Морозова, по приказу «тишайшего» были брошены в яму на голодную смерть, где обе и скончались. А протопоп Аввакум и ряд его последователей, имеющих церковные чины, были сожжены в срубах. Многим священникам и монахам, противникам реформы, отрезали языки и ссылали в глухие монастыри Пустозерска, в Угремский и другие дальние места, под надзор местных властей и церковных владык.
Западноевропейские войны, распри и казни на религиозной почве, Варфоломеевская ночь, охоты на ведьм по количеству убитых не идут ни в какое сравнение с казнями противников Никоновой реформы.
По наблюдениям современников и приблизительным данным, репрессиям подверглись миллионы сторонников старой веры: крепостных крестьян, ремесленников, купцов и даже представителей дворянских и боярских родов.
Сотни тысяч староверов бежали на Север, за Каменный пояс, в Сибирь и на Кавказ. Многие тысячи ушли за кордон: в Молдавию и Румынию под власть турецкого султана, в Прибалтику и Западную Украину, в Белоруссию. Большие группы староверов нанимали купеческие суда и, переплыв Атлантический океан, поселялись в Канаде, Бразилии, Аргентине, Уругвае и на Аляске.
«Урон России был нанесён великий и в этом были повинны, в первую очередь, патриарх Никон и цари: Алексей, Софья, Фёдор и Пётр I».[8]
Население России после царствования Петра I (Великого) убавилось почти наполовину, то есть огромные территории стали безлюдными. Но репрессии продолжались и в последующие годы и века, другими императорами и императрицами, вплоть до 1905 года.
Д. Мамин-Сибиряк в очерке «Бойцы» написал о политическом деле Якова Солнышкина из деревни Каменки и показал жестокость властей по отношению к престарелым староверам, совершённую Преображенским приказом, которым командовал князь Ромодановский. Приведу дословно отрывок из этого дела, невесть каким образом, попавшего в руки замечательного писателя:
«Доносчик из сибирских казаков г. Тюмени, Дорофей Веселков, разыскивая медную руду на Тагил реке, усмотрел в лесу две кельи, в которых жили три раскольничьих старицы: Платонида, Досифея и Варсанофия, и старец Варфоломей. Ранее доносчик жил некоторое время в избе Якова Солнышкина, семья которого и сам хозяин нелицеприятно отзывался о царе, а старец Варфоломей называл попов еретиками. Веселков едет в г. Тобольск, где объявляет «государевы слово и дело». Из Тобольска посылается надежный солдат, который и забирает всех, на кого донес казак, а затем везёт всех пятерых в Тобольск.
Дорогой старица Платонида умирает, а старец Варфоломей убегает из-под стражи. Трое, оставшихся в наличности, вместе с доносчиком отправляются в Москву и сдаются с рук на руки в Преображенский приказ, под крылышко князю Ромодановскому.
Конец всего носит трагический характер. Якова Солнышкина и стариц, не довольствуясь их повинными, вздёрнули на дыбу и секли плетьми. Старице Васонофии было около семидесяти лет, и после трёх пыток она скончалась в «бедности» Преображенского Приказа, то есть в тюрьме, Яков Солнышкин едва пережил её двумя неделями, а старица Досифея пережила своих товарищей на полгода, и князь Ромодановский особенно крепко сыскивал с неё. Бедную старуху много раз поднимали на дыбу, били плетьми и жгли огнем, пока она не скончалась в той же «бедности».
Главный герой всего дела Дорофей Веселков, получил за правый донос денежное вознаграждение и был отпущен с миром восвояси».[9]
Вот так расправлялись в XVIII веке на Святой Руси с православными христианами старой веры. Может поэтому, народ (в особенности староверы), называл Петра Первого антихристом, и не оплакивал убиенных царей Романовской династии, так как на них много было пролитой безвинной крови мучеников, а народная память живет долго!
Кроме того, начиная с Петра Первого, старообрядцев обложили двойным налогом (отсюда пошло название «двоедане»), их запрещено было возводить в офицерский чин, они могли быть только унтерами, их не брали на государственную службу. И только после революционных событий 1905 года, манифестом Николая Второго, старообрядцам была дарована свобода вероисповедования по старым обрядам.
17 апреля 1905 года, после известных революционных событий, был издан «Высочайший Указ об укреплении начал веротерпимости», подписанный царём. Этот закон, состоящий из 17 пунктов, касался не только староверов, но и сектантов, магометан и даже язычников. Исключительно староверов касался только один, 7-й пункт:
«Присвоить наименования старообрядцев, взамен ныне употребляемого названия раскольников, всем последователям толков и согласий, которые приемлют основные догматы церкви православной, но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправляют свое богослужение по старопечатным книгам».
