Чарли улыбнулся и поговорил с мамой и бабушкой еще – о том, что они видели, о том, как жили. Робинсон тоже слушал, женщины хохотали, их девочка училась, и вскоре даже у него на губах расцвела улыбка.
– Смерть, – поведал Чарли на обратном пути, – приходит ради исторических перемен. Он приходит, чтобы наступил конец тому, чему, казалось, не будет конца.
Робинсон кивал, а вечером они ели цыпленка по-каджунски с пряным рисом, и Робинсон впервые начал непринужденно рассказывать, даже болтать – о виденных им людях, о знакомых ему местах, о политике, о своем любимом бейсболе, о том, что через каких-нибудь лет двадцать «Чикаго Кабс» снимут наконец проклятие, которое наложил на них мужик с козлом, и возьмут все будущие сезоны, вот увидите.
– В Нью-Йорке начну все сначала! – провозгласил Робинсон, когда они с Чарли, сонные и объевшиеся, брели в гостиницу. – Я думал, моя жизнь кончена, ан нет, совсем нет, как раз все отлично, хорошо, мне давно нужна была такая встряска. Тебе знакомо чувство, будто ты просто играешь роль, живешь, как должен, – потому что так надо? Я словно бы всю жизнь притворялся, а теперь… теперь я – это я. Я стал новым. Смерть скоро придет? Я хочу с ним поговорить, хочу узнать его впечатления о мире.
Чарли, немного под хмельком, пожал плечами.
– Ну, наверное… Смерть придет, если его призвать. По-моему…
– Что такое Смерть? Какой он?
– Для каждого разный.
– Но умирают все.
– Да.
– Как же Смерть может быть разным?
– Он… иногда он… иногда он ураган, а иногда – доброта; иногда он бескрайняя боль, а иногда… Впервые мы видим Смерть в детстве, а в конце понимаем – он всегда был рядом, но взрослыми мы не верим, закрываем глаза, потому что нам ужасно страшно, а он… Я очень устал. Прости. Тут…
Тик-так, тик-так…
– Лягу-ка я пораньше.
– Спокойной ночи, Чарли.
– Спокойной ночи, Робинсон.
И каждый нетвердой походкой пошел к своей кровати.
Чарли вел машину.
Он вручил цветочные семена последнему сотруднику угольной электростанции, когда тот ее запер, а мужчина покачал головой.
– Что мне делать с семенами? Я потерял работу, и теперь для нас все кончено…
Так оно и было, и Смерть пришел помахать вслед людям, которые брели прочь в неясное будущее, и постоял еще, посмотрел, как рабочие в касках сносят электростанцию – сносят, потому что чуть западнее, на холмах, лежит целое поле солнечных панелей; люди брели прочь, а в разоренной пустыне – в их жизни – прорастали цветы.
Чарли вел машину.
В городке на границе Джорджии с Южной Каролиной продавец за прилавком воскликнул:
– Велосипедные шлемы – настоящие убийцы, зачем вы привезли мне велосипедный шлем, у меня в таком приятель катался, а теперь он паралитик, да, вы бы его видели, он даже есть самостоятельно не может, не может даже… Велосипедные шлемы разрушают жизнь, поверьте!
Вечером, собираясь домой, продавец не сумел впихнуть шлем в полную сумку, но подарок все-таки был от Смерти, а продавец не привык разбрасываться подобными вещами, – словом, он нахлобучил шлем на голову и покатил на велосипеде домой, и в продавца врезалась машина, которой управляла пятнадцатилетняя девчонка, и он до конца жизни страдал от хромоты и от боли в ноге, страдал и жил.
Он жил. Жил в боли, с трудом выполнял повседневные задачи, жил и любил, и его любимый любил в ответ, с такой преданностью, с такой самоотдачей, что порой продавец дивился – неужели в человеке скрыта такая сила, такая мощная способность любить? Дивился и жил.
Смерть на внедорожнике поехал в другую сторону, обошел продавца стороной.
Глава 87
Бар на морском курорте в Южной Каролине.
Снаружи неподвижно застыло колесо обозрения, на поле для мини-гольфа детвора пускала шары по склонам пластмассовых вулканов прямиком в зияющие крокодильи пасти, на песке купальщики подставляли бледные тела солнцу, потягивали холодное пиво из переносных холодильников и слушали рев океана.
Чарли с Робинсоном шли по берегу и наслаждались; запах, говорил Робинсон, запах Атлантики совсем не похож на запах там, дома, тут другие волны, и катят они в другое место, это заметно, это витает в воздухе.
В гостинице, у стойки портье, ждали двое с закатанными рукавами и в черных брюках: один – седоватый и дружелюбный, другой – молодой, светловолосый, чопорный, с широкими запястьями и раздутыми руками, к которым смешно примыкало накачанное до безобразия тело.
При появлении Чарли незнакомцы шагнули вперед, спросили:
– Простите, вы – вестник Смерти?
– Да, – вежливо ответил Чарли, и портье, для которого эта информация оказалась внове, как ветром сдуло. – Я вас слушаю.
– Мы хотим угостить вас выпивкой.
– Спасибо, но я…
Тот, что помоложе, достал из кармана кожаное портмоне, показал жетон и настойчиво повторил:
– Сэр, мы хотим угостить вас выпивкой.
Чарли раздумывал, водя языком по нижней губе, хорошее настроение таяло.
