Приложил руку к фуражке, зашагал в сторону порта своей быстрой и мягкой походкой.
Он шел и хмурился и улыбался одновременно, перебирая в памяти разговор с Фроловым. Прежние воспоминания нахлынули на него. Сопки, разведчики, боевая, полная приключений жизнь. Нет, он не жалел об этих, канувших в прошлое днях.
Куда дороже сегодняшняя морская работа. Счастливый труд отвоеван в боях. Приятно сознавать, что ты, моряк военного флота, стоишь на страже этого мирного труда, сам трудишься для процветания великой морокой державы.
Душу радуют высокие нарядные корабли на рейдах и у широких бревенчатых стенок. Стройный рангоут, лес окруженных легкими фалами мачт. Запах дыма и мазута плывет от палуб и труб, запах свежей рыбы - от широких влажных рыбачьих сетей, растянутых на пристанях и над бортами для сушки.
Хорошо выйти на верхнюю палубу ночью, когда весь рейд заполнен колыханием белых якорных и разноцветных отличительных огней, трепещущих в чернолаковой зыби. Пробежать по палубе утром, когда над морской прохладой всплывает неяркое еще солнце, слышатся приглушенные расстоянием слова команд, перекличка рыбаков и грузчиков у кораблей, уходящих в дальние рейсы.
Высокие, кренящиеся от быстрого хода парусники и грузные, закопченные буксиры движутся среди могучих боевых кораблей - готовых к выходу в море красавцев.
И когда тяжелые волны начинают с размаху бить в борт и ветер брызжет в лицо освежающей пеной, так приятно выбраться из жаркого кубрика на омытый океанскими волнами шкафут…
Вот и сейчас надвигаются - поход через два океана, новые страны и люди, жизнь в открытом море, любезная сердцу советского моряка. Велика гордость представителя необъятной морской державы!
Мичман вышел к линии обнесенных высокой оградой бассейнов - водяных излучин, глубоко вдавшихся в сушу. На глади этих излучин зыбко отражались борта и трубы кораблей. Дальше вздымалась тускнеющая синева рейда.
Он свернул в раскрытые ворота. Мимо моряка-часового, проверившего его пропуск, вышел на стенку, зашагал вдоль корабельных бортов, между ящиков и тюков, приготовленных к погрузке.
По краю стенки прохаживался средних лет офицер в белом кителе, с кортиком у бедра. Офицер был тучен и высок, длинная пушистая борода падала на выпуклую грудь. Все на нем переливалось и блестело: золотые погоны на плечах, отделка кортика, начищенные, как зеркало, ботинки. Под лаковым козырьком фуражки, окаймленным орнаментом из бронзовых листьев, круглились выпуклые, добродушные глаза.
- На док, мичман? - взглянул на Агеева начальник экспедиции Сливин.
- Так точно, товарищ капитан первого ранга.
- Сейчас подойдет мой катер… Сегодня переношу свой флаг на «Прончищев» - там будет штаб экспедиции… Что так рано с берега? На увольнении были?
- Не рано, погулял в самый раз.
- Добро. Подброшу вас на док.
- Спасибо, товарищ капитан первого ранга.
Агеев почтительно отошел. Скользнул взглядом по лицу смуглого худощавого матроса, ждавшего поодаль, возле чемодана и шинели, затянутой в ремни. У матроса был грустно-озабоченный вид. Приветствуя мичмана, он приложил руку к бескозырке. Потом шагнул вперед, в сторону старшего офицера.
- Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться. Может быть, и меня прихватите?
- Вы тоже на док?
- Нет, на «Прончищев». Старший матрос Жуков, направлен в распоряжение начальника экспедиции.
- Пойдете со мной… Сигнальщик Жуков? - Сливин улыбнулся. - Капитан-лейтенант Бубекин дал о вас хороший отзыв. А что вы хмурый такой? К нам переходить не хотели?
- Голова что-то болит.
- Ничего, в море пройдет. Вы, я слышал, на шлюпке ходить мастер.
- Люблю шлюпочное дело…
От борта далекого ледокола отделился катер, пошел в их сторону, вздымая пенный бурун.
Он огибал огромное, странной формы сооружение, как квадратный остров, легшее посреди рейда.
Плавучий док был похож на костяк многоэтажного дома, перенесенный на воду с суши.
Над железными понтонами его стапель-палубы взлетали две боковые узкие башни, соединенные наверху ажурным стальным мостом. Крошечная фигурка сигнальщика чернела на вершине одной из башен, у флага, вьющегося на невидимом издали флагштоке. На башнях горбились силуэты электролебедок и кранов.
Катер подходил к стенке. Жуков поднял чемодан и и шинель. Чувствовал себя неловко под устремленным на него взглядом высокого мичмана.
- Товарищ старший матрос! - негромко окликнул мичман.
Жуков остановился.
- Приведите себя в порядок. У вас под ухом, возле правой щеки, след от губной помады, - с упреком, веско, по-прежнему вполголоса сказал Жукову Агеев.
Капитан первого ранга шагнул через бор катера, прошел в рубку. Мичман и несколько человек, ждавших в стороне, размещались у катерной рубки. Первой уселась на банке женщина средних лет в светлом платье, с угрюмым лицом, с желтыми волосами, заправленными под ядовито-зеленую шляпку. Когда Жуков с вещами в руках спрыгнул на катер, она сердито подобрала ноги, как бы боясь, что он запачкает ее телесного цвета чулки. Капитан первого ранга шагнул через борт катера, прошел в рубку.
