Вскоре из норы извлекаю еще самку. Потом самку молодую с едва заметным яйцекладом и, наконец, только что перелинявшего с мягкими, но чудесными крыльями, самца. Эти крылья давно негодны для полета и целиком превращены в орган звучания с причудливо изогнутыми жилками, туго натянутыми между ними перепонками, разными зацепками и прочими деталями музыкального инструмента.
Теперь все становится ясным. Норки служат только для того, чтобы перелинять. Сейчас в них сидят запоздалые юнцы, торопящиеся примкнуть к веселому обществу взрослых. Видимо, линька сверчка ответственна, требует строжайшего уединения и, кроме того, повышенной влажности. Но как сверчок роет землю, каким способом выбрасывает ее наверх комочками и с помощью какого приема так искусно лепит маскировочную дверку, что ее трудно заметить?
И еще непонятно. Почему, несмотря на самые тщательные поиски, нигде нет следов старой одежки — линочной шкурки? Впрочем, бывает, что насекомые иногда съедают сброшенную шкурку: зачем пропадать даже такому добру...
Самки отпущены на волю, а самец засажен в походный инсектарий — небольшую плоскую жестяную коробку с окошечком, закрытым металлической сеткой.
Случилось так, что мы задержались в солончаковой пустыне. Следующие день и ночь были прохладными, и сверчки молчали. Лишь один какой-то особенно неугомонный несколько раз принимался петь. Но когда вновь наступил жаркий день, а за ним теплый вечер, пустыня зазвенела колокольчиками. Но мой невольник молчал. Может быть, я его слегка помял или певцу не хватало свободы, или после линьки полагалось отдохнуть, обильно насытиться. Мало ли что необходимо маленькому музыканту.
На второй день, когда стемнело, затих ветер, а песни сверчков стали особенно звонкими, из садочка раздался звук нежного колокольчика. Сердце юного музыканта не выдержало даже в неволе!
Теперь, привыкнув к неволе, наш пленник стал прилежно напевать ночами, услаждая слух своими музыкальными способностями.
Солончаковый сверчок
Он относится к роду Гриллодинус, а видовое название одикус. Еще его зовут дилеисонанс — сладкозвучный.
Едва только солнце опустится за горизонт, как в наступившей тишине пустыни раздается чудесная и чистая трель. Ей тотчас же вторит другая. И вдруг вся пустыня запевает громким хором.
Если, вооружившись фонариком, попытаться пойти на голос ночных музыкантов, вас постигнет неудача. Сверчки будут петь везде. Только не вблизи. Идущего человека всюду будет окружать зона молчания, диамет-
ром не менее в сотню метров. Наверное, чуткие сверчки издалека чувствуют сотрясение почвы и замолкают.
В то время, как сверчки-самцы без устали и напролет все ночи распевают, их серенькие подруги прилежно трудятся, копают норки и, заделав вход искусно вылепленной крышечкой, приступают к выводу потомства. Вскоре в крышечке оказывается маленькое оконце, и через него наружу высовываются чуткие усики матери многочисленного семейства. А еще через несколько дней норка оказывается пустой. Самочка отправилась послушать музыкальные соревнования самцов, а ее крохотные дети вступили в самостоятельную жизнь, полную тревог и опасностей.
К осени, почти взрослые, они на всю зиму закапываются в норки. К тому времени и неутомимые музыканты заканчивают все свои жизненные дела и один за другим навсегда замолкают.
Сладкозвучные сверчки очень хорошо переносят неволю и все лето без умолку распевают песни в садочке со свежей зеленью, и прохожие останавливаются возле окна со сверчками и, прислушиваясь, улыбаются.
Трифибия
Самой ранней весной, когда ночами еще не слышно пения сверчков и кузнечиков, вечером раздается громкая трель трифибии. Она чутка, и нужно быть очень осторожным, чтобы подобраться незамеченным к ней. Но как бы вы не были предусмотрительны, его все равно не увидеть. Песня льется из норки, и достаточно легчайшего шороха, луча фонарика, чтобы музыкант мгновенно спрятался в свою обитель.
За сильную переливчатую песню народ окрестил это насекомое ласковым именем — турлушка. Чаще всего же его зовут медведкой за плотное коренастое тело, кривые когтистые ноги.
Почему же мы еще называем это насекомое трифибией?
Медведка отлично роется в земле. Здесь — ее стихия. В почве она нападает на личинок насекомых, убивает их мощными крепкими ногами и съедает. Она побеждает даже самого крупного и грозного паука — тарантула. По пути она грызет корешки растений и нередко вредит в поле и огороде. В брачное время ночью медведка поднимается на крыльях и может перелетать на большие расстояния. Неплохо она и плавает. В воздухе, воде, почве это насекомое чувствует себя уверенно, за что и получило название трифибии.
Когда приходит время класть яички, медведка копает особую норку с колыбелькой и долгое время сторожит своих крошечных медвежат. Несмотря на свирепый нрав и довольно суровую внешность, она нежная и заботливая мать. Но врагов у нее много. Птицы, барсуки, змеи, ежи — все не прочь ею полакомиться. Поэтому медведка, как крот, часто путешествует под землей.