Указ имел много недостатков, особенно в отношении старообрядцев. Ничего не говорилось в этом документе о праве старообрядцев на государственную службу и получать по заслугам военные чины, то есть офицерские звания, не говорилось о праве издавать старообрядческие книги. Но категоричен был п. 12 Указа:
«Распечатать все молитвенные дома, закрытые, как в административном порядке, не исключая случаев, восходивших через комитет Министров до высочайшего рассмотрения, так и по определению судебных мест».
Все старообрядческие храмы были открыты. Наступил «серебряный» век старообрядчества. Стали восстанавливаться и заново строиться храмы и часовни, дозволено паломничество на могилы святых отцов – «ревнителей старой веры».
Раскол – великая трагедия Русской православной церкви и Российского государства,
«ибо, где нарушалось единство религии, там стихии народности разлагались, дробились, исчезали, а с ними упадали правительства и разъединялись народы»
В наше время призыв к единству актуален, как никогда. Он прозвучал более тридцати лет тому назад в 1971 году на Поместном соборе Русской православной церкви. Собор торжественно отменил клятвы (анафематствования) на старые обряды и на тех, кто их придерживается. А сами русские старые церковные обряды были признаны спасительными, равночестными, новым. Кроме того, Никонова реформа была охарактеризована, как «крутая и поспешная ломка русской церковной обрядности. Основания для замены двоеперстия на троеперстие объявлялись «более чем сомнительными».
«Таким образом, Собор 1971 года лишь подвёл итог многолетней дискуссии по старому обряду, а говоря точнее, утвердил решения Священного синода, принятые ещё в 1929 году».[10]
Указанные Священный Синод и Собор дают в настоящее время юридическое право каждому верующему исполнять богослужение по старым или новым обрядам, в любом месте, дома или в храме, по любым церковным книгам и традициям богослужения. Так что, совсем не позволительно называть староверов любого толка и согласия – раскольниками, так как это слово не соответствует его содержанию. Однако и в литературе, и в публицистике, и в публичных выступлениях политиков, учёных и даже некоторых священнослужителей православной церкви до сих пор старообрядцев по-прежнему называют, иногда, «раскольниками», чем ещё сильнее разъединяют их с Русской православной церковью, с властями и деятелями культуры. Так и хочется при этом сказать:
«Прости их, Господи! Не ведают сами, что говорят!»
На Весёлых горах
Этот горный край сердцу помнится:
На исходе июньского дня
Там туристов песни разносятся
Под дымок золотого костра.
Песни звонкие, песни нежные,
Их весёлый народец сложил,
Но представил я время прежнее,
Как поведал один старожил.
В этих древних горах, среди ельника,
В мрачных склепах, вдали от жилья
Проживали святые отшельники,
Истязая молитвой себя.
И сюда, в одиночку и толпами
Через слани болот, вдоль реки
Пробирались звериными тропами
Непокорные кержаки.
Дым костров колдовал над пламенем,
От молитв трепетали леса,
И столетние кедры плакали,
Слыша, с болью, кликуш голоса.
Здесь, на воле, без царской милости,
Тайно, трепетно, чуть дыша,
Без сомнений, без гнева и хитрости
Открывалась для бога душа.
И в приливе нахлынувшей нежности,
Позабыв прегрешенья свои,
Они знали – в грядущей вечности
Ждут их светлые добрые дни.
Святые места
Впервые я узнал о паломничестве старообрядцев на Весёлые горы в раннем детстве, от своей матери.
Однажды, в конце лета, ехали с ней на колхозной лошади, запряжённой в телегу, со своего покоса и, когда спускались с горы к мосту, через реку Нейву, мать, увидев вдали вершины Уральских гор, цепью протянувшиеся с юга на север, на Северо-Западе от Бынёг, в золотистом сиянии заходящего солнца, вдруг как-то взволнованно произнесла:
– Вон они наши, святые горы! Там могилы наших праведников.
Страдающий с детства повышенной любознательностью, я стал приставать к ней с вопросами об этих горах, куда она, оказывается, несколько раз ездила в детстве со своими родителями, и ходила туда пешком, будучи взрослой. Вечером, после ужина, она повела свой рассказ.
– Там собирались толпы верующих старообрядцев со всей России. Старики и дети ехали туда, обычно на лошадях, в бричках, а молодые и здоровые шли пешком по лесным дорогам и тропам. Нас было много детей и отроков, так как родители всегда брали детей на святые горы. Ночевали у костра, спали в шатрах или палатках, некоторые на подстилке, прямо под телегой. А утром и вечером молились на могилах святых отцов: Гермона, Максима, Григория и убиенного отца Павла. А как кричали в это время кликуши! О-о! Бились и бесновались в истерике так, что их не могли удержать двое здоровенных мужиков. А однажды, одна из них ночью повесилась на поднятых оглоблях телеги. Говорят, бес её заставил. Утром её сняли родные и увезли домой на лошади.