– Ваш зуб, – с той же неловкой улыбкой пояснил мужчина. – Говорят, если держать его в молоке, он лучше сохранится.
Потом на голову Чарли натянули мешок – похоже, в последний раз.
Глава 103
– Наш мир, я озираюсь и вижу столько любви…
– Мы маловеры, но у нас нет необходимости высмеивать глубокие убеждения других.
– Я не вправе высказывать мнение о чьей-то сексуальной жизни.
– Все мы дети этого мира, все до единого.
– Мы возведем новый Иерусалим.
– Брак – не единственная возможность. Когда меня переполняет любовь, я выплескиваю ее на себя, на вас, на каждого человека…
– Исследования дарят нам столько же знаний о себе, сколько и вселенная…
– Пришло время перемен.
– Красота обладает ценностью; красота воплощает в себе человечность.
– Это начало новой жизни.
– Мы уже многого достигли, очень многого.
Глава 104
Чарли
открыл глаза.
Он лежал на обочине дороги.
Это было хорошо.
Чарли теперь любил на чем-нибудь лежать.
Стрекотали насекомые.
Он вдохнул запах прелой листвы.
Увидел темноту.
Ощутил асфальт.
Прохладный ночной ветерок шелестел листвой.
Чарли решил перекатиться на бок.
Передумал.
Неподалеку просвистела машина, замедлила ход – похоже, у дорожного ответвления, – повернула и помчала дальше.
Чарли
ждал.
Еще одна машина. Ослепительный свет фар, машина тормозит, останавливается, мотор не глушат, открывается дверь, хлопает, шаги, женский голос, и другой голос:
– Господи, он живой? Вы живы, мужчина?.. Он умер?..
Не умер, слава богу, господи, звони в «Скорую», набирай девять-один-один, господи, так, дай я взгляну, не двигай его, вдруг шея сломана, мистер, мистер, вы можете?..
Чарли закрыл глаза, улыбаясь темноте.
Больничная палата.
Когда Чарли смог говорить, то назвал номер Милтон-Кинс – кое-как промычал его разбитыми губами.
Чарли дали воды, потихоньку, маленькими глоточкам.
Когда он смог говорить вновь, то попросил телефон, и одна из нашедших Чарли студенток предложила свой, а Чарли сказал, что звонок международный, и будет дорого, но девушка затрясла головой и твердо заявила:
– Если дома вас любят и ждут, вы должны позвонить и успокоить.
Чарли набрал Эмми.
Гудки шли, и шли, и шли, никто не отвечал.
Он попробовал еще раз.
Нет ответа.
Чарли, весь дрожа, вернул телефон спасительнице.
– Позвоните чуть позже, – ободрила она. – Обязательно позвоните.
Чарли кивнул и закрыл глаза, чтобы поспать, и вспомнил о другом номере, и попросил набрать его.
Патрик прибыл на следующее утро, в девять. До его приезда спасительницы наотрез отказались покидать Чарли.
– Мистер, вы попали в беду, а мы людей в беде не бросаем, в наших краях так не принято.
Патрик принес цветы.
– Боже, – выдохнул он на пороге палаты. – Тебя поезд переехал?
– Похитили, – ответил Чарли. – Меня похитили.
– Кто, ты знаешь?
– Нет.
– Что говорят врачи?
– Я поправлюсь. Убить меня не хотели.
– А выглядит, будто хотели. Боже мой, – пробормотал Патрик и неловко присел на стул у кровати. – Я ведь просил тебя не усердствовать.
– Еще ты просил позвонить.
– Да, я рад, что ты внял просьбе. Слушай, если не считать… ну, сам понимаешь… – длинный взмах руки, охватывающий забинтованное тело Чарли, – ты как? Палата, тебе тут?.. – Пожатие плеча.
– Милтон-Кинс все устроил.
– Хорошо, что Милтон-Кинс хоть чем-то помог. Долго тебя здесь продержат?
– Обещали выписать сегодня.
– Да ладно!
– Врачи говорят, похитители хотели сделать больно, а не искалечить.
– Тебя… – Патрик медленно втянул губы, подыскивая тактичную формулировку, и, не найдя, выпалил: – пытали? Да? Из-за работы?
– Вот я и подумал: может, ты меня подвезешь?
Патрик подвез.
Причем, как ни странно, на наемном универсале без водителя и без кондиционера. За рулем Патрик сидел сам, стекла в машине были опущены. Чарли включил радио, нашел какую-то классику, без слов, расслабленно откинул голову на спинку сиденья и подставил лицо солнцу, пляшущему в кронах деревьев.
– Чего от тебя хотели? – наконец спросил Патрик, когда они катили к мосту Мэдисон-авеню.
– Я толком не понял.
– Тебя что, ни о чем не спрашивали? Мочили тебя и ни о чем?..
– Они хотели знать, что такое Смерть.
– Серьезно?
– Да.
– Глупый вопрос. Чокнутые, что ли?
– Вовсе не глупый.
– Да глупый же.
– Нет.
– Тебе виднее, ты у нас спец.
Поехали молча.
Музыка. Адажио для струнных, Самюэл Барбер. У каждой нации, говорил дирижер, есть свое произведение, которым она чтит память хорошего человека. У нас – вот это. Слушайте.
Чарли слушал. Может, и Патрик тоже; Чарли не знал.
Ветер из окна, запахи шоссе, плотный поток машин, рев грузовиков, солнце над головой.
Наконец Чарли спросил:
– Что такое Смерть?
