— Он влюбился в тебя! Он в тебя влюбился и ест меня поедом! — орал доведенный до белого каления Телятников, однако на вопрос Анны: «Кто он?» — Сергей Сергеевич ответить не мог и лишь затравленно озирался по сторонам. Теперь, прежде чем открыть рот, он тщательно продумывал все, что намеревался сказать, и это во всех отношениях шло ему на пользу.
Естественно, делались попытки обсуждать тему обмена иносказательно и даже на ломаном английском и с помощью пальцев, но все эти уловки моментально разгадывались, и наказание следовало неотвратимо. В качестве легкого дружеского предупреждения из настенных часов разом, как блохи, выпрыгивали все шестеренки, а телевизор вдруг начинал говорить по-китайски. И ничего, и вполне можно было бы приспособиться и смотреть, если бы по всем программам показывали что-то, кроме рекламы американского слабительного. Все эти выходки и вывихи природы делали жизнь совершенно невыносимой, а обмен и срочный переезд — первейшей необходимостью.
Чтобы хоть как-то передохнуть и привести нервы в порядок, супруги Телятниковы решили пожить в своей старой комнате в коммуналке, но не тут-то было! Стоило им появиться в родной квартире, как запахло паленым: маленький аккуратный пожарчик выжег их комнату целиком, не пожалев ни мебели, ни обоев, и тихо погас сам собой на пороге общественного коридора. Сергей Сергеевич сидел в кухне на табурете и плакал, и смеялся навзрыд, пока вызванный на место событий домоуправ не заставил его выпить полноценный стакан водки, чем снял стресс, но ситуацию не изменил ни на йоту. После этого инцидента друзья как-то разом перестали предлагать пожить у них, и по-человечески этих людей можно было понять. Анна тоже, случалось, плакала, но было в происходившем и нечто льстившее ее самолюбию. Не стоит и говорить, что пресловутую проблему пытались обсуждать по телефону и на улице. В результате телефонный аппарат стал обычным семизначным набором соединять их с Нью-Йорком, с районом Брайтон-Бич, где все говорили по-русски, но не с американским акцентом. Большим сюрпризом явилось для Телятниковых и появление астрономических счетов за международные переговоры, тяжким бременем легших на скромный семейный бюджет. Что ж до попыток поговорить на открытом воздухе, то ноги Сергея Сергеевича были сплошь искусаны как бродячими, так и вполне добропорядочными собаками, бегавшими до произнесения им сакраментальных слов по своим собачьим делам. В местной поликлинике, где делают уколы в живот от бешенства, Сергея Сергеевича величали исключительно по имени-отчеству, а не как всех прочих — «товарищ укушенный».
В дополнение ко всему появились еще и трудности другого рода, сделавшие невозможной интимную близость супругов. Никакой, по мнению доктора, патологии — а вот не получалось, и точка! Доходило до смешного — и они смеялись, но внутреннее напряжение росло, и Сергей Сергеевич начал всерьез беспокоиться за свое психическое здоровье…
Именно обо всех этих неприятностях и думал, прогуливаясь перед центральным корпусом института, доцент Телятников. Время было обеденное, и студенческий народ высыпал погреться на солнышке, почувствовать, что и вне учебных аудиторий есть жизнь. До начала лекций оставалось больше часа, и Сергей Сергеевич с удовольствием подставлял теплым лучам свое бледное, выцветшее за зиму лицо. Умного вида студенты почтительно с ним здоровались, не потерявшие еще привлекательности студентки мило улыбались в тайной надежде, что это им зачтется во время приближавшейся сессии, и Телятников гордо плыл по этому морю всеобщего уважения и трепета. О сложившейся своей репутации изверга и педанта Сергей Сергеевич был прекрасно осведомлен, собственный образ ему нравился, и все в жизни было бы хорошо и прекрасно, если бы не осложнявшие ее домашние неприятности.
«Что-то надо делать! Что-то немедленно надо предпринять! — думал Сергей Сергеевич, пощипывая на ходу свою аккуратную докторскую бородку и пугая взглядом робких первокурсников. — Может быть, все это лишь игра теории вероятностей? — в который раз спрашивал он себя и тут же, как ученый, отметал несостоятельную гипотезу. За всем разнообразием разнузданных случайностей явно угадывалось нечто злопыхательски-единое, связанное с обезумевшей квартирой. — Надо съезжать! Надо во что бы то ни стало съезжать! Так вот просто прийти домой, взять Анну за руку и уйти, якобы на прогулку. И не вернуться! А где жить — найдется!»
