Это особенно непонятно. В деревне были люди, десятки людей, буквально в километре от того места, где ее убили. Но когда я приехала, в городке царила тишина, как будто уже начался снегопад. Я увидела, как какая-то женщина выходит из библиотеки с огромной стопкой книг в руках. Мужчина смотрел на пирожные в витрине кондитерской. Вот один из деревенских служащих берет пачку бумаг с сиденья и выбирается из своего фургончика. Водители ловко маневрировали по улочкам, одновременно прислушиваясь к прогнозу погоды. Получалось, что нечто ужасное неизбежно должно было произойти в доме Рэйчел и перевернуть в нем все верх дном. При этом остальной город оказался вовсе не тронут злом.
Это необъяснимо, но нужно принять во внимание, что подобное происходило и раньше. И опять же – весь город цел и невредим, и только на нее одну обрушился злой рок.
Глава 11
– Рэйчел когда-нибудь принимала лекарства из-за психического заболевания? – интересуется Моретти. Сейчас утро вторника, и в оперативной комнате по другую сторону двери полно людей. Оттуда и появляется Моретти. Он выглядит расслабленным, и от этого у меня создается впечатление, что расследование движется в нужную сторону.
– Нет.
– А вы сами?
– Да.
– По какому поводу?
– Из-за депрессии. Я пропила курс веллбутрина в июне.
Меня тогда все это здорово затронуло. Конец моих отношений плюс другие потери. Когда я увидела себя в зеркале, я выглядела затравленной. Я испытывала постоянную усталость, и меня мучили частые панические атаки, которые начинались в самых безобидных местах – в кондитерской, в музее, в розовом саду Риджентс-парка.
– Вы до сих пор принимаете его?
– Нет. Закончила еще в октябре.
– По рекомендации вашего психолога?
– Она сказала, что решение за мной. – После Корнуолла мне стало лучше. Я сильно изменилась с момента моего первого визита в кабинет к психологу.
– Почему Рэйчел не выходила замуж?
– У нее были в приоритете другие ценности. А вы сами почему не женаты?
– Я в разводе, – говорит Моретти, как будто это и есть ответ на мой вопрос. – Звучит так, будто Рэйчел считали скучной женщиной.
– А мне это в ней нравилось.
Он улыбается, и у меня возникает такое чувство, что Моретти согласен со мной и одновременно может понять Рэйчел. Теперь она имеет для него большее значение, нежели остальные.
Глава 12
– Прости. Я так жалею, что не пошла с тобой!
– Не надо извиняться, – сказала она. Потом опустила голову и вытащила свой браслет-веревочку из-под манжеты больничной пижамы. Светлая золотистая соломка теперь стала какой-то корявой и приобрела цвет ржавчины, и Рэйчел попыталась сорвать браслет зубами.
Когда я в первый раз увидела ее, то сразу расплакалась, и Рэйчел удивленно склонила голову набок. Веки ее так распухли, что мне поначалу показалось, что глаза закрыты и она спит. Ее вид так испугал меня, как будто страшнее всего было само лицо избитой девочки, а вовсе не то, что с ней произошло.
Кроме того, что лицо ее чудовищно распухло, еще и кожа приобрела ярко-красный оттенок. Губы казались в два раза больше, чем были на самом деле, словно она нарочно раскрасила их губной помадой, умышленно размазывая ее по щекам и подбородку, а оба глаза заплыли и спрятались за иссиня-черными мешками фингалов. Кто-то успел расчесать ей волосы, оставив на коже головы ровные дорожки из зубьев гребешка. Швы на щеке и лбу покрывала жирная мазь. Одна рука была заботливо укутана в гипсовую повязку и покоилась у нее на груди.
Мы находились в больнице в Селби, в десяти километрах от Снейта.
– Как ты сюда попала?
– Колотила в дверь. Но они меня не повезли. Они испугались, что я умру по дороге в больницу, и тогда на них ляжет вся ответственность. Мне пришлось самой говорить с оператором экстренной спасательной службы, а они велели мне дождаться «Скорой помощи» на улице.
Это была супружеская пара, такого же возраста, как и наш отец, сказала она, с теми же привычками и манерой поведения.
– Какой у них адрес? – спросила я, поскольку твердо вознамерилась спалить их дотла, как только доберусь домой. Но Рэйчел так и не смогла вспомнить номер.
– Из больницы отцу уже сообщили?
– Нет. Я сказала, что он отправился в поход.
В этот момент в палату вошли двое высоких мужчин. Они оба не обратили внимания на стулья, поставленные для посетителей, и застыли у ее кровати.
Рэйчел повернула к ним свою искалеченную голову, и они попросили меня выйти в коридор. При этом они не стали закрывать дверь, а если бы попробовали, то я начала бы кричать так, что стены больницы просто бы рухнули.
Рэйчел рассказала полицейским все то, что уже успела доложить мне, только добавила, что у мужчины были черные волосы до подбородка, узкое лицо и выдающийся широкий лоб. Он был одет в холщовую куртку, которая была ему чересчур велика. Один из следователей остановил ее:
– А где вы были до этого?
– В доме у своего приятеля.
– А что вы делали на улице так рано?
– Я хотела вернуться домой.
– Вы там пили?
– Да.
– Сколько вы выпили?
Я мысленно молила ее соврать им.