– Мне с тобой? – негромко предложил Робинсон.
Вместо Чарли ответил накачанный:
– Сэр, мы бы хотели поговорить с вестником наедине, спасибо.
– Ничего. – Чарли благодарно кивнул Робинсону. – Не переживай.
– Зайду к тебе в номер через час, – объявил Робинсон, протиснулся – слишком напористо, пожалуй, – между двумя мужчинами и зашагал к лифтам.
Заказали выпивку.
Чарли попросил апельсиновый сок, который оказался подслащенной кислятиной апельсинового цвета.
Старший визитер взял «Кровавую Мэри», младший – минералку.
Они сидели в баре, в кабинке, под теплым светом низких ламп, а за окном мелькали машины, фары, фары, гигантские грузовики спешили в дальние края, большие семейные колымаги с высокой подвеской плыли мимо: на переднем бампере висит кенгурятник, на заднем сиденье дети смотрят телевизор.
Гости представились. Старшего звали Станчак, младшего – Нельсон.
Беседу вел младший, старший же сидел с улыбкой, откинувшись на изогнутую спинку дивана и скрестив ноги.
– Мистер вестник Смерти…
– Меня зовут Чарли.
– Я видел ваш паспорт.
– Тогда вам известно, что мое имя – Чарли.
– Откуда у вас имя, позвольте спросить?
– Знаете, я слышу этот вопрос уже второй раз за неделю. У меня есть имя, поскольку я человек. Я родом из Бирмингема.
– Алабама?
– Англия.
– Там действуют законы шариата?
– Нет.
– Но вы работаете на Смерть, его вестником?
– Да.
– Так вы – британский подданный и человек?
– Да. – Чарли на подобное не обижался, для этого он слишком давно работал вестником.
– Мистер вестник…
– Чарли.
Губы Нельсона скривились от отвращения, затем он неохотно произнес:
– Чарли. Что привело вас в Южную Каролину?
– Я еду туда, куда меня посылают.
– Это куда же?
– Я бы предпочел не говорить.
– Почему?
– У врачей и адвокатов есть понятие конфиденциальности. Мой начальник считает, что в его работе, которая часто связана с работой врачей и адвокатов, тоже необходимо хранить профессиональную тайну.
– Его работа – Смерть.
– Нет. Он сам – Смерть.
– Вы знаете, где Смерть сейчас?
– Повсюду.
– Хотите нас запутать?
– Нет. Смерть повсюду.
– Думаю, мы оба понимаем, что я спрашиваю об индивидууме, известном как мрачный жнец, темный ангел, всадник Апокалипсиса.
– Вы желаете знать, где находится теперешнее физическое воплощение моего начальника?
– Да.
– Где-то позади.
– Позади?
– На дороге позади меня. Так все устроено. Я иду впереди… он следует позади.
– Но он говорит вам, куда идти.
– Да.
– Значит, если вы отклонитесь от пути – если, к примеру, вернетесь в Джорджию…
– Смерть все равно придет в Южную Каролину, впрочем, будет недоволен тем, что я не выполнил своих обязанностей.
– А какие у вас обязанности?
– Предшествовать… Господа, – Чарли с прежней невеселой улыбкой подался вперед, сунув ладони между коленей, – мне задавали эти вопросы тысячу раз. Моим предшественникам – тоже. Во времена революции, когда Смерть и Война бродили по вашим краям вместе, тогда присланные в Америку вестники слышали те же самые вопросы и давали те же самые ответы, причем они были задокументированы и доступны любому желающему. Ответы на ваши вопросы можно найти в любой библиотеке или в «Википедии». Это… это бессмыслица. Смерть приходит, мир вращается, так было всегда, и так всегда будет. Поэтому вы уж простите, но я спрошу: зачем вам понадобились эти посиделки?
Младший откинулся назад – то ли в нетерпении, то ли в раздражении, призванном скрыть неуверенность. С минуту все трое сидели молча, переглядывались, выжидательно изучали друг друга, наконец старший опустил очки и поинтересовался:
– Смерть идет на обмен?
Чарли сел поудобней, расслабился – очередной знакомый вопрос.
– Нет. В общем-то, нет.
– В общем-то?
– Мне рассказывали об одной королеве… и о матери очень больного ребенка… и о солдате где-то на юге… но то было давно. По словам прошлой вестницы, однажды Смерть вызвали на поединок в лазерном лабиринте, знаете такой аттракцион? Мысль эта якобы настолько пленила Смерть, что он принял вызов. Хотя моя предшественница могла просто пошутить, она такая. У нее тоже есть имя и место рождения. Я не знаю, кто выиграл поединок, если он вообще имел место.
Чарли ждал. Старший, задав свой вопрос, пил дальше, вальяжный, точно лев на солнышке, – живот полон, работа выполнена.
Младший глянул на старшего, вновь подался вперед, чуть покачал головой, раздраженный неторопливостью коллеги и Чарли.
– Америка может предложить…
– Нет.
– Народ Америки требует…
– Нет.
– Вы уполномочены говорить от имени…
– Нет, но я знаю, как все устроено. Любой знает, как все устроено.
– За вами следят. Вы, по вашим же словам, человек, и мы можем…
– Вам не удастся манипулировать Смертью. Угрозы в мой адрес, моя высылка из страны его не остановят, он придет.