– Извините ещё раз, – прервал его Антон, – я уже почти привык, что здесь никто не интересуется, кто такой я и как я сюда попал… Но… Вы-то явно не плод воображения «господина Бомбардира». Вы тоже, как изволил выразиться один коридорный смотритель, «лицо первой очереди».
– Отчасти. Только отчасти… Видите ли, того мгновения, когда нас забросило сюда, мальчик и не заметил. Он сидел у себя в комнате, играл в солдатики и категорически отказывался спускаться в гостиную для общего семейного снимка. Фотографу пришлось подняться в детскую, а я имел неосторожность сопровождать его. И заставить мальчишку смотреть в объектив можно было лишь одним способом – рассказывать о каких-то битвах, о каких-то полководцах, о каких-то победах… Он был, мягко говоря, весьма неуравновешенным ребёнком, и в гимназию его отправить не рискнули. Я был одним из домашних учителей… Вот, собственно, и всё. С тех пор, вероятно, прошло немало лет, но здесь ничего не меняется, поэтому время не имеет никакого значения…
– Значит…
– Да, вы совершенно верно догадались: я и есть Злобный Дрян, враг всего светлого и доброго, существо без совести и чести, лишённый чувства жалости и сострадания. И я останусь таковым, пока мальчик не повзрослеет и не начнет хоть что-то понимать в жизни и в людях. Но этого не будет никогда, поскольку нет рядом с ним ни жизни, ни людей – одна только вечная игра. Он устроил всё так, как хотел. Такое уж у него было представление о счастье… – Человек вдруг остановился и впервые за всё время разговора пристально посмотрел на Антона. – Так, извините… Чем обязан?
Нет, говорить о «назначении» не стоит… Тогда Злобный Дрян, чего доброго, просто сложит с себя полномочия и исчезнет. Было очевидно, что он давно тяготится своей миссией.
– А почему бы вам не быть рядом с ним? – Антон решил, что лучше не менять тему разговора. – Вы же сами сказали: ничего не изменится, пока он не повзрослеет, и вы – его единственная надежда…
– Для этого надо до него добраться… А чтобы до него добраться, нужно разгромить его армии. А чтобы разгромить его армии, нужно воистину стать самым злобным, коварным, жестоким и бессовестным существом в мире. У мальчишки фантазии не хватает, чтобы действительно наделить меня этими качествами. А сам я слишком мягок и неловок для такой роли. И ещё я боюсь, что поражение в войне огорчит его настолько, что случится нервный срыв. О последствиях я даже думать боюсь.
– А почему бы вам не проиграть очередное сражение и сдаться на милость победителя? – предложил Антон. Эта мысль показалась ему удачной, лежащей на поверхности, и было странно, почему она давным-давно не пришла на ум самому «Злобному Дряну».
– Он мне не позволяет. Он начинает играть в поддавки, как только возникает угроза полной и окончательной победы. Положение просто безвыходно, и я в полном отчаянье.
– Не знаю… – Антону вдруг стало беспредельно жаль и мальчишку, и «Злобного Дряна». – Пожалуй, вам всё-таки стоит всерьёз стремиться к победе. Это нужно и вам, и ему… Только так вы сможете что-то изменить.
– Вы думаете? Что ж, я, конечно, попробую… Спасибо. Вы мне очень помогли. Я… – Бывший учитель не успел закончить фразы, как замок тряхнуло, словно при землетрясении, в черной стене образовался проём, и оттуда неторопливо вышел лакей.
– Антон Борисович. – «Злобного Дряна» он, казалось, и не замечал. – Смотритель распорядились передать вам это. – Лакей протянул Антону пропуск. – И они просили предупредить, что данный документ не подлежит передаче третьим лицам, независимо от их порядка. В противном случае пропуск может быть аннулирован, и вы рискуете навсегда остаться там, где его утратили.
Лакей исчез, а там, где он только что стоял, возник дверной проём.
– Кажется, мне пора. – Найти Алёнку, даже если ей ничего не угрожает, было всё-таки важнее, чем продолжать решать местные проблемы…
– Вы не представляете, как я вам признателен…
Дверь за спиной с грохотом захлопнулась, и Антон вновь оказался в бесконечном коридоре, освещенном тусклыми электрическими лампочками. И теперь надо было решить, куда идти – направо или налево. А может быть, вообще поступить как-нибудь иначе?
Он закрыл глаза и двинулся прямо, в первую попавшуюся дверь.
Глава 5
– Маманя, у нас гость! – Молодой, пронзительный женский крик раздался сзади, и тут же чьи-то руки обхватили Антона за талию, а к спине, чуть пониже лопаток, прижались два упругих мячика женской груди. – Новенький! М-и-и-иленький такой, просто прелесть.
– Заткнись, шалава! – Голос был более низкий, более спокойный и более уверенный. Его обладательница явно знала себе цену и, похоже, была довольно бесцеремонна. – И не вздумай его тискать. Забыла, тварь, кто здесь главнее?!
– Да помню-помню, маманя… – Девица отпустила его, напоследок похлопав по спине. Только после этого Антон решился открыть глаза.
Прихожая выглядела роскошно – сверкающий дубовый паркет, изящная лепнина на высоком потолке, вдоль стен, обшитых пунцовым бархатом, – золотые вешалки, с которых гроздьями свисали черные плащи и черные шляпы, а трости были беспорядочно свалены в углу, слева от входной двери.