- Опять наша Глафира Львовна нынче не в духе, - добродушно сказал моряк, рядом с которым сел Жуков. - На ледокол с берега возвращаться не любит.
- А разве на ледоколе женщины служат? - Жуков еще раз потер щеку платком. Его томили неотступные мысли о Клаве.
- Как же, две буфетчицы у нас есть по штату. Эта вот - в кают-компании, а другая - в капитанском салоне и библиотекарем по совместительству будет работать. С дока ее переводят… А ты тоже с нами в поход?
- Выходит, что так, - сказал отрывисто Жуков. Все ближе вырисовывался - обводами длинного, крутого корпуса, голубыми широкими трубами, обведенными желтой каймой, - ледокол, стоящий на рейде. На его скуле зоркие глаза сигнальщика уже различали бронзовую надпись: «Прончищев».
Глава третья
СКОРО В МОРЕ
Над головами протяжно загремело железо - по палубе «Прончищева» проносили поданный с берега груз.
Сквозь распахнутый иллюминатор, обрамленный ярко начищенной, пропитанной солнечным жаром медью, было видно, как решетчатая стрела крана снова проплыла над стенкой, заваленной ящиками и тюками.
- Таким образом, прогнозы благоприятствуют выходу, - закончил штурман Курнаков и стал выравнивать стопку лежавших перед ним документов. - Устойчивые ветры северных направлений, в один-два балла. Штормовая погода возможна не раньше, чем в Скагерраке, ну и, конечно, у Лофотен…
За иллюминатором плавился, казалось, от жары наружный безветренный воздух. Снова загремело над головами. Мимо иллюминатора мелькнула решетчатая рука крана.
В кают-компании ледокола за длинным, застеленным синим сукном столом сидели моряки командного состава - кто в белых форменных кителях, кто в легких штатских костюмах. Два длинных пропеллера вращались у подволока, покрытого белой масляной краской. Они овевали внимательные лица, обращенные к большой карте перехода. Карта висела за спиной Сливина на покрашенной под дуб переборке.
Рядом с Курнаковым - начальником штаба экспедиции - очень прямым, худощавым, полным той корректной сдержанности, которая отличает наших штабных офицеров, сидел младший штурман Игнатьев. Шапка белокурых волос вздымалась над юношески свежим лицом.
Заместитель начальника экспедиции по политической части капитан третьего ранга Андросов, полный, с лысиной над большим покатым лбом, сложил и сунул в карман кителя конспект своего доклада.
Против Сливина откинулся в кресле одетый в просторный чесучовый костюм капитан «Прончищева» Потапов. Обмахиваясь четвертушкой бумаги, он слушал с обычным своим немного рассеянным, будто скучающим видом. Вот он наклонился к старшему механику - пожилому человеку с седеющим ежиком волос, что-то шепнул. «Проследите… механизмы…» - донеслось до капитана первого ранга. Старший механик кивнул, осторожно отодвинул кресло, вышел из кают-компании.
На карте, вокруг желто-коричневых, изрезанных фиордами берегов Скандинавии, по голубизне двух океанов тянулась тщательно вычерченная штурманами нить - намеченный курс каравана. Линия, начинаясь от Балтийского моря, вдавалась острыми углами в шведский порт Гетеборг и в норвежский - Берген. Она огибала самую северную оконечность Европы, уходила в простор Ледовитого океана.
Начальник экспедиции провел платком по гладко выбритой голове. Просматривал записи, сделанные во время доклада. Тяжелая, прорезанная сетью голубых вен рука легла на сукно стола.
- Ну что же, товарищи… Как будто подготовились к выходу не плохо… Вопросов к докладчикам словно бы нет… Так, так…
Сливин вчитывался в свои заметки.
- По сообщению штурманской части… Вы, капитан второго ранга, не очень полагайтесь на прогнозы… В одном из прошлых походов, тем же маршрутом, синоптики давали сплошной штиль, а корабли чуть не навалило штормовым ветром на скалы… Стало быть, лоцмана впервые примем на борт у Треллеборга?
- У Треллеборга, - вытянулся капитан второго ранга Курнаков. - Подойдет датчанин, будет вести нас Зундом в Каттегат.
- Прошу сесть… По докладу капитана третьего ранга Андросова тоже все ясно… Темы намеченных политзанятий… Будет укомплектована новыми книгами библиотека, перенесенная с дока на ледокол… Обеспечить передвижками док, «Пингвин» и «Топаз»… Хорошее дело! Описки закупленных книг доложите мне.
- Есть, доложить списки, - поднялся с кресла Андросов. - Разрешите маленькое дополнение?
Сливин кивнул.
- По инициативе комсомольской организации библиотекарь Ракитина производит опрос личного состава для выяснения, кому какие книги хочется прочесть в пути.
- Верно, спрашивала она и меня, - улыбнулся Сливин.
- Татьяна Петровна уже связалась с местным книжным коллектором, - продолжал Андросов. - Там обещали обеспечить нужный нам подбор книг…
- Приятная девушка Таня. Вот бы ее сюда в кают-компанию вместо этого вашего дракона - Глафиры! - шепнул белокурый Игнатьев штурману ледокола Чижову.