С одной стороны находился душ, отделенный мутной клеенкой, с другой имелся стол со стулом. Чуть дальше – какие–то тренажеры, беговая дорожка, а рядом стоял шкаф с множеством книг. На стене висел телевизор, а в стороне виднелась массивная железная кровать, на которой в данный момент и размещался мой предположительный пациент.
Пациент…
Он тоже не оправдал моих ожиданий. Я ждала хилого, прикованного к постели человека, который не может физически о себе позаботиться, а увидела татуированного, перекаченного здоровяка в черной майке и свободных спортивных штанах. На голове и подбородке мужчины была достаточно густая поросль волос, которая значительно скрывала его лицо. Единственное, что мне удалось разглядеть, – это цвет его черных глаз. Но в данный момент эти глаза неотрывно смотрели в одну точку, вызывая во мне некий озноб от ужаса и страх.
До чего же мрачный тип!
На первый взгляд, нормальный, здоровый мужчина… И лишь некая глубокая отстраненность, немигающий взгляд и явная потеря его связи с реальностью говорили о том, что с ним что–то не так. Он даже не шевельнулся, когда мы вошли, продолжил сидеть, словно застывшая статуя, совсем не реагируя на нас.
– Что с ним? Он всегда такой? – не сдержалась.
– Нет. Это временное действие специального препарата. Он слишком буйствовал, – отвечает Игорь Максимович. – Завтра он сможет более или менее понимать происходящее, и тебе нужно будет его покормить, отвести помыться и проследить, чтобы он выпил лекарство. А если упросишь его побриться, – добавляет с ухмылкой, – получишь премию от хозяина в двукратном размере!
– А с этим проблемы? – уточняю.
– Мы могли бы его вырубить и подстричь, но Макар Егорович дал ему возможность выбора, – объясняет. – Почему–то не стричься для него равноценно жизни!
– Тогда зачем его стричь, если ему это не мешает? – спрашиваю, между прочим, внимательно разглядывая застывшего на кровати мужчину.
Жалко… Очень жалко его, поскольку руки были скованны наручниками на длинной железной цепи, которая могла выдержать силу настоящего гризли. Цепочка была достаточно длинной, чтобы он мог сместиться, дотянуться до книги или что–то сделать в диаметре кровати, но не более, а металлические обручи наручников настолько плотно обхватывали крепкие запястья, что на них виднелись темно–синие пятна и достаточно глубокие кровавые борозды.
– У него кровь, – бросила, не задумываясь.
– Сам виноват. Иногда у него бывают приступы, и он вредит сам себе, – без капли сожаления отвечает мужчина.
– Я могу обработать… – хотела предложить, но он меня одернул.
– Завтра обработаешь! На сегодня достаточно! Думаю, о главном вы узнали, а подробности уже завтра, – добавляет, явно давая понять, что пора уходить.
– Да, конечно! – соглашаюсь. – А можно узнать, как его зовут? – задаю последний вопрос, но не получаю на него ответ:
– Для тебя он просто пациент, можешь так его и называть! – бросает Игорь Максимович, направляясь к двери и набирая код. А я тем временем еще раз взглянула на больного… И в этот момент мужчина впервые моргнул и посмотрел на меня в ответ.
Глава 5
– Ну расскажи–расскажи! – попросила Эля, когда я вернулась домой и устало упала на диван.
– Нечего рассказывать! Обычный больной человек с ограниченными возможностями, которому нужно помогать и ухаживать! – говорю почти правду, чтобы не возбуждать интерес сестры еще сильнее. Мне почему–то казалось, что меня могут проверять на верность договору, прицепив какой–то жучок или прослушку. Поэтому я решила воздержаться от ненужных разговоров.
А почему «почти правду»? Потому что мужчина действительно с ограниченными возможностями. Пускай и не физически, но все же скованный наручниками, а это практически одно и то же.
– Скукотень! – бросила Эля, скривив рожицу. – А хозяин дома? Он какой? Красивый?
– Эль, отстань, а! – отмахнулась, разуваясь. – Лучше скажи, как мама? Как вы тут справляетесь?
– Да все как обычно! – говорит сестра. – Мама постоянно спит. Новые уколы хорошо помогают. Делала ей еще один в обед. А я… Я как всегда! Сижу в четырех стенах и ничего не вижу! А моя старшая сестра не хочет даже разговорами меня побаловать.
– Ну, Эль… Что тебе рассказать? – заворчала. – Сначала было общение. Потом подписание договора и знакомство с пациентом. А затем несколько часов мне объясняли мои обязанности: как и что делать. Мне рассказать тебе, сколько и когда мне нужно давать таблеток больному? Как я буду его мыть или убирать за ним?
– Фу–у–у, – сморщив носик, бросила Эля. К счастью, она не знает, кто мой больной и как он выглядит, иначе не отстала бы. И, признаюсь, за ним мне будет совсем не противно ухаживать. – Давай лучше о владельце! Я вводила адрес дома, который ты мне оставила в интернете, и мне высветился достаточно приличный особняк, которым владеет неизвестная личность! Кто он, колись?! – настаивает.
Для нее это все игра, забава, новые эмоции. Но ничего удивительного в том, что я видела, нет. Но Эле не обязательно об этом знать.
