Веригин рассмеялся.
– Господин генерал, – несколько оправившись от конфуза, произнес обер-лейтенант. – По ассоциации с русской пословицей, которую только что перевел мне на немецкий язык этот солдат, мой ответ будет адресован вам, господа офицеры. – Обер-лейтенант окинул взглядом сидящих.
– Только короче! – обрезал пленного Веригин.
– Услышав вашу русскую пословицу, я вспомнил русскую национальную игрушку. Ее называют «матрешка».
– При чем здесь матрешка? – с заметным раздражением спросил Веригин.
– Попытайтесь представить меня, пленного офицера, самой последней, самой маленькой матрешкой в утробе предпоследней матрешки. А эта предпоследняя матрешка, то есть вы и вся ваша дивизия, находится в утробе третьей, более крупной матрешки… И тоже условно назовем ее своим именем… – Обер-лейтенант замолк, в уме подбирая слова. Было видно, что он пытался точнее охарактеризовать то положение, в котором находилась дивизия русских.
– Каким же именем вы хотите назвать более крупную матрешку, в утробе которой очутилась наша дивизия? – спросил генерал.
– Непобедимая армия фюрера! – перевел Белецкий ответ пленного.
– Ну, кажется, все. Наговорились, как меду напились. Это вы можете ему не переводить. – Веригин посмотрел на лейтенанта Белецкого. – Этот маньяк и фанатик и на дыбе умрет нацистом. Не будем о него пачкать руки. – Генерал встретился взглядом с Богровым. – Николай Егорович, завяжите ему глаза. Да потуже.
Богров поднял с пола скрученную в комок обмотку, подошел к обер-лейтенанту, но тот отшатнулся от него и брезгливо поморщился.
– Господин генерал, моей судьбой вы можете распорядиться как вам угодно. Прошу об одном: не завязывайте мне глаза этой грязной мерзостью. Неужели у вас не найдется куска чистой ткани?
Веригин переглянулся с командирами, по лицам которых пробежала сдержанная улыбка.
– Прошу об этом как офицер и как барон по происхождению.
Некоторое время Веригин колебался, но, встретившись взглядом с улыбкой, искривившей лицо Богрова, сразу же пришел к окончательному ответу.
– Передайте ему, лейтенант, что просьбу фашистского барона выполнить не можем. В интендантском ассортименте Красной армии не предусмотрены специальные стерильные полотнища для завязывания глаз пленным фашистам.
Пока Белецкий переводил пленному ответ генерала, Богров принялся ловко и проворно накручивать на глаза пленного двухметровую солдатскую обмотку. Накручивая, он приговаривал на чистейшем немецком языке:
– Ничего, барон… Останешься жив – сохрани на память эту солдатскую обмотку. Положишь ее в ларец вместе с фамильными ценностями. Пусть потомки твои знают, что это не просто обмотка, а обмотка с ноги убитого тобой русского пролетария из города Москвы…
– Что он там бормочет по-немецки, лейтенант? – спросил Веригин у переводчика, заметив на его лице улыбку.
Лейтенант дословно перевел генералу слова Богрова.
– Спасибо, сержант, – поблагодарил генерал Богрова. И, глядя на подполковника Лютова, распорядился: – Запишите эти слова в протокол допроса. Когда-нибудь историки оценят их…
Во время допроса пленного ординарец Лёка дважды открывал дверь отсека КП и смотрел на генерала такими глазами, что Веригин не выдерживал его взгляда и рукой давал знать, чтобы тот закрыл дверь. И вот теперь, снова увидев ординарца, открывшего дверь, он как-то виновато улыбнулся и бросил через стол:
– Ты чего, Лёка? Ты так на меня не смотри.
– Дык чего же вы… этта… – мялся в дверях ординарец.
– Чего «этта»?
– Дык третий раз разогреваю… Вчера без ужина ля́гли и сёня…
– Иду, Лёка, иду… – Встав, Веригин потянулся.
Проходя через «приемную» в каморку адъютанта и ординарца, где его ждал завтрак, Веригин заметил, что почти все вызванные командиры полков и начальники служб были в сборе. Кто сидел на чурбаке и курил, кто стоял, хотя чурбаков хватало для всех. «Знают, что мы в котле… Не глядят друг другу в глаза… – подумал Веригин. – Ну что ж, будем прорываться!.. Выход из окружения – это тоже бой, да еще какой бой… Главное – не допустить паники».
Когда адъютант Веригина вернулся в генеральский отсек КП, все командиры уже сидели кто на чем: кто на лавке, кто на чурбаках, расставленных вдоль стен. Тем, кому не хватило места, – принесли чурбаки из «приемной».
Глухо прозвучала кем-то поданная команда: «Товарищи офицеры!» Все командиры встали и, скрестив взгляды на Веригине, который прошел к столу, сели только тогда, когда генерал жестом поднятой руки разрешил сесть.
Веригин обвел взглядом собравшихся командиров и, не найдя начальника особого отдела, спросил:
– Полковник Жмыхов еще не вернулся из штаба фронта?
– Пока нет… – ответил Реутов. – Должен вернуться сегодня утром.
– Полковник Воскобойников, когда наконец будет связь со штабом армии? – Веригин строго посмотрел на начальника связи дивизии.
Воскобойников привстал с чурбака и расправил под ремнем гимнастерку. Его худощавое лицо приняло землистый оттенок.
