Сидеть вот так, в кафе, пусть даже всего лишь с чаем, ей удавалось нечасто. Работая на двух работах, она редко освобождалась раньше девяти вечера, и хотя подруги частенько звали ее скоротать вечер в ресторане, она всегда отказывалась. После работы ныли не только руки, но и все тело, и, как правило, Полина мечтала лишь об одном – добраться до дома, принять горячий душ, съесть заботливо приготовленный мамой ужин и забраться в постель с книжкой или пультом от телевизора.
Днем она убирала квартиры, успевая на два, а то и на три адреса. В рюкзаке Полина всегда носила десять связок чужих ключей, потому что в качестве домработницы была нарасхват и имела ровно десять постоянных клиентов, не гнушаясь и разовых заказов. По вечерам, когда уборки заканчивались, а довольные хозяева возвращались с работы в свои чистые, прибранные ее руками квартиры, она еще подрабатывала вечерней няней. Забирала своих подопечных постарше из кружков и секций, укладывала спать малышню, родители которой решили сходить в театр или гости, помогала делать уроки, читала перед сном. Иногда, в случае необходимости, даже оставалась ночевать.
Она понимала, что ее работа совершенно непрестижна, тем более для такой умницы и красавицы, которой она с детства привыкла себя считать. Но так уж сложилась жизнь. Закончив унылый филфак, Полина ни минуты не собиралась работать в школе. Рассказывать современным деткам про Сонечку Мармеладову и искать тихую прелесть в «Медном всаднике»? Нет уж, увольте. Работа в пыльных офисах от звонка до звонка ее тоже не прельщала, а получить финансовую самостоятельность и слезть с папиной шеи, на которой и без нее умещалось слишком много народу, хотелось.
Полина была уверена, что зарабатывать деньги не стыдно любым способом, за исключением криминального. Сначала она устроилась няней к младшему брату своей подруги. Затем ее «передали по наследству» дальше. Потом Полина увидела объявление в газете о том, что требуется домоправительница в загородный особняк, и так пошло-поехало. Не всем же полком командовать!
Ее жизнь ей самой напоминала бег по кругу, в котором не осталось ничего, кроме работы, чужих квартир и чужих детей. Вначале ей нравилось, что она такая востребованная, такая самостоятельная и финансово независимая. Она помнила, с какой гордостью покупала себе машину – не самую дорогую, но все-таки новую иномарку. Потом стало надоедать, потом стало невмоготу, а потом умер папа, и о том, чтобы бросить одну из работ, отказаться хотя бы от одной квартиры или хотя бы от одного, самого капризного ребенка, уже не могло быть и речи.
Она и малыша своего потеряла только потому, что надорвалась. И знала, что никто не виноват в ее беде больше, чем она сама. И понимала, что, повторись подобная ситуация, она снова поступила бы так же. Не на маму же было вешать задачу прокормить семью!
После смерти отца мама вообще напоминала ей маленького, потерявшегося ребенка, который бредет, не разбирая дороги, неведомо куда, смотрит затравленным взглядом, размазывая слезы по щекам, но не останавливается. В их семье все и всегда решал папа, а когда его внезапно не стало, как-то незаметно старшей в семье стала Полина. Она не сразу осознала, что вдруг превратилась из балованного, пусть и тридцатилетнего, но ребенка во взрослую, умудренную жизненным опытом женщину. А когда осознала, менять что-либо было уже поздно. Да и не хотела она ничего менять.
На деревянный помост кафе вступила незнакомка. Была она, как и Полина, совсем одна. Прошла за столик, расположенный тоже в уголке, но ближе к улице, уселась, аккуратно разместив на соседнем стуле большую сумку, представляющую собой обычный холщовый мешок на веревке. Женщина и одета была очень просто – в длинный, бесформенный льняной сарафан. Ее единственным украшением оказались распущенные волосы – длинные, густые, блестящие, закрывающие плечи и спину почти до поясницы.
Наблюдательная Полина успела обратить внимание на ее руки – тонкие, изящные с длинными нервными пальцами и тщательно наманикюренными блестящими ноготками. Каким-то особым, элегантным и в то же время хищным движением женщина запустила пальцы в свою гриву, повела сверху вниз, как расческой, откинула волосы назад, запрокинув гибкую белую шею.
Непонятно отчего, Полина решила, что она художница. Было в кошачьих движениях женщины что-то, наводящее на такую мысль. Никакого альбома или папки с рисунками при женщине не было, но Полина прямо видела, как она устраивается на набережной, у Волошинского дома, ставит переносной мольберт и начинает быстро набрасывать морской пейзаж, причем обязательно сангиной.
«Ей не по карману есть в таком кафе, – запоздало подумала вдруг Полина. – Надо бы ее предупредить, а то постесняется уйти, как я».
Однако бежать к столику незнакомки, к которому уже подошла официантка, было поздно. Женщина с ленивой грацией пантеры открыла принесенные ей большие листы меню, быстро пробежала его глазами и сделала заказ: греческий салат, двести граммов жареной барабульки, белую фасоль, тушенную с баклажанами и помидорами, и бокал красного вина. Ужин тянул больше чем на тысячу, но, судя по всему, художницу это нисколько не смущало. Полине стало смешно от своих мыслей.
