— Что?
— Здесь свободно, — мальчишка скинул рюкзак и жестом показал, чтобы я садилась. Не передать словами, насколько мне было приятно в тот момент. Улыбка коснулась моих губ и по детской наивности я уселась рядом.
Вишневский вытащил из кармана ранца раритетную вещицу — дисковый плеер. Где только раздобыл его в наше-то время? Да и зачем? Его семья владела в этом городе практически половиной недвижимости. Они могли купить своему сыну целую группу, которая исполняла бы для него не только песни, но и танцы.
— Ненавижу ехать в автобусах, — сказал неожиданно Ян.
— Я тоже, — призналась честно. Мне не нравились узкие пространства, хоть и паники особой не вызвали.
— Будешь? — он протянул мне наушник, и я в очередной раз смутилась, однако не отказалась. Тринадцатилетний Ян слушал песни не в моем вкусе, по крайне мере, сперва так показалось. А потом вроде как втянулась, даже начала покачивать в такт головой.
Мы доехали до музея молча, утопая в ритмах мелодий. Вишневский смотрел в окно, подперев ладонью подбородок, а я разглядывала салон автобуса, с наслаждением осознавая, что езда в замкнутом пространстве не такая уж и противная. В этом однозначно что-то есть. Не просто же так губы растягивались в улыбке.
Но не это отложилось в памяти.
Во время похода по музею, я отстала. Одна картина настолько завлекла собой, что я задержалась напротив нее дольше положенного. А когда очнулась, поняла — никого нет. Пошла в одну сторону, затем в другую, массивные помещения давили, а красные стены, казалось, медленно сужаются. Паника охватила горло, мне стало не хватать кислорода. Я чудом наткнулась на дверь и выскочила на улицу. Думала, дойду до автобуса, и подожду там, но ни автобуса, ни сопровождающего учителя в этом месте на оказалось.
Я брела кругами, пока тучи над головой не сошлись. Они были такими темными, они закрывали просвет на голубом небе. Где-то вдали сверкнула молния: яркая, неподвластная, и безумно красивая. Затем раздались раскаты грома и на асфальте начали появляться маленькие крапинки влаги. Не найдя лучшего решения, я уселась на ступеньках под козырьком здания. Сейчас экскурсия закончится, учительница начнет пересчитывать детей, и поймет — одного не хватает. Они начнут искать меня, все будет хорошо.
С этими мыслями я разглядывала небо, и позволяла ногам в белых носочках покрываться влагой. Дождь с каждой минутой усиливался, ветер активней покачивал деревья, мне без пиджака становилось холодно. Волоски на коже поднялись, и чтобы не замерзнуть, я скрестила руки на груди, опустив голову.
Не знаю, сколько просидела так. Просто ждала. Я хорошо умела ждать, с детства научили. Белые носки постепенно превратились в мокрые серые, зубы начали постукивать друг об дружку. Надо было бежать куда-то под крышу, но я почему-то настырно продолжала ждать учительницу. А потом заметила приближающуюся тень. Черные лаковые мужские туфли, штанины школьной формы — это был мальчик. И только я собралась поднять голову, как услышала щелк, и дождь над моей головой резко закончился. Так не бывает, скажете? Так и не было. Дождь продолжал капать вокруг, но только не надо мной.
— Тебя все ищут, — послышался знакомый голос. Я протерла лицо мокрыми ладонями и, наконец, подняла голову, замечая Яна. Он возвышался надо мной с зонтиком. Прозрачным большим зонтиком. Его волосы тоже промокли, да и белая рубашка прилипла к телу. Мне вдруг сделалось не по себе, потому что видела запретное, например, ключицы парня, нарастающие кубики пресса, обтянутые мышцами спортивные руки. Вишневский не сводил с меня глаз, таких таинственных и жутко притягательных глаз. В ответ я смущенно улыбнулась ему, и подскочила со ступенек.
— Я тебя ждала, — произнесла, разглядывая мокрое, от осеннего дождя, лицо парня.
— В следующий раз жди там, где будет сухо. Или кричи.
— Хорошо! — кивнула, не переставая улыбаться. Сердце прыгало в груди, и мне казалось, что Ян слышит его стуки. До чего же оно громкое.
Я схватила Вишневского под локоть, чуть прижалась и жестом намекнула, что пора бы идти греться. Не знаю почему, но находиться рядом с этим мрачным мальчиком было легко. Возможно, дело в том, что он знал мой секрет. Мне не нужно было прятать свое настоящее, не нужно притворяться. Мама говорила, если сверстники узнают о моих странностях, они не поймут. Будут смеяться. Тыкать пальцем. Поэтому лучше держать все в тайне. Однако Ян не смеялся, ни тогда, ни сейчас. И я по детской дурости решила — все такие, как он. Глупо было забывать мамины советы.
Мы шли вместе к автобусу, под ручку, словно самые настоящие лучшие друзья. Ян наклонял зонтик в мою сторону, а сам с другой стороны мокнул под дождем. Наверное, он думал, что я не вижу. И да, мне было, безусловно, приятно. Никто и никогда не оказывал подобных знаков внимания, ну разве что родные, но это не в счет. В другой школе у меня тоже не было друзей. Я не привыкла к подобному, поэтому поступки Яна вызывали дикое волнение, и в какой-то степени восхищение.
