льт, на мягкую землю укладывается подстилка из камня… Вы это знаете, конечно… Моя машина оставляет на земле такую твердую поверхность, что о какой-либо каменной подстилке даже говорить смешно. Она же полотно дороги, она же сама себе служит подстилкой!.. Или возьмите канавы вдоль пути, служащие для стока воды, так сказать обязательное оформление дороги. Тоже будут изготовляться одновременно! С помощью двух канаворежущих агрегатов, непосредственно соединенных с моей машиной…
— А в чем у вас задержка с окончанием машины? — спросил Баянов, стараясь приподнять голову как можно выше.
Такой вопрос явно не понравился инженеру Витовскому. Жизнерадостное лицо его на мгновение помрачнело. Но только на мгновение. А потом сразу озарилось обычной сияющей улыбкой.
— Совершеннейшие пустяки, товарищ Баянов, — сказал он. — Электролиз земли — дело новое, необычное в технике. Немного не ладится… Вот, бьемся, понимаете, меняем форму электродов, тех, что прикасаются к земле. Одним словом — экспериментируем!
— Что-то уж очень долго, — опять тихо заметил Баянов, опуская голову на подушку. — Может быть, в самом принципе электролиза заложен какой-либо дефект?
— Говорят, что вы еще в прошлом году обещали закончить вашу машину, — робко произнес Петров, до сих пор сидевший молча.
Витовский вздрогнул, не теряя, однако, улыбки.
— Вам ли корить меня, товарищи! — воскликнул он. — Ведь у меня опыт какой! Сколько благодарностей получил в своей жизни! Как было с разработкой прошлой машины? Пишу докладную записку министру. Получаю ответ: «Приезжайте, Владимир Александрович, ко мне на прием. Обсудим». Так и теперь. Когда я представил теоретические обоснования, то в министерстве их признали блестящими. Мало того, я вам скажу… — Витовский придвинулся ближе к больному и понизил голос: — Вы понимаете, какое дело, — продолжал он, немного задыхаясь от волнения. — Заграница признала! Да, да! Представьте себе, раскрываю я вчера «Меканикс» и что же вижу? Перепечатали мою статью, опубликованную мною еще в прошлом году в журнале «Дорожные машины». Мало того, что перепечатали, так еще приписка есть: «Известный (заметьте: «известный») советский инженер Витовский надеется найти способ получения хороших шоссейных дорог путем электролитической обработки почвы специальной, конструируемой им машиной, движущейся со скоростью обычного трактора». А! Каково?
— Вот как! — заметил петров. — Значит, интересуются.
— Еще как интересуются! — теперь уже более спокойно продолжал Витовский. — Идея ведь необычайно оригинальная. У них, видно, ничего подобного не существует.
— Вы меня простите, Владимир Александрович, но мне кажется, что вы немного поторопились с публикацией в печати, — вставил Баянов.
Витовскому стало как-то не по себе. Но ничего не выдало его внутреннего волнения и обиды.
— Товарищи Баянов, вы просто прелесть! — отвечал Витовский, быстро потирая руки. — Уж не думаете ли вы, что у меня с машиной ничего не выйдет? Все проверено-перепроверено! Что же касается публикации, так вы меня уж извините… авторское свидетельство у меня есть. Приоритет, значит, наш, советский. Можно только радоваться, что заграничный журнал перепечатывает. Это значит — признание нашего, советского приоритета! Ну, а потом, как вы сами понимаете, по авторскому свидетельству или по научной публикации не посмотришь машину. Вот и у меня, вернее в моей разработке, имеются кое-какие тонкости. А об них я — ни слова. Вот оно какое дело…
Ослышался тихий стон. Как видно, Баянов неудачно повернулся и причинил себе боль.
— Владимир Александрович, — проговорил он через некоторое время, — спасибо, что вы пришли навестить меня. Я очень признателен… Вы меня извините, меня клонит ко сну.
— Да, да, конечно, — заволновался Витовский, переходя на шопот, — вам нужен покой. Выздоравливайте скорее!
Он на цыпочках вышел из комнаты.
— Ушел? — тихо спросил Баянов.
— Ну и говорун! — сказал Петров, поправляя больному одеяло. — Да еще и хвастун. А так, в общем, человек милый.
— Очень милый, но…
Баянов поправил подушку и лег повыше.
— Не нравится мне Витовский, — решительно сказал он. — Понимаешь, Ваня… Специалист он, конечно, большой, работник дельный. Но вот, понимаешь, еще существуют у нас люди, опьяненные своей славой. Дали им славу. По заслугам, конечно. На, мол, тебе, твори дальше… А они…
Баянов застонал от нового приступа боли.
— Да ты не волнуйся, Миша. Охота тебе…
— Нет, Ваня, тут не волноваться нельзя. Смотри, сколько прошло времени с тех пор, как Витовский сконструировал свою машину, прославившую его, а что он сделал с тех пор? Ничего… Третий год работает, и думается мне, не в полную силу работает. Славой прикрывается. Ни один шаг его под сомнение взять нельзя. Сам Витовский, мол! — Баянов закрыл на минуту глаза и продолжал уже более спокойно: — Неправильно он пользуется славой! И, может быть, потому, что слишком влюблен в нее. Ты понимаешь: влюблен! Вот сегодня для меня это стало совсем ясно. Заграница перепечатала его статью!.. Подумаешь, велика важность! Пусть лучше его машина пойдет по нашим полям, оставляя за собой хорошую дорогу. Вот тогда будет чем гордиться! Согласен со мной?