Пялиться на незнакомку дальше уже граничило с неприличием. Залпом допив свой, уже изрядно остывший чай, Полина рукой сделала знак официантке принести счет. Его подали в маленьком деревянном бочонке. Это было стильно и довольно необычно, так что Полина поняла, отчего здесь такие цены – за выпендреж нужно платить.
Выйдя из кафе и мельком заметив, что художнице уже принесли салат, который она с аппетитом и ленивой грацией принялась есть, Полина повернула обратно. Летние вечерние сумерки уже спускались на набережную. Вдоль балюстрады зажгли желтые фонари, отбрасывающие на брусчатку причудливые тени, толпа на площадке джазового фестиваля становилась все плотнее, это Полина видела сквозь сетку забора, поэтому она ускорила шаг, прижимая к боку маленькую сумочку с телефоном и кошельком.
– Привет, ты на концерт или с концерта? – На остановившего ее долговязого, крепкого, довольно симпатичного молодого мужчину Полина уставилась с легким недоумением. – Да не смотри ты на меня так, – засмеялся он. – Мы сегодня на пляже вместе были. Я на соседнем с тобой лежаке расположился. Не помнишь, что ли?
Полина не помнила. Мало ли кто лежит на соседних лежаках! Как правило, до посторонних людей ей не было никакого дела, и, обладая природной наблюдательностью, она обращала внимание на то, что по какой-то причине вызывало ее интерес, выбиваясь из общего серого ряда. Художница в кафе выбивалась, а держащий ее за руку повыше локтя парень – нет. Руку она аккуратно высвободила.
– Да не пугайся ты так, я ж тебя не съем. – Парень снова засмеялся, обнажив великолепные белые зубы, такие ровные, что Полина невольно подумала, что искусственные. – Ты что дикая какая?
– И вовсе я не дикая. – Она независимо пожала плечами. – Я тебя на пляже не заметила даже. – Пренебрегая правилами приличия, она тоже обратилась к парню на «ты». По виду он был если и старше ее, то точно ненамного.
– Меня Константин зовут. Костик, – представился он. – Я тут уже целую неделю. Так что я так уже точно дикий. На пляже все сплошь бабки и дедки, не с кем словом перекинуться. А тут смотрю, ты появилась, молодая, симпатичная. Есть с кем скоротать вечерок в приятной компании.
– Ну, для этого я тоже должна убедиться, что компания приятная, – отрезала Полина. Язычок у нее был острый, и за словом в карман она никогда не лезла, так что Костик даже слегка оторопел от ее прямоты. – Но, в общем, против пляжных знакомств, – она сделала упор на слове «пляжных», – я ничего не имею. Но ты сразу имей в виду, что курортные романы в мои планы не входят. Я отдыхать приехала, а не приключения искать себе на пятую точку.
– Да ладно, я тоже не Дон Жуан, – рассмеялся ее новый знакомый. – Мне просто бы с кем-нибудь на концерт сходить, по набережной погулять. Ничего такого, что грозит приключениями.
– Вот это хорошо. Тогда сговоримся. Меня, кстати, Полина зовут, – представляясь, она чинно сложила правую руку лодочкой.
– Красивое имя, – кивнул Костик. – Ну что, по пиву?
Еще три минуты назад никакое пиво в ее планы не входило, но сейчас Полина представила запотевшую кружку с белой шапкой пены и судорожно сглотнула.
– С рыбкой? – уточнила она.
– А как же. – Он засмеялся, снова блеснув своими шикарными зубами. – Не бойся, я угощаю. За знакомство.
– Ладно. – Полина хотела было заявить о своем попранном равноправии, но вспомнила, как мама называла ее транжирой, и решила смолчать. – Куда пойдем?
– А в «Зодиак». Была там?
– Нет, мы ведь только вчера приехали, – ответила Полина, тактично умалчивая, что в ее планы по питанию входят исключительно столовые.
– Ну вот, заодно и посмотришь. Есть будешь?
– Не буду. – Полина благоразумно решила не объедать своего нового знакомого в первый же вечер. Выглядел он открытым и располагающим к себе, но его истинные намерения в отношении ее еще следовало прояснить. Недотрогой она не была и постоять за себя умела, вот только тратить ценное отпускное время на ненужное и тягостное выяснение отношений и постылое ухаживание ей было жалко.
Кроме того, дома оставался ее верный рыцарь Серега, в гражданском браке с которым Полина прожила два последних года. Серегу она не любила ни капельки, то прогоняла его прочь, то снова подпускала к себе, потому что других вариантов не было, а быть совсем одной, когда тебе за тридцать, вроде как и неудобно. Серега очень ей помог, когда не стало папы, поэтому последний год она терпела его присутствие рядом просто из благодарности.
В какой-то момент, когда Полина узнала, что беременна, она вдруг понадеялась, что все у них еще, может, и наладится, живут ведь люди без любви. Кроме того, Серега-то ее как раз любил, в этом она даже не сомневалась, а что ответное чувство никак не вспыхивало, так и бог с ним. Надежный, непьющий, любящий. Пусть целует, а она будет подставлять щеку.