из сосуда, сестра Констанс снова принялась помешивать вино деревянной ложкой с длинной ручкой. Она молчала, а значит, молчала и Маргарет. Как статист, который даже пошевелиться не может, пока ведущий артист не подаст свою реплику.
Не знаю, во что играют современные дети, а я в детстве часто изображала Василису то ли Премудрую, то ли Прекрасную. Из страшной русской сказки, где разноцветные всадники, на палках черепа со светящимися глазами и куколка-помощница, которую бедная сиротка Василиса кормила ржаной краюшкой. А главное — в сказке была баба-яга, к которой Василису послала за огнем злая мачеха.
Я забиралась под стол со свисающей до пола скатертью и кормила горбушкой рыжую куклу Риту (а на самом деле съедала сама). Вместо черепов у меня были ботинки, надетые на швабру и лыжные палки.
И сейчас я опять почувствовала себя Василисой у бабы-яги. Темная покосившаяся избушка — почти на курьих ножках, дым из очага уходит в потолок, сгорбленная седая старуха варит зелье в котелке. Разве что волшебной куколки у меня нет.
Сестра Констанс налила вина в оловянную кружку и подала Маргарет. Вино уже когда-то было — пусть и не такое, и кружка тоже была. Поэтому та легко протянула руку, взяла ее, подула, осторожно сделала глоток, другой. Снадобье было горьким и отвратительно пахло чем-то, напоминающим птичий помет. Но она сделала еще несколько глотков — потому что тогда замерзшая Маргарет выпила кружку почти залпом.
Что-то произошло. Это было похоже на головокружение, когда ты остаешься на месте, а все вокруг вращается каруселью, но только по вертикали. Я была неподвижна, а хижина поднималась и опускалась с бешеной скоростью. Потом все прекратилось, и пришло ощущение невероятной легкости. Обострились все чувства. Краски стали ярче, звуки четче. Запах и вкус зелья — еще более тошнотворным. А еще я чувствовала жесткость и занозистую грубость скамьи, хотя пальцы Маргарет ее не касались. Я вообще ничего не касалась, потому что парила под закопченным потолком.
Парила даже не я — нечто. У этого нечто не было глаз, но оно видело, не было ушей, но слышало. Не было вообще ничего. Я смотрела сверху на тело Маргарет, расслабленно привалившееся к стене. Фартингейл[1] охотничьего костюма в таком ракурсе превращал нижнюю часть ее фигуры в неопрятную кучу. Да и в целом выглядела она не слишком привлекательно.
— Ну как, — спросила сестра Констанс, выплеснув остатки содержимого котелка в лохань, — теперь ты можешь говорить?
— Могу, — ответила я.
На самом деле я подумала это. Не прозвучало ни слова, но сестра Констанс меня услышала и удовлетворенно кивнула. Видимо, точно так же со мной общалась Маргарет в свою бытность призраком.
— Как тебя зовут?
— Светлана.
— Интересное имя. Откуда ты?
— Этого места еще нет, — мысленно усмехнулась я. — Там сейчас одни болота. Далеко отсюда. За морем.
— А время? Какой у вас год?
— 2017-ый. Но откуда?..
— Откуда я все это знаю? — перебила сестра Констанс. — Давай сначала расскажешь ты, а потом уже я. Времени у нас много. Думаю, тебе нет нужды возвращаться в это тело. Маргарет пробудет здесь ровно столько, сколько нужно, потом я покажу ей драконьи яйца, и она отправится обратно — в свой мир. Кстати, сколько еще она прожила там?
— Не знаю точно. Не помню. Несколько дней. Но что было бы со мной, если б я вернулась туда вместе с ней?
— Не могу сказать, — пожала плечами аббатиса. — Может быть, твоя душа отправилась бы к Богу, а может, так и пребывала бы где-то там, рядом. Или все началось бы сначала. Одно знаю точно — в свое время ты не попала бы уже никогда. Но я постараюсь тебе помочь.
— Вы сказали, что дух Маргарет остался в моем теле, сестра Констанс. Но это не так. Мы уничтожили кольцо, и Маргарет упокоилась с миром. Она сама мне об этом сказала. А потом произошло что-то совершенно непонятное.
Странное дело, ее слова о том, что я могла никогда не вернуться домой, почему-то не напугали меня. Я сразу и безоговорочно поверила, что эта баба-яга так или иначе даст мне палку с черепом и отправит назад. И поэтому, рассказывая ей обо всем, что произошло со мной с первого мгновения в Скайхилле, я наслаждалась — свободным парением, бестелесностью, яркостью чувственных ощущений.
Когда я дошла до того момента, как мы с Тони остановились в гостинице и он рассказал мне о драконе в Рэтби, сестра Констанс жестом прервала меня. Она подошла к неподвижной Маргарет и сказала:
— Твой плащ высох, пойдем, я провожу тебя и покажу кое-что. Ты и так знаешь уже столько тайн — одной больше, одной меньше, неважно.
У меня было ощущение, как будто я просматриваю запись с камеры видеонаблюдения, установленной под потолком. Хотя представить камеру в средневековой крестьянской хижине было крайне сложно.
Маргарет встала, взяла плащ, набросила его на плечи, и они с аббатисой вышли. Я облетела хижину, рассматривая внимательно каждую деталь. Точнее, это не было полетом — я просто перемещалась мгновенно туда, куда хотела попасть. «Я везде», — вспомнились мне слова Маргарет.