Приняв такое ясное и четкое решение, Сергей Сергеевич внутренне приободрился и даже принялся насвистывать нечто отдаленно напоминавшее арию тореадора. Не в меньшей степени радовал его животной радостью и предстоящий обед, который он честно заслужил, прогуливаясь на свежем воздухе. Поднявшись по ступеням родного института, Телятников готов был уже взяться за ручку массивной двери, как вдруг заметил в двигавшемся студенческом потоке некоторое оживление, центром которого был странно одетый тщедушный человечек. В видавшем виды ватнике и захватанной пальцами кепчонке он производил впечатление инородного тела, неизвестно как затесавшегося в яркую толпу молодежи. Расталкивая студентов и как бы гоня перед собой волну, человечек держал курс прямо на Телятникова. Цель его была настолько очевидна, что Сергей Сергеевич остановился и даже сделал шаг навстречу незнакомцу. «Скорее всего, родитель какого-нибудь оболтуса, — классифицировал человечка Телятников, — будет просить за своего недоросля, напирать на старушку мать и рабоче-крестьянское происхождение. Может случиться, что и взятку предложит», — готовясь дать отпор, предположил доцент, но на этот раз ошибся. Зыркая наглыми глазами и вращая на ходу кончиком розоватого, по-кроличьи подвижного носа, мужичонка вдруг расплылся в радостной улыбке и, распахнув ватниковые объятия, буквально бросился к Телятникову.
— Сергей Сергеевич, дорогой! Как я рад вас видеть! — зачастил он, почему-то подмигивая игривым, косящим к носу глазом. Завладев рукой Телятникова, человечек схватил ее обеими лапками и принялся трясти так, будто намеревался оторвать.
— Извините… — церемонно поднял брови Телятников. — Разве мы с вами знакомы?
— Нет, конечно нет, но это и неважно! Шепетуха, профессор Шепетуха, Семен Аркадьевич! — отрекомендовался носитель ватника, делая попытки обнять доцента. Убедившись в их тщетности и отпустив наконец его руку, он достал из кармана глянцевую с золотым ободком визитную карточку и протянул ее Телятникову. Сергей Сергеевич взял предложенный ему кусочек картона и прочел, что стоявший перед ним тщедушный Семен Аркадьевич был не только профессором и доктором наук, но еще и лауреатом государственных премий, и директором координационного центра по биоэквилибристике. Несколько подавленный обилием титулов и званий, Телятников положил карточку в карман и посмотрел на доктора наук и директора. На этот раз в косых глазах человека в ватнике ясно читались острота и живость ума, а на худом подвижном лице проступила печать значимости. Даже острый нос с розоватым кончиком странным образом свидетельствовал о неординарности его обладателя. Телятников сконфузился.
— Извините, с собой не ношу. Забыл, наверное, в кабинете… — Сергей Сергеевич хотел сказать, что в жизни визиток не имел, но постеснялся.
Обычно, представляясь, и будучи спрошен о роде занятий, Телятников отвечал просто — физик. Доцент кафедры общей физики — звучало не только длинно, но и как-то унизительно. В этом сочетании слов слышалось нечто школьно-будничное и общедоступное, в то время как в коротком «физик» заключалась ностальгия по тем временам, когда профессия эта была еще в почете. Несмотря на прочное положение и солидный стаж преподавательской работы, Сергей Сергеевич все еще не мог смириться с выпавшей ему судьбой и мечтал о всенародном признании своего таланта.
— Да полноте, батенька, полноте! — успокоил его профессор. — К чему вам визитки! Кто же не знает Сергея Сергеевича Телятникова! Ваше имя теперь у всего ученого мира на языке!
Услыхав такое, Сергей Сергеевич совсем растерялся и уже не знал, что и говорить. Впрочем, от него этого и не требовалось. Взяв инициативу в свои руки, профессор коротко сообщил, что в Москве пролетом из Торонто, что направляется на конгресс в Монреаль, где запланировано его сообщение по способам окисления микролептонов.
— А о вас, батенька, очень и очень наслышан и, не скрою, давно мечтал познакомиться! — закончил Шепетуха свою короткую энергичную речь. Подхватив доцента под ручку, он стал ненавязчиво прогуливать его в сторону проходной института. — И статейку вашу прочел самым внимательным образом, с карандашиком в руке! — говорил он, семеня и подстраиваясь к шагу Сергея Сергеевича. — Прелестная вещичка! Простая по форме, но какие же знающему человеку открываются глубины! Мне она, грешным делом, напомнила одну из первых публикаций Альберта, я имею в виду Эйнштейна. Да вам за одно это надо присвоить звание доктора наук! Вы ведь не против, если защита диссертации пройдет в моем институте? — Шепетуха снизу заглянул в лицо Телятникова и по его выражению понял, что доцент был не против.
— Вот и прекрасно, дайте мне только вернуться из Канады! А на костюмчик мой не обращайте внимания — ехал на дачу, дай, думаю, загляну, может, повезет познакомиться с Сергеем Сергеевичем! И правда повезло! — радостно рассмеялся директор координационного центра и тут же серьезно продолжал: — Порой так хочется поговорить с умным, знающим человеком! Устаешь от невысказанных гипотез — все равно как от отсутствия близости с женщиной!
Сергей Сергеевич был поражен смелостью и глубиной сравнения. «Какой яркий человек! Какой тонкий, изощренный ум!» — удивлялся он про себя, боясь в то же время пропустить хоть слово, сказанное Шепетухой.
— Творческая и сексуальная энергии — одной природы! — говорил меж тем профессор. — И то и другое увлекает, заставляет с интересом жить. Вы ведь занимаетесь единой теорией поля… Я не ошибся? — спросил он вдруг.
— Да, в некотором роде… — промямлил Сергей Сергеевич, не уставая удивляться прозорливости лауреата государственных премий. — Хотелось бы, знаете, прийти к каким-то общим закономерностям…