– Прими у гостя плащ, шляпу и трость, – донеслось из гостиной. – И пусть проходит. Я жду.
– Нет у него ничего! – почти радостно ответила девица, которая его встретила. Она была небольшого роста, но фигурка отличалась изяществом, а короткая серая юбка не скрывала стройных загорелых ног. Вот только лицо, покрытое густым слоем косметики, выдавало ее возраст – не меньше сорока. Как минимум сорок. А может, и все пятьдесят… Если учесть, что свою собеседницу она называла маманей… – Проходи-проходи! Тут гостям рады всегда. К другим-то никто не ходит. У других-то делать нечего… Погоди. Стой! А ты настоящий? Мы тут всяких посторонних духов не пускаем. Разве что подмести или ещё для чего…
– Здрасьте…
– Ну, ладно. Проходи. – Проигнорировав запоздалое приветствие, она погладила его по спине и лёгким шлепком придала нужное направление. – С маманей пообщаешься – ко мне заходи, не пожалеешь. И поосторожней с ней. Она тварь такая… – Последние слова были сказаны едва слышным шёпотом.
Здешние просторы были вполне сравнимы по масштабам с полями баталий в стране «господина Бомбардира». Гостиная напоминала тронный зал – и роскошью отделки, и размерами: картины, гобелены, ковры, хрустальные люстры, янтарные стены… И лишь где-то в дальнем конце зала Антон с трудом разглядел хозяйку всего этого великолепия. Она напоминала манекенщицу, отдыхающую после дефиле, не успев сменить на повседневную одежду образец «высокой моды» – изумрудно-зеленое длинное платье с глубоким вырезом и декольте. Маманя казалась совсем юной, полулежала в просторном кресле, томно курила длинную сигарету с длинным мундштуком и смотрела на него с вызовом, негой и вожделением.
Антон уже успел привыкнуть к тому, что расстояний здесь почти не было, и любой путь можно преодолеть, сделав лишь несколько шагов, если, конечно, видишь, куда идти. На сей раз не одна сотня метров, отделявшая его от хозяйки этого мира, просто исчезла в одно мгновение.
– Присаживайся, Антоша… – Барышня подогнула свои великолепные ноги и жестом указала ему на освободившееся место.
– Кому Антоша, а кому… – хотелось съязвить, но он осекся. Ощущение, что во всём происходящем таится какая-то ловушка, какой-то подвох, вспыхнуло с новой силой, и Антон решил быть осторожней. – А откуда ты знаешь моё имя?
– Ой, какой мальчик подозрительный! – Она кокетливо подмигнула и, приоткрыв алые лепестки губ, выпустила в потолок тугую струйку дыма. – Я вообще всё обо всех знаю. Гости рассказывают. К другим никто не ходит. У других делать нечего… А ко мне очередь стоит. Смотритель вообще через день норовит отметиться, но я его к Глаше отправляю. Надоел. Одна от него польза: новости сообщает аккуратно. Давненько, правда, ничего такого особенного не случалось. Но ты здесь, и это славно. Присаживайся-присаживайся. Я не кусаюсь. А ты что – меня не узнал?
– Нет.
– Увы, время идёт, и люди забывают своих кумиров. Я – Элеонора Нагорная. Та самая. Легендарная. Ты в синематограф-то ходишь хоть иногда?!
Антон вспомнил. Была такая звезда немого кино. Но когда прадед мог её сфотографировать, она наверняка была уже в преклонных годах и уж никак не могла выглядеть семнадцатилетней.
– Не веришь?! – Казалось, её возмещению нет предела. – А вот это видел?! – Она картинно взмахнула рукой, и одна из стен зала превратилась в огромный экран, на котором тут же возникло изображение: Элеонора в меховой шапке, белом свадебном платье, с дуэльным пистолетом в руке кралась вдоль ветхой кирпичной стены в сопровождении офицера в черном, с иголочки, мундире с золотыми эполетами и аксельбантом. – Сейчас будет моя любимая сцена. Садись! – Элеонора сменила позу. Сев прямо и положив ногу на ногу, она похлопала ладонью по сиденью рядом с собой, всем своим видом давая понять, что никаких возражений не потерпит.
«Дальше вам идти не стоит – слишком опасно…» – высветились титры на экране.
«Я должна всё видеть! Не смейте мне мешать!»
«Ваш покорный слуга…»
«Нет! Не надо быть покорным!»
«И слугой быть не надо?»
«Будьте мне другом…»
«Да! Другом! Верным другом…»
Немой диалог сопровождался нелепыми жестами – персонажи то хватались за сердце, то раскрывали друг другу объятия, и всё же эти двое как-то ухитрялись остаться незамеченными, хотя часовые с ружьями стояли едва ли не на каждом шагу.
И тут Антон почувствовал, что действие развивается не только на экране.
Прохладная ладошка медленно забралась под его футболку и вкрадчиво поползла по спине.
Элеонора положила голову на его плечо, не отрывая взгляда от экрана.
– Смотри-смотри… Как романтично. Как чувственно. Как волнующе… – Ее рука продолжала скользить змеей по его коже, обвила талию и попыталась проникнуть под брючный ремень.
Почему-то захотелось убежать. Дамочка, похоже, уверена, что её чары всесильны и она может иметь кого захочет и когда захочет…