Сестра Констанс вернулась, села на скамью.
— Я бы предложила тебе хорошего вина, — сказала она, — или ежа, но… Что ж, продолжай.
Если бы я когда-нибудь говорила так раньше, то, наверно, стала бы самым знаменитым в мире оратором. Слова — то есть мысли — текли плавно и свободно, не запинаясь и не перескакивая с одного на другого.
Наконец я закончила. За окном стемнело, но сестра Констанс не зажгла свечу или масляную лампу. Весь свет в хижине был только от очага, куда она подбросила несколько поленьев, предварительно выкатив палкой спекшийся глиняный ком. Я знала, что в глине запекают птицу и рыбу, но и представить себе не могла, что такое можно проделать с ежом. Поэтому мне было крайне любопытно, что находится внутри.
Света, о чем ты думаешь, а? Ты теперь даже не человек, а нечто. Почти ничто. Призрак. Дух. И тебя интересует, как выглядит запеченный еж?
Сестра Констанс подхватила комок грубой тканью, сложенной в несколько раз, и перенесла на стол. Ударила по нему палкой — глина треснула, в ней остались иголки и шерсть. В деревянную миску она положила кусок остро пахнущего темного мяса размером чуть больше кулака.
— Никогда не пробовала ежа, — сказала я. — На что он похож? На вкус?
— Немного на цыпленка, только сладковатый, — сестра Констанс выбрала из выпотрошенного брюшка пряные травы и оторвала кусочек мяса. — В Риме их ели еще до Рождества Христова. Специально выращивали. А жир ежиный — лекарство. От ожогов. И от кровавого кашля. Сейчас ежи жирные, к спячке готовятся. Кидаешь в горшок сразу несколько и держишь на углях ночь. К утру остается шкура, кости и жир. Ну, и клещи, конечно, но их легко отцедить.
Я прислушалась к себе, не жалко ли мне ежиков. Ежиков было жалко. Но как-то абстрактно. Не больше, чем свинью над тарелкой котлет.
— Я не сразу поняла, что Маргарет пришла из другого мира. Да я и не знала ничего о нем, — сказала сестра Констанс, разделавшись с ежом и запив его вином из глиняной бутылки. — За год до ее появления — первого появления, — когда еще была жива сестра Агнес… Мы тогда только поселились здесь, в доме ее покойного брата. Так вот, ночью в канун Дня всех святых к нам постучался мальчик. Сказал, что заблудился в лесу. Он промок, замерз, мы накормили его, оставили ночевать. Утром я вывела его на дорогу, попрощалась и пошла обратно. Уж не знаю, что заставило меня обернуться. Мальчик шел по дороге и вдруг исчез. Просто растаял в воздухе. Я подошла к тому месту, огляделась, даже позвала его. Вернулась домой, рассказала сестре Агнес. Она была родом из Шотландии, у них там празднуют Самайн, как в Уэльсе и Ирландии. Конец сбора урожая, день почитания мертвых. Верят, что в это время открывается дверь между мирами живых и умерших. Разумеется, она сказала, что мальчик был духом, но раз мы приютили его, к нам должно прийти счастье.
Никакого особого счастья к нам не пришло. Сестра Агнес через месяц заболела и умерла, я осталась одна. Раз в неделю ко мне заглядывала ее племянница, приносила еду, помогала по хозяйству. Хотя я и сама как-то справлялась.
Через год, снова в канун Дня всех святых, появилась Маргарет. Ну, об этом я могу тебе не рассказывать, ты все знаешь. Хотя тогда она, конечно, была без тебя. Живая — по-настоящему живая. Само собой, я поразилась, увидев у нее на руке кольцо Анахиты. Тогда я была уверена, что мне известно о кольцах все, но оказалось, это далеко не так. Я рассказала ей то, что знала. Не представляешь, как мне было ее жаль. Молодая, прекрасная, знатная. Короткое счастье позади, впереди — смерть.
Я показала ей яйца дракона. По правде говоря, даже не знаю, зачем. Никакой нужды в этом не было. Но сейчас понимаю, что это было не случайно: теперь-то я знаю от тебя, что детеныши из них вылупились. Жаль только, что выжил лишь один. Говоришь, его зовут Джереми? Забавно. И грустно. Последний дракон…
Маргарет села на коня и отправилась в Рэтби. И вдруг исчезла точно в том же месте, что и мальчик. Это не могло быть совпадением. И я не верила, что она — дух, как говорила сестра Агнес. Что-то было не так с тем местом на дороге.
В следующий Хеллоуин ничего необычного не произошло, а еще через год, правда, днем раньше, человек появился на дороге из ниоткуда прямо на моих глазах. Я шла в лес проверить ежиные ловушки и вдруг увидела его там, где только что никого не было. Это был мужчина средних лет, ремесленник, который шел в город, но свернул у Рэтби не на ту тропу. Он был удивлен не меньше моего. По его словам, я появилась перед ним прямо из воздуха. Я показала ему дорогу, и тогда он сказал довольно странную вещь. Что идет из Ковентри в Кеттеринг на ярмарку. Но здесь нет такого города. Есть Кайтеринг. И там никогда не устраивали ярмарки. Я подумала, что он мог перепутать название или просто соврать. Попрощавшись, ремесленник пошел по дороге в обратном направлении — и пропал. На том же самом месте, где появился.