– Связь со штабом армии будет установлена тотчас же, как только разведчики сообщат нам, где сегодня располагается штаб армии, – ответил полковник и провел ладонью по жесткой щетине подбородка.
– Почему не бреетесь, полковник?
– Не успел сегодня, товарищ генерал. Был на батареях у моряков. Не было времени забежать к себе в землянку.
– А связь со штабом фронта? Тоже, когда его разыщет разведка?
– Тоже, товарищ генерал, – мрачно ответил Воскобойников и, видя, что вопросов к нему больше нет, сел.
Генерал перевел взгляд на начальника разведки Лютова, который сидел опустив голову и глядел себе под ноги.
– Виктор Петрович, что же это получается? Дивизионная разведка заблудилась в расположении своей армии?
Лютов встал. Склонив голову, хмуро смотрел в земляной пол блиндажа. Наконец заговорил:
– Штабы искать иногда труднее, чем брать «языка», товарищ генерал. Покидая последний пункт дислокации, штаб армии не сообщил свои новые координаты.
– Всем трудно, Виктор Петрович. А поэтому приказываю: к пятнадцати ноль-ноль сегодня доложить мне и сообщить начальнику связи о месте дислокации штаба армии и штаба Резервного фронта!
– Разрешите идти выполнять приказ?
– Обождите. Все мы через двадцать минут разойдемся выполнять только что полученный приказ командующего армией генерала Вишневского.
Лютов опустился на чурбак.
Пока Веригин смотрел на лежавшую перед ним карту и делал на ней пометки, дверь отсека тихо открылась и в него вошел начальник особого отдела армии полковник Жмыхов. Адъютант генерала, сидевший у самых дверей, встал с чурбака и освободил место полковнику. Тот благодарно кивнул и сел.
– Обстановка со вчерашнего дня, товарищи, почти не изменилась. Спас-Деменск и Ельню противник взял три дня назад. Два дня назад он ввел свои танковые и моторизованные соединения и в Вязьму и в Дорогобуж. Как видите, мы очутились в бронированном котле. – Веригин сделал паузу и пробежал взглядом по окаменевшим лицам командиров полков и начальников служб. Все сидели не шелохнувшись и старались не пропустить ни одного слова генерала. – А сейчас прошу достать карты. Зачитаю приказ командарма.
Все задвигались, защелкали кнопками кожаных планшетов, зашуршали картами. Никто не проронил ни слова.
Когда командиры развернули на коленях карты и приготовили карандаши с блокнотами, генерал посмотрел на ожидавшего приказания начальника штаба:
– Зачитайте.
Приказ командующего армией Реутов читал медленно, делая паузы там, где они, как казалось, особенно впечатляли. А когда закончил, Веригин взял у него листок.
– Повторяю второй и третий пункты приказа, – проговорил генерал. – «В соответствии с указаниями фронта решаю отводить войска с рубежа реки Днепр на Можайскую линию обороны». – Сделав небольшую паузу, Веригин продолжал читать медленно, со смысловыми акцентами: – «Вторая стрелковая дивизия с приданными частями сосредоточивается в районе Третьяково, Зимница, Малое Алферово к 15.00 8.10.41 г. и в 18.00 этого же числа начинает выход в направлении на Вязьму, имея осью движения Смоленскую автостраду. Командующий 32‑й армией генерал-майор Вишневский, член Военного совета бригадный комиссар Иванов, начальник штаба армии полковник Бушмянов». Вопросы есть?
Первым встал командир стрелкового полка подполковник Северцев.
– Когда штабы полков получат письменные приказы с точным указанием пункта сосредоточения и времени прибытия туда?
– Письменные приказы вы получите через час, – ответил генерал.
В этот момент в дверь постучали, и в следующую минуту в отсек генеральского блиндажа вошел дежурный по штабу дивизии.
– Товарищ генерал, разрешите обратиться?
Веригин молча кивнул.
– Срочный пакет из штаба девятнадцатой армии!
– Девятнадцатой?.. От генерала Лукина?.. Где пакет?
Дежурный по штабу вышел и тут же возвратился с офицером связи штаба 19‑й армии. Невысокого роста, подтянутый крепыш со знаками различия старшего лейтенанта-артиллериста на петлицах, наметанным взглядом определив, кто здесь генерал Веригин, твердым шагом прошел к столу и по форме доложил:
– Срочный пакет от генерала Лукина генералу Веригину!
– Я генерал Веригин.
Старший лейтенант положил на стол пакет и, отступив на шаг назад и чуть в сторону, щелкнул каблуками.
– Разрешите возвращаться в свой штаб?
Веригин кивнул своему адъютанту:
– Лейтенант, проводите старшего лейтенанта в третий отсек. Напоите чаем, и пусть с полчасика отдохнет. Видите – от него идет пар.
– Спасибо, товарищ генерал, но не больше чем на двадцать – тридцать минут. Командарм приказал возвращаться сразу же по вручении пакета.
Как только старший лейтенант и адъютант закрыли за собой дверь, Веригин на глазах командиров разорвал голубой конверт и достал из него вдвое сложенную записку. Взгляды командиров скрестились на ней.
Судя по тому, как сразу же изменился в лице генерал, прочитав записку, и как часто задышал он, словно ему вдруг стало невыносимо душно в прокуренном отсеке, все поняли, что офицер связи привез от генерала Лукина недобрые вести.