– Давай без имен и других подробностей! Владелец – действительно шикарный мужчина, но… К сожалению, таким, как мы, с ним ничего не светит! – сразу опускаю ее с небес на землю, и сестра обиженно надувает губки.
– Ну почему так обреченно? А история «Золушки» – наглядный пример того, как бедная девушка влюбляет в себя богатого принца…
– Дурочка ты, – бросаю шутя, потрепав ее по щеке. – В сказки веришь… Если бы они были правдой, наша мама бы не болела, папа бы не умер в автокатастрофе, а дедушка и бабушка еще были бы живы.
– Какая же ты пессимистка! – показав мне язык, отвечает Эля.
– Не пессимистка, а реалистка! – поправляю, оставляя сестру и направляясь к маме.
Приоткрыв дверь, я заглянула в комнату. Мама спала на кровати и тяжело дышала. Скоро ей нужно будет поставить капельницу. Примерно раз в три дня мы прокапываем ей специальные растворы, которые очищают организм мамы и насыщают его необходимыми витаминами, поскольку последнее время она мало ест. Эле придется и с этим помогать мне, поскольку сидеть несколько часов рядом с мамой я не смогу. Разве что ночью. Но тогда какой из меня будет работник, если целую ночь проведу без сна?
Войдя внутрь, как обычно, проделала все необходимые процедуры, измерила давление и температуру. Все более или менее в норме, но все же далеко от идеала. Врач, который занимается лечением мамы, дал нам строгое указание следить за ее состоянием и в случае, если будут какие–то проблемы, срочно звонить ему или вызывать скорую помощь. Вот такая у нас жизнь: всегда держать руку на пульсе. И это очень нелегко. Очень нелегко и страшно.
За последнее время мы с Элей потеряли так много родственников! Если не станет еще и мамы, мы останемся одни друг у друга.
– М–м–м, – застонав, мама слегка сместилась в кровати и, приоткрыв глаза, посмотрела на меня из–под слегка приоткрытых ресниц.
– Привет, – прошептала я, взяв и легонько сжав ее руку. – Как ты?
– Хорошо, – тихо ответила она, натянуто улыбнувшись мне. – А ты как?
– Все нормально. Меня приняли на работу, – радостно сообщаю. – Обещают неплохие деньги. Оклад за неделю как за месяц в больнице! Я подумала, может, все же нам удастся скопить немного средств. Или чуть позже попрошу у Макара Егоровича деньги вперед, и мы попробуем сделать операцию.
– Ален, – обрывает меня мама. – Мы уже это обсуждали. Твоя бабушка тоже болела раком. Ее трижды оперировали, затем была химиотерапия, и толку? Она умерла, так и не побыв со мной ни капли перед смертью. А я хотела увидеть ее еще хотя бы раз…
– Не говори так, мам! – Я с трудом сдерживала слезы. Она совсем ни во что не верила и не хотела бороться. Совсем. – Раньше было другое время. Сейчас медицина прогрессирует. Даже на четверной стадии рак излечим.
– Кто тебе такое сказал? – с неким сарказмом говорит мама, отворачиваясь от меня.
– Я говорила с доктором. В его практике такого не было, но…
– Вот давай и закончим на этом! – невозмутимо обрывает мама. – Я даже не хочу об этом говорить.
– Мам…
– Ален, не надо! Ты ведь у меня умная девочка. Все понимаешь.
И все… Как с ней спорить? Я просто не знаю, как поступать дальше.
– Ладно, поспи. Поговорим в другой раз, – всего лишь говорю, поцеловав маму в лоб.
Я покидаю ее комнату, иду в кухню и быстро что–то перехватываю. Затем принимаю душ и, переодевшись в пижаму, захожу в спальню. Эля сидела на своей кровати и что–то клацала у себя в мобильном телефоне, довольно улыбаясь.
У нее были подруги – это хорошо, и время от времени девушка проводила с ними вечера, на что я реагировала нормально: общение с другими людьми ей необходимо. Это я всю свою подростковую жизнь провела за книгами и в учебе, так и не обретя ни одной нормальной подруги или постоянных отношений. За последние пять лет у меня был только один парень, с которым встречалась чуть больше полугода. А затем ему просто стало со мной скучно, и он меня бросил. Мне было больно, потому что у меня были чувства. Поэтому в дальнейшем с опаской подпускала к себе парней. В итоге больше года у меня нет отношений и секса.
У Эли должно быть все по–другому. Ей нужны перерывы и отдых. Достаточно уже того, что я пожертвовала себя на «съедение» обстоятельствам, проблемам и быту.
– С кем переписываешься? – поинтересовалась, прыгая под одеяло.
– Да так… Машка! – отмахивается, быстро спрятав телефон под подушку, что меня насторожило.
– Машка? Новая подруга? Ты никогда о ней не говорила, – замечаю, и Эля заметно начинает нервничать, не поднимая глаз. Врет.
– Познакомились недавно! Давай спать! – сразу добавляет, выключая светильник и скрываясь в темноте.
– Спокойной ночи! – говорю, решая не продолжать эту тему. Не хочу превращаться из сестры в заботливую мамочку. У Эли тоже могут быть секреты.
– Спокойной ночи, – говорит сестра, и комната погружается в угнетающую тишину.