На нас смотрели многие из окон автобуса, включая мою сестру. Восьмой класс тоже был на экскурсии, как и параллельный. Увидев строгий взгляд Лизы, внутри все перевернулось. Вдруг она расскажет маме? Вдруг мама будет ругаться? И ладно я, но что если достанется и Яну? Нет. Такого допустить я не могла. Обязательно поговорю с Лизой после.
В автобусе Вишневский дал мне свой пиджак и запасную майку. Уж откуда она у него взялась, я не знала, но от майки все же отказалась. Переодеваться при всех — никогда. Тем более на тот момент, у меня уже был лифчик и какое-то подобие груди. Не хотелось светить скромными формами перед ребятами, тем более перед Яном. А вот от пиджака отказываться не стала. От него вкусно пахло какао. Именно с того момента я полюбила этого сладкий напиток.
Глава 7
После той поездки Ян заболел. Да и я прохворала. Мама оставила меня дома, и заставляла сутками пить травяные отвары, рецепты которых она вычитывала из книг и журналов. Вкус у них был противный, горький, но отказы не принимались. В один из дней, когда родительница уехала заниматься вокалом с богатыми детками, я прокралась в комнату к сестре.
Осторожно постучалась и на цыпочках вошла, то и дело оглядываясь, ведь папа был на первом этаже и вполне мог услышать наш предстоящий разговор. Лиза, заприметив меня, сняла тканевую маску с лица, теперь сестра носила их каждый день после школы. А еще у нее появилась дорогая тушь и яркая помада, однако мама об этом не знала. Она считала, что красится в раннем возрасте — плохо. Но были исключения. Например, выступления перед богатыми семьями или званые торжества. Вот в этом случае – косметика, красивые наряды и вонючий лак для волос выходили на передний план.
Я прикрыла за собой дверь, разглядывая небольшую комнату Лизы. У нее частенько был беспорядок, и на полу валялись вещи, которые ей было лень убирать обратно в шкаф.
— Мама будет ругаться, — деловито заметила я, усаживаясь на кровать, скрещивая ноги по-турецки. На мне была пижама с мишками и розовый шерстяной шарф, повязанный вокруг горла. От него ужасно чесалась кожа, а еще воняло мазью звездочкой.
— Чего тебе? Пойдешь жаловаться? — хмыкнула недовольно Лиза, переступая через маленькую кучку вещей. Она отодвинула стул на крутящейся ножке, и плюхнулась на него с видом абсолютно незаинтересованного человека.
— Я это… — замялась, сжимая край кофточки. Вроде все прокрутила в голове, когда шла по коридору. Да так складно вышло, а сейчас сижу и слов собрать не могу.
— Давай быстрей, у меня звонок с подружками. Важный, между прочим.
— Слушай, насчет поездки… — пролепетала я.
— Какой поездки?
— Ну, в музей, когда я под дождем промокла… — я прикусила губу, делая глубокий вдох. Почему-то стало неловко. Щеки обдало жаром от воспоминаний и глаз Яна. Он так пристально смотрел, никто и никогда на меня так не смотрел. И это было слишком волнительно, чтобы не захотеть улыбнуться, однако я сдержалась.
— А-а, — протянула сестра. — Ну, ты особо не обольщайся. Вишневский — звезда этой школы. Его предки очень влиятельные. И да, я думаю, если он узнает о твоих закидонах, то точно обсмеет. — Сестра прыснула со смеху, а я сжала челюсти от злости. Как она может говорить о Яне, если даже не знакома с ним лично.
— Он не такой! — крикнула я, подскакивая с кровати.
— О, да ладно? — Лиза вытянула шею, внимательно всматриваясь в мое лицо. А потом еще больше рассмеялась. Откровенно говоря, отношения у нас совсем перестали быть теплыми. — Влюбилась что ли? В сына самого Вишневского? У-у-у!
— Ян не такой! Он хороший! — мой голос не дрогнул, потому что я искренне верила, что мальчишка с зонтиком никогда не предаст. Ведь если бы хотел, то давно бы это сделал. Однако он продолжал хранить мой секрет, и относиться по-дружески. А еще Ян был единственным человеком во всей школе, с кем я могла нормально разговаривать. Человеком, который замечал меня.
— Как только он узнает о твоей болезни, то всем растреплет. Не сейчас, так потом. — Не унималась Лиза. Она тоже поднялась со своего места и начала расхаживать из угла в угол, подобно взрослой и опытной девушке. В эти минуты сестра походила на мать даже походкой.
— Нет, это не… — махала головой я, в груди нарастала паника. Он не может. Он просто не может и все тут.
— Если он узнает!..
— Он, итак, знает! И никому до сих пор не сказал. Прекрати выдумывать! — сорвалось у меня. Лиза замолчала. Глаза ее округлились, она и не моргала вовсе, просто смотрела на меня, пытаясь переварить информацию.
— Откуда?
— Я… он меня ви… — я должна была сказать правду, что не знаю, но почему-то предпочла не говорить.