– Да ладно!
– Честное слово.
– Он умирает?
– Наверное, да.
– Я… сама не понимаю, что по этому поводу чувствую.
– Смерть всегда печальна, – произнес Чарли, не успев даже обдумать ответ. – Иногда печальна и жизнь.
– Чарли?
– А?
– Ты там как? Голос у тебя…
– Я просто устал. Безумно устал.
– Я знаю, какой у тебя голос, когда ты просто устал, а сейчас…
– Я в порядке. В полном порядке. Совсем скоро буду с тобой.
– Смотри мне.
– Я… я позвоню, когда вернусь.
– Хорошо. Сообщи, во сколько ты прилетаешь.
– Обязательно. Я люблю тебя. Пока.
– Пока. Я тоже тебя люблю.
Чарли не повесил трубку, и Эмми не повесила. Прошло пять секунд, десять… Не выдержав тишины, он отключился.
Чарли брел по Центральному парку, потому что парк был по пути.
На просторной лужайке шестьсот человек занимались йогой. Колонки, которые доносили до толпы указания тренера, были отлажены кое-как. Звук из первой колонки вылетал на микросекунду позже звука из второй, который вылетал на микросекунду позже звука из третьей; над лужайкой гудело неумолчное эхо и не давало ничего разобрать толком.
Чарли обогнул водоем, полюбовался отражением города.
На вершине холма, усеянного сухими поникшими деревьями, тренировался с боевым посохом мужчина в оранжевом одеянии – высокий, бледный, с бритой головой. Другой мужчина, загорелый и с накачанными руками, завороженно наблюдал, потом поднялся на холм и спросил, можно ли поучаствовать.
Высокий с покровительственной улыбкой сказал – конечно, отчего же нельзя, – и начал: захваты запястья, захваты руки, броски на землю, удары ногой, бросок от бедра, через плечо, на землю, выкручивание костей и мышц, тут загорелый закричал от боли, и его отпустили.
Он немедленно вскочил на ноги и воскликнул – просто обалденно, давайте повторим!
Они повторили.
В конце мужчина в оранжевом дал загорелому посох и велел:
– Перепрыгните.
– Э…
– Возьмите посох двумя руками и перепрыгните через него.
– Ой, я вряд ли…
– Если поверите, что вы можете, то получится.
Загорелый кивнул, набрал в грудь побольше воздуха, вытянул посох перед собой горизонтально. Изо всех сил подпрыгнул, подтянул колени к груди, рывком просунул посох под ягодицы, зацепился за него ногой и со стоном рухнул навзничь.
В полумиле оттуда рыцарь джедай неутомимо размахивал пластмассовым световым мечом, небольшая толпа безучастно наблюдала.
– Это боевое искусство, – ответил джедай на вопрос Чарли. – Я постигаю пути Силы.
– Вы… актер?
Джедай посмотрел снисходительно – разочарованный, уже заскучавший.
– Это боевое искусство, – повторил он. – Я постигаю пути Силы.
Телевизионная студия.
Яркие прожектора, досмотр в дверях – дальше с оружием нельзя. Три камеры, зрительские сиденья амфитеатром, длинный изогнутый стол, удобный диван для гостей, вода в бутылках и высокие прочные стаканы. Вдоль сцены – охранники; задний план составлен из силуэтов разных городов, неоновых, ослепительных.
Чарли увидел Патрика на миг раньше, чем Патрик увидел Чарли.
– Как ты здесь?..
– Меня пригласили, – ответил Патрик, чистенький, сияющий. – И я знаю ведущую.
– Знаешь?
– Да. Она брала у меня интервью несколько лет назад. О проекте, в котором я участвовал.
– Выходит, ты знаменитость.
– Эксперт, – поправил Патрик, сверкнув улыбкой. – Не знаменитость. Садись со мной.
Чарли сел, огни погасли.
Ведущая: ярко окрашенные волосы, ровные зубы, карие глаза, ослепительная улыбка, сплошное очарование и остроумие, из-под стола видны длинные стройные ноги; изюминка ведущей – открытые вопросы:
– Что же вы почувствовали?
Первый гость: известный спортсмен.
– Да, значит, хороший, значит, получился сезон, да, и если мы, значит, в следующем сезоне выступим лучше, то будет отлично.
Второй гость: мелкий политик.
– Школьные проблемы… позвольте мне закончить… я объясню вам школьную проблему, ее постоянно неправильно понимают, постоянно, вечно думают, вот я и объясню…
Третий и четвертый гости: кандидатка в сенаторы и ученый.
– Изменения климата – это шарлатанство, обман, – провозгласила кандидатка и насмешливо запрокинула голову. – Дешевый прием левых, ученые все путают, за последние несколько лет мир стал холоднее.
– Вообще-то, – пробормотал ученый, пятидесяти с небольшим, вежливый, плохо одетый, с лицом, лоснящимся от некачественного грима, – думаю, стоит напомнить, что…
– Знаете, в чем тут дело? В том, что остальной мир хочет помешать Америке достичь экономического могущества, и только-то, хочет помешать…
Голова… У Чарли заболела голова. Он подался вперед, прижал пальцы ко лбу, мечтая заглушить барабаны внутри черепа.