– Четыре рюмки, – ответила Рэйчел. Стоя в коридоре, я только прислонилась лбом к стене и облегченно вздохнула. Наверное, она посчитала такое количество безопасным. Полицейские тоже пьют и должны понять, что четыре рюмки алкоголя, выпитые накануне, не должны сильно повлиять на восприятие действительности.
– Что-то еще? – спросил тот же полицейский. Второй все время молчал. Кажется, я так и не услышала его голоса.
– В каком смысле?
– Наркотики употребляли?
– Нет.
– Вы на этой вечеринке ни с кем не ссорились?
– Нет.
– И четко помните все события прошедшей ночи?
– Совершенно верно.
– Вы узнали этого мужчину?
– Нет.
– Может быть, вы его раньше где-то видели, только мельком?
– Нет.
– У вас есть бойфренд?
– Это был не мой бойфренд. Я никогда его раньше не видела.
– Мне бы хотелось услышать ответ на мой вопрос.
– Нет.
– Вы можете перечислить мне всех тех, кто присутствовал на вечеринке?
Полицейские еще несколько раз задали те же самые вопросы, а потом попросили написать заявление. И еще сказали, что как только найдут этого мужчину, сразу же свяжутся с ней. Но, разумеется, ничего подобного так и не произошло.
Глава 13
Рэйчел ездила в Бристольскую тюрьму. Я думаю, по такому случаю она должна была одеться соответствующе, чтобы быть уверенной в том, что он не сможет нанести ей вред. Причем для заключенного, в конце концов, эта встреча была куда сложней и хуже, чем для нее. Темная ткань, туфли на высоких острых шпильках, яркая губная помада. Рэйчел наверняка оделась как ее собственный адвокат.
Я представляю себе, насколько она была внутренне напряжена, а внешне хладнокровна. Ее переполняли ярость и чувство победы на подъезде в Бристоль. Полтора часа езды по скоростному шоссе. Это произошло в марте.
– Я нашла тебя. Я всегда знала, что найду.
Интересно, мучило ли Рэйчел сомнение относительно того, будет ли сейчас все кончено. Это были томительные минуты перед тем, как Хили сумел объяснить ей, что в то роковое лето он сам сидел в тюрьме. Сейчас мне трудно размышлять о тех событиях. Лучше самой проехаться до Бристоля.
– Мы попробуем закончить все как можно быстрей, – говорит Льюис, присоединяясь к нам в допросной комнате. – Необычно было бы для такой личности, как Рэйчел, подвергнуться случайному нападению два раза подряд.
– Что вы имеете в виду «такой личности, как она»?
– Она же не проститутка, – поясняет Моретти.
– К тому же она жила в районе с низким процентом преступности, – добавляет Льюис. – И не имела никакого отношения ни к криминальным группировкам, ни к наркотикам.
Я не поправляю его. Льюис работает как профессионал, он не газетчик, ищущий сногсшибательные заголовки и оттого ошивающийся в клубах Шордича. По которому я неожиданно начинаю тосковать. Я когда-то тоже носила полусапожки на шпильках, кожаные легинсы, черную ситцевую рубашку, и стоило все это мне целого состояния в «Оллсэйнтс» на Кингс-роуд.
Я откидываю голову назад. Больше всего Рэйчел нравился клуб за Хокстон-сквер.
– Давай пойдем туда и немного потанцуем, – говорила она, открывая свой ящичек с косметикой, и вот мы уже шли, перепрыгивая через ступеньки, на первый этаж.
Полицейские ждут по другую сторону стола.
Рэйчел потерла пальцем десну над своими острыми белыми зубами и свернула записку по ноге.
Моретти расстегивает пиджак и наклоняется вперед.
– Тяжкие телесные повреждения, – говорит следователь с шотландским акцентом, – по сути близки к убийству. Они и становятся убийством, если жертва при этом умирает. Ваша сестра была жертвой двух почти идентичных преступлений. – Последние слова он умышленно произносит с расстановкой. Я думаю, чтобы подчеркнуть, что в такое верится с трудом. – Мы хотели бы задать вам еще несколько вопросов относительно первого случая. Вы могли бы описать нападавшего?
– Мужчина был старше ее, лет двадцати пяти, ростом примерно метр восемьдесят, темноволосый, узкое лицо, выдающийся лоб. Вы полагаете, это был он?
– Нападавший, наверное, рассердился, когда жертва убежала, – говорит Льюис.
– Рэйчел не убежала. Она едва могла передвигаться.
– Он ее изнасиловал?
– Нет.
– Почему же прекратил нападение? – спрашивает Льюис.
– Она сама не знала. Может быть, ему показалось, что их кто-то увидел, а может, решил, что уже сделал все, что хотел. Сестра говорила, что он просто, покачиваясь, слез с нее и спокойно пошел прочь.
Подпрыгивающая походка, короткий шаг. Я могла бы даже изобразить ее для них, как это когда-то сделала для меня Рэйчел, но сейчас в этом нет необходимости.
– Мужчина ходил очень забавно, – говорю я. – Как будто на цыпочках.
Моретти записывает и это тоже. Над нами жужжат лампы дневного света. Рэйчел уже не вернется. Льюис видит, как я потираю лоб, и встает со своего места, чтобы выключить лампы. Электрическое гудение исчезает, комната погружается в полумрак. Дождь тихо стучит по стеклам окон, а моя жуткая головная боль начинает проходить.