Перископ в траве
Вблизи ручья в густой траве сидит забавная кобылка. Ярко-зеленая, как растения, а тело — вытянутое, с удивительно длинными ногами. Никак сразу не разглядишь ее и заметишь только случайно. Маскировка у кобылки, отличная и хорошо помогает скрываться от врагов.
Но до чего у нее необычная голова! Вытянута тонким длинным шлемом и на самой макушке — большие светлые глаза с черной точечкой в центре. Усики не расправлены в стороны, а вытянуты кверху и как бы составляют продолжение длинной головы. Почему так? Уж не для того ли, чтобы, не высовываясь наружу, лучше глядеть над морем травинок и самой походить на травинки? Вроде перископа!
Кобылка нетороплива, степенно ползает по траве, иногда грызет ее. Если присмотреться к ее голове, то в выражении «лица» чувствуется какое-то глубокое спокойствие сфинкса, и взгляд застывших глаз кажется извечно устремленным в пространство.
Кобылка Конофима
Когда-то — миллионы лет тому назад — предки насекомых были бескрылы и, подобно жалким червякам, медленно ползали по земле. Потом постепенно они стали крылатыми и, поднявшись в воздух, завоевали сушу. Крылья сделали их самыми разнообразными и самыми многочисленными из всех живых существ на нашей планете. Но кое-кто потом снова потерял чудесный летательный аппарат.
Чернотелка бляпс, жительница сухой и жаркой пустыни, оделась в тяжелую и твердую броню, чтобы не терять влагу. Вши и блохи расстались с крыльями, чтобы стать неуязвимыми на теле хозяина. И таких немало.
А вот еще родившаяся ползать. На светлой полянке среди стройных темных елей, растущих ниже снежных вершин гор Тянь-Шаня, по траве не спеша передвигается бескрылая кобылка Конофима. Отчего она такой стала?
Далеко внизу простирается обширная, как море, пустыня. Там сейчас властвует жаркое солнце, почва раскалена, и все живое спряталось в норки, щелки, в спасительную тень. Что бы стало, если туда попали жительницы прохладных горных лесов? Они погибли бы через несколько минут от нестерпимого зноя.
Уж не поэтому ли они потеряли крылья, чтобы в полете случайно ветер не снес их с гор в эту враждебную и страшную пустыню?
Небоящиеся холода
Зимой горы сверкают снегами, и только еловые леса темнеют фиолетовой полоской. Но с первыми солнечными днями кое-где на южных склонах начинает проглядывать земля, хотя рядом, на северной стороне, лежат синие сугробы. В тени холодно, а на солнце рука ощущает теплоту камня. Здесь, на солнцепеке, зимой бодрствуют насекомые.
Вот в воздухе плавно скользят какие-то темные мухи, садятся на снег, прячутся в пещерки, вытопленные солнцем, снова взлетают. Вблизи полузамерзшего ручья, бегущего по ущелью, на снегу расселось множество черных, как уголь, комариков. Самцы комариков, не в пример скромным самкам, с большими пушистыми нарядными усами. Черные комарики тоже прячутся в снежные каморки. Видимо, в них теплее, солнечные лучи отражаются со всех сторон и греют черные тельца.
На снегу ползают черные маленькие насекомые, странные, длинноногие, с длинным хоботом и тонкими отростками вместо крыльев. Попробуйте к ним прикоснуться. Ноги мгновенно складываются вместе, небольшой прыжок — и продолговатое, как торпедка, гладкое тельце проваливается в ноздреватый снег и исчезает в нем, будто тонет. Странные насекомые — бореусы, или, как их еще называют, ледничники. Их можно встретить и летом, но очень высоко в горах, на ледниках. Как они живут, чем питаются — никто не знает.
На снегу, распластав в стороны крылья, лежит небольшой черный комарик. У него совсем необычные, в несколько раз длиннее тела, усики, очень длинные ноги и необыкновенно широкие крылья. Он мертв. Но вот другой такой же степенно парит в воздухе, а там и еще несколько кружатся друг за другом. Это редчайшее насекомое было впервые открыто в 1926 году высоко в горах на ледниках Кашгарии. Оно оказалось настолько своеобразным, что было выделено в специальное семейство. А теперь оказалось здесь, на Тянь-Шане, только зимой, в нижней зоне гор. Жизнь этого комарика также не изучена.
На крутых южных склонах, где подтаяла земля, едва заметными неслышными тенями скользят чешуйчатницы — низшие бескрылые насекомые. Они любители сырости и летом, когда воздух становится сухим, потому забираются в глубокие щели и замирают до самой зимы. Схватить чешуйчатницу почти невозможно. Покрытое блестящими гладкими чешуйками тело легко выскальзывает из пальцев или из пинцета. Видимо, эти же чешуйки помогают насекомым пробираться в узких щелках среди камней в земле. Иногда, почуяв опасность, чешуйчатница замирает, и тогда ее трудно отличить от серы