасённой иконы Смоленской Божией Матери, носимой днём от полка к полку… Защитницы… И каждый перед ней молился. И каждый знал, не думая об этом, что, быть может, он в последний раз в жизни молится перед святой иконой…
Земляки просили тех, кто останется в живых, передать последний привет и наказ родным. Братья, служившие в разных полках, сходились и молчаливо прощались.
А кто-то обговаривал слова Кутузова:
– Стойте, как часовые, позади Москва!
Десятки солдат, раненных на Шевардинском редуте, тайком покинули лазареты, вернулись в свои полки, чтобы с товарищами участвовать в сражении. К утру в русском лагере стало ещё тише. Смолк приглушённый говор. Солдаты уснули.
В лагере Великой армии с вечера ярко горели костры, солдаты пировали. Наполеон объезжал войска, они громко приветствовали императора. Но с каждым часом, приближающим сражение, людей всё сильней охватывала тревога. Днём они видели, что всё огромное поле, насколько мог охватить глаз, было занято русскими войсками. Их стойкость в бою все уже знали. И каждый француз, немец, итальянец, поляк понимал, что многие и многие не вернутся с этого поля… Может быть – и он…
В тревоге был и император. Он жаждал сражения – и колебался… То ему казалось, что русские отходят без боя, а Наполеон хотел в этом сражении выиграть не только бой – войну. И он выходил из палатки, вглядывался в огни русских бивуаков. То его одолевали сомнения: а что, если он не выиграет сражения? Не выиграет войну? Немного тревожила простуда, которая ощущалась всё отчетливее… Но с болезнью он справится!
В ту ночь не спал и Кутузов. В пустом, брошенном обитателями доме в деревне Татариново он терпеливо ждал утра. Все приказы на сражение были отданы, но старому полководцу не спалось. Он медленно ходил по комнате, иногда садился к столу, на котором была разложена карта, и снова и снова думал о том, как может наступать Наполеон и как отразить его наступление.
С рассветом солдаты Великой армии Наполеона были уже на ногах. Разрывая тишину полей, рокотали барабаны, и под их мерную дробь войскам читали воззвание императора. Он звал свои войска в сражение, обещал им победу над русскими, отдых и богатую добычу в Москве. И солдаты верили полководцу, с которым много раз побеждали любого противника.
Адъютанты донесли Наполеону, что русские не ушли, что они занимают прежнюю позицию.
– Наконец они попались! Идём открывать ворота Москвы! – воскликнул император.
Он сел на коня и поскакал к Шевардинскому кургану. Ныне здесь высится величественный монумент, а в то утро всё кипело – как же, командный пункт императора! Там его ждали маршалы и генералы, там стояли армейские корпуса и его гордость – великолепная императорская гвардия.