Патрик забормотал – не зацикливайся, не думай, сейчас уже не важно…
Однако Чарли перебил и повторил:
– Что такое Смерть? Вопрос старый, как мир; наверное, первый в мире вопрос. Мертвые не могут рассказать, у них нет речи. Единственная гарантированная нам часть жизни – та, которую мы не в силах описать, проконтролировать и подчинить. Смерть приходит, а мы… а нам безумно страшно. Так страшно, что мы не смотрим. Так страшно, что мы не понимаем. Думаем, будто знаем, думаем, будто мы готовы, но нет. Подобно человеку, привязанному к железнодорожным путям, мы видим приближение смерти, всю жизнь видим приближение смерти – и не можем дать ей определение, хотя точно знаем, что это за пятно света на нас наступает. Чтобы видеть жизнь, чтобы чествовать жизнь, нужно знать: однажды она закончится, так было не раз, и вновь наступит жизнь, все меняется, перемены есть смерть. До чего глубокие слова, слишком глубокие для понимания, бездонные и страшные, поэтому мы задаем вопрос… пожалуй, самый человеческий вопрос за всю историю человечества. Вопрос, ответить на который может каждый, но никто никогда не ответит.
Патрик обдумал услышанное, держась в центральном ряду дороги. Потом выдал:
– Все равно глупость. Зачем из-за такого превращать тебя в отбивную? Оно того не стоит.
– Я рад, что ты приехал.
– Я и сам рад. Знаешь… может, это было моим предназначением.
– Предназначением?
– Ты веришь в Бога?
– Об этом похитители тоже спрашивали.
– Прости, я…
– Нет, в Бога я не верю.
– Смотри: мир… точнее… некий мир встречает свой конец, и меня зовут в свидетели, так? Меня зовут в свидетели, потому что я – часть этого конца. Мои поступки… Я – это перемены. Я – будущее, и тогда, по логике, я должен увидеть и прошлое, так? Ты согласен?
Чарли закрыл глаза, прижал голову к стеклу:
– Пожалуй.
– Похитители… Ты действительно не знаешь, кто они?
Чарли не ответил.
– Это тоже мир. – Патрик закивал собственным мыслям. – Может, для того я и здесь – чтобы все увидеть. Чтобы помочь… тебе. Знаешь, в моем мире влиятельным людям такое сошло бы с рук.
Дорога была длинной и бежала до самого горизонта.
Часть IX. Музыка
Глава 105
Гостиница на Манхэттене.
Чарли позвонил Эмми, она не ответила.
Он залез в горячую ванну, и по воде поплыли капли-бусинки запекшейся крови.
Позвонил Эмми: нет ответа.
Позвонил в Милтон-Кинс.
Нет ответа.
Чарли похромал в аптеку за обезболивающими. В самой маленькой бутылочке было пятьдесят таблеток, в самой большой – двести.
Он купил пятьдесят.
У прилавка – мать и дочь, спорят.
– Восьмой размер, вот залог успеха, в агентстве хотят восьмой размер, и ты должна…
– Мам, я устала, меня от всего уже тошнит, хватит лепить из меня…
– Хочешь прозябать в нищете? Хочешь быть никем? Господь наделил тебя красивой внешностью, милочка, используй ее. Пей таблетки и…
Чарли поковылял прочь.
Улица.
Шум.
Господи, пожалуйста, пусть умолкнет пусть умолкнет шум…
– …ну зачем толстухи напяливают обтягивающую одежду, смотреть противно…
– Полный отстой.
– Послушай, работает она хорошо, но хиджаб…
– …упали на пять пунктов, однако мы сорвем куш, когда откроют торги в Токио, вот увидите…
– Нет! Передайте ему, я забираю деньги, забираю и… передайте, черт возьми!
– Ох, не дружил бы ты с этими ребятами…
– Господи, в нашем районе дела и впрямь плохи, раз уже бомжи на улице появились…
– Такси!
– Он, мол, не христианин! И это заявляет папа римский! Да кто он такой…
– Я не смотрю новости. Они меня угнетают. Там одни…
КРЫСЫ КРЫСЫ КРЫСЫ КРЫСЫ
Боль нахлынула так остро, что Чарли едва не упал, ухватился за стену, тяжело задышал. Люди текли мимо. Парочка замедлила шаг, глянула; одна женщина остановилась – филиппинка в ярко-зеленой футболке и спортивных леггинсах.
– Мистер? Вам плохо?
Он очумело помотал головой и захромал дальше.
Пусть умолкнет, прошу, прошу, пусть умолкнет, очень уж…
Вестибюль гостиницы.
– Чаевые теперь прямо-таки грабительские…
– Да, но на простынях была метка…
– Ездить каждый день из Хобокена…
– …с ними на ужин, а они просто невыносимы…
– Я заказывал три больших!
– Женщины, которые стригутся коротко, специально себя уродуют, будто кому-то что-то доказать хотят…
– Впустишь непонятно кого в дом – и пострадаешь от собственного великодушия…
– Да он ни капли не старается!
Чарли добрел до лифта – в голове стучит, в теле жар.
Нужный этаж
Шаг шаг шаг
тик-так тик-так
дверь. Открыть. Электричество.
щелк
Одни и те же гостиничные номера, одни и те же повсюду, одно и то же в любой точке мира
прилеты, вылеты, прилеты, вылеты фьють самолет набирает высоту и садится где-то в точно таком же где-то в новом где-то в другом где-то с кучей людей которые всего лишь