— Конечно.
— Да, чорт возьми, — продолжал Баянов, — пусть сначала машина пойдет по полям! Конечно, тогда будут писать об этом во всем мире. Славу о нашей стране утаить, как ты знаешь, трудно. Но гордиться самим фактом упоминания своего имени в заграничной печати! Это недостойно советского инженера!
Петров молчал. Он хотел пресечь разговор, чтобы не волновать больного. Но Баянов не умолкал:
— Трудно нам будет с ним, ох как трудно… Просто даже неясно, как такому человеку подступиться. Я имею в виду задуманное нами дело.
— Да-а, — протянул Петров. — Будет трудно…
— А ведь нужна нам машина такого рода, очень нужна, — продолжал Баянов. — Удар молнии был замечательный!.. Просто нам повезло…
Петров заметил, что состояние его друга действительно требует полного покоя. На его маленьком лице выступили мелкие капли пота, несмотря на полумрак хорошо заметные.
— Я пойду, а ты спи, Миша, — тихо проговорил Петров.
На цыпочках он вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой немного скрипящую дверь.
Больным во время высокой температуры часто сняться кошмары. Иногда бывает, что больной видит длинную нить, с монотонным жужжанием удаляющуюся в неведомую бесконечную даль. Больной пытается встать, оборвать нить, чтобы прекратилось томительное жужжание, но сил нет, он не может встать. И нить гудит, гудит без конца…
Баянову чудится лента. Она бесконечно тянется и гудит. Лента стелется по земле. Гудение напоминает отдаленную работу трактора. Баянов понимает, что это не трактор, это машина инженера Витовского. А полоса — это дорога, которую прокладывает машина. Но — странное дело! — машина неподвижно стоит на месте. Дорога же, наоборот, идет не из-под машины, а движется к ней.
«Неправильно, — думает Баянов в бреду, — так не должно быть… Машина должна прокладывать дорогу, а это какая-то нелепость…»
Он пытается сдвинуться с места, но не может, как это часто бывает во сне.
Вдруг перед глазами возникает ярко-синее пламя и раздается гром.
Баянов просыпается.
«Не утихла гроза», думает он, слыша отдаленные раскаты грома.
И снова, когда он погружается в сон, он видит тот же кошмар. Опять та же дорога, бесконечно ползущая мимо, но она почему-то расплывается, превращается в жидкость и растекается бурным потоком по полю. Мерно и удивительно монотонно что-то гудит.
Растворяется от дождя…» мелькает в голове у больного.
Снова рокочущий удар грома, и Баянов просыпается.
Рука тянется к стакану воды. Губы пересохли и потрескались. Вода почему-то кажется соленой.
«Растворяется от дождя… растворяется от дождя…» продолжают звучать слова, слышанные в кошмаре.
«Что растворяется от дождя? — вдруг совершенно сознательно подумал больной. — Ах да, дорога…»
Баянов вытер рукой холодный пот и улегся поудобнее. Он решил больше не спать.
— Дорога растворяется от дождя… — тихо проговорил он. — Так, так… Забавный сон…
Вдруг голова его поднялась над подушкой. Несколько усилий, и больной уселся в постели.
— Ну да, так оно и есть… — тихо прошептал он, продолжая что-то мучительно вспоминать. «Может раствориться, и тогда не останется никаких следов. Надо проверить немедленно», проносится в голове больного.
Снова тянется рука за стаканом воды. Сделав несколько торопливых глотков, Баянов, превозмогая боль, опускает ноги с постели. Стиснув зубы и тяжело дыша, он начинает одеваться.
Наконец он одет. На нем тот же черный плащ. В руках — суковатая палка. Опираясь на нее, пробирается он по темному коридору к выходным дверям, открывает их, стараясь не произвести лишнего шума, и выходит на лестничную клетку, озаренную слабым светом одинокой электрической лампочки.
Через некоторое время его можно было уже увидеть выходящим из ворот институтской ограды.
Он направлялся в поле.
Сегодня Инженер Витовский вернулся к себе домой значительно позже обычного.
Наспех поужинав, он сослался на какое-то срочное дело и немедленно заперся в своем рабочем кабинете. На самом же деле никакого срочного дела у него не было. Он принялся ходить из угла в угол, изредка останавливаясь и мучительно размышляя. Обычно жизнерадостное лицо его приняло немного грустное выражение.
Только что ему пришлось отменить небольшое испытание в поле, назначенное на завтра. Собственно говоря, откладывать испытание не было особой необходимости. Оно было подготовлено достаточно солидно. Проверочная аппаратура была выполнена в мастерских с большой тщательностью. Но Витовскому неожиданно показалось, что нужно ко всему подготовленному добавить еще одну, незначительную деталь.
— Давайте проведем испытание с тем, что есть! — уговаривали его сотрудники лаборатории. — После будет яснее, что именно надо добавить.