Тик-так тик-так…
– Если у вас есть доказательства…
– Доказательства! Не нужны мне доказательства, у меня есть глаза, есть здравый смысл, почему американцы перестали верить в себя, вот что мне интересно, почему они…
– Но если вы обратите внимание на данные…
– Ученые хотят затуманить наш взгляд, стараются запутать нас длинными терминами…
Тик-так тик-так…
– Уменьшение объема ледников…
– Даже если и так, даже если они и правда тают, ну и что! Я хочу выращивать виноград в Мэне, замечательная идея, по-моему, пусть зим будет поменьше, уж пожалуйста…
В краю льдов…
…в краю, где деревья не растут…
Чарли, видимо, охнул, потому что Патрик вдруг посмотрел на него и, подавшись вперед, зашептал в ухо – ты что, ты что?
Ученый пришел в возбуждение, занервничал.
– Не понимаю, как человек в здравом уме может заявлять…
– Послушайте, вы просто мужчина, я просто женщина, но я толкую о желаниях людей, а не о какой-то гипотетической модели, которую вы, ребята, и расшифровать-то нормально не способны. Хватит, прозрейте, снимите розовые очки…
Тик-так ТИК-ТАК ТИК-ТАК.
– Профессор Абсалонофтсен ушел во льды, нет, вы послушайте, он ушел во льды и не вернулся, и это…
– С какой стати я должна жертвовать привычным жизненным укладом? Зачем меня заставляют делать какой-то непонятный выбор? Я знаю, кто я, знаю, как я живу, осознаю свои ценности, а вы…
– Да вы дадите мне сказать?!
– …явились сюда диктовать мне, как жить? Нет уж, к черту такой подход, к черту, бред это все, глупости и…
– Дай сказать, женщина, идиотка ты безграмотная!
Ученый воскликнул это довольно громко, доведенный то ли до бешенства, то ли до слез.
Тишина.
Ведущая, которая пустила диалог на самотек – она любила пускать диалог на самотек и упиваться процессом, – деликатно кашлянула.
– Что ж, похоже, вам не помешает остыть и…
– Как он меня назвал? – прошептала кандидатка, глаза стали огромными, лицо побелело. – Вы слышали, что он сказал, вы слышали, я хочу извинений, я требую извинений, это же… Вы женоненавистник, вы ксенофоб? Вы слышали, как он…
Чарли вдруг осознал, что рядом с ним стоит охранник и что ассистентка с гарнитурой на голове поддерживает Чарли и ведет его к дверям. Патрик семенил следом. Комната за сценой, белый свет и диван; буфет, превращенный в склад медикаментов, какая прозорливость, подумал Чарли, какая удивительная предусмотрительность.
Его усадили на диван, ассистентка с наушниками сказала, что она умеет оказывать первую помощь, и спросила, не диабетик ли Чарли. Нет. Эпилептик? Нет. Боль в груди есть? Нет. Мигрени бывают?
…да. Наверное, дело в мигрени.
Ассистентка вздохнула с облегчением. Курсы первой помощи не углублялись дальше этих основных вопросов, и хорошо, что ответ, данный Чарли, не требовал каких-то особых действий со стороны ассистентки.
Чарли пил воду, Патрик сидел рядом.
– Ты заболел.
– Я… обычное переутомление.
– Чарли. Я видел тебя на леднике. Видел в Лагосе. И вижу сейчас. Что с тобой?
– Я… У меня звуки в голове… Я, бывает, иду и вдруг слышу… слышу людские голоса, и голоса мира, и… Со мной все нормально. Нормально. Спасибо, я тебе благодарен, благодарен за участие… Я в порядке.
– Не в порядке.
– В порядке.
– Я прилетел в Нью-Йорк не затем, чтобы увидеть твою смерть. Конца этого мира я не желаю.
– А какого желаешь? – вздохнул Чарли. – Смерть чьего мира ты прилетел смотреть? Какой мир ты строишь сегодня?
Патрик обдумал вопрос.
– По-моему… По-моему, я ищу мир без страха. По-моему, лед тает, и старое уступает дорогу новому, и в Америке спорят и орут друг на друга в телеэфире, а когда все это исчезнет, когда мир перевернется и мы построим нечто новое, оно будет… может, и не лучше… но, по-моему, честнее. Мы станем самими собой. Такими, как сейчас, только без притворства. Смерть говорил, некий мир гибнет… и вместе с ним гибнет некий жизненный уклад, образ жизни, и я полагаю, что, когда он погибнет окончательно, тогда возникнет новый мир, лучше. Знаю, ты не веришь, но мир будет лучше… Мне оказана честь наблюдать за его рождением.
Чарли покачал головой.
– Пора идти, – проворчал он. – Пора… у меня работа.
– Не глупи. Даже вестник Смерти нуждается в отдыхе.
– Нет, мне… Моя работа не просто работа, она… Она – мост, она – символ великодушия, она… Я пошел…
Он пошатнулся и едва не упал. Патрик подхватил Чарли под руку.
– Идиот чертов, – выругался Патрик. – Куда тебе нужно?
Он помог Чарли доковылять до гримерок за сценой. Проходы были забиты одеждой и реквизитом, кругом сновали деловитые люди с инструментами и рациями, все гудело и шумело, из студии долетали аплодисменты, приглушенные кирпичными стенами. Чарли спросил, где найти такого-то, объяснил цель своего визита и был направлен к двери.
Чарли постучал раз, другой.
Через минуту дверь распахнули.
На пороге стоял ученый: галстук с шеи сорван, лицо хмурое, бледное.
– Чего вам? – выплюнул ученый.
Повисшие плетью руки дрожали, колени выстукивали дробь, дышал он быстро и тяжело.