зад. Ее собственное отражение пристально глядело на нее сверху, с зеркальной панели. Волосы прилипли от дождя к голове, лицо очень бледное. Зеркала… У Ричарда зеркала – это пунктик.
Она снова посмотрела на картину с обнаженной. Может, так выглядела и та шлюшка в конторе? Сэм задумалась. Шлюшка, с которой Ричард тогда исчез из гостиницы в Торквае. У нее, наверное, такие же большие сиськи и лукавая улыбочка?
«Сука», – подумала она, и гнев, смешанный с тоской, охватил ее. Ведь все складывалось так хорошо. Так замечательно, великолепно. Аккуратное, упорядоченное существование. Счастливые дни. Все шло просто прекрасно.
До тех пор, пока она не узнала об этом. Ощущение было таким, словно выдернули какую-то затычку из сосуда – и внутри там все высохло.
Сэм поднялась с постели и пошла в комнату Ники. Там она присела на краешек маленькой кроватки Ники, взяла «Древесное привидение», лежавшее рядом на столике, и стала быстро перелистывать страницы.
– Хочешь, почитаю?
– Нет. – Он посмотрел обиженно. – Расскажи мне лучше какую-нибудь сказку. Ты лучше всех рассказываешь их.
Она окинула взглядом комнату:
– Ты же обещал мне, что приведешь тут все в порядок. Смотри, новые игрушки, которые ты получил на Рождество, уже все поломаны.
Сэм встала и подошла к приоткрытой двери стенного шкафа, отворила ее пошире. Оттуда выпал пластмассовый самолетик, его хвостовая часть с щелчком отломилась и отскочила в сторону. Ники, казалось, вот-вот разрыдается.
– Ах, как глупо получилось! Ну и кто же его туда засунул?
Сэм опустилась на колени. Ники ничего не ответил.
– Уж не ты ли?
Он поджал губы.
– Может быть, папа завтра сможет его починить.
Она подняла обломки самолетика с пола, положила на стул и снова села рядом с ним.
– А в воскресенье мой день рождения, правда, мамочка?
– Да, тигренок.
– И я опять получу подарки, да?
– Нет, если ты все не уберешь тут у себя.
– Я уберу. Обещаю.
– Ты ведь получил уйму подарков на Рождество.
– Так Рождество было сто лет назад!
– Всего четыре недели, тигренок.
Лицо мальчика страдальчески исказилось.
– Это нечестно.
Сэм поразило, как он огорчился, и она слегка погладила рукой его щеку.
– Да, придется тебе купить новые подарки.
Ах, взятки-взяточки. Я покупаю его любовь. Покупаю любовь собственного ребенка. Черт подери!
– Тра-ля-ля-ля-ля! – Он в радостном возбуждении заколотил кулаками по краям своей кровати.
– Ну а сейчас успокойся. Пока что еще среда. Осталось еще четыре дня.
– Еще три.
Она рассмеялась:
– Ну хорошо. Три с половиной.
Головная боль вроде немного утихла. Ники надул щеки и скорчил гримасу, глубоко задумавшись и что-то считая на пальцах.
– Три с четвертью. А теперь расскажи мне какую-нибудь сказку. Расскажи мне про драконов.
– Да ты ведь уже знаешь про драконов. Я же тебе про них вчера рассказывала на ночь.
Он откинулся назад в ожидании, прищурив свои большие голубые глаза.
– А ты продолжай, мамочка. Сделай вид, что сказка еще не кончилась. Ну, как будто дракон ожил и гонится за человеком, который его убил.
– Ну ладно. Жил да был однажды один ужасный-преужасный человек в стране под названием Ники-Здесь-Нет.
– А почему он был таким ужасным?
– Да вот такой уж был.
– А как он выглядел?
– Совершенно ужасно.
Ники устроился поудобнее, но уснул прежде, чем она закончила сказку. Она встала, и он тут же открыл глаза. Сэм наклонилась и поцеловала его.
– Спокойной ночи, тигренок.
– Так ты же сказку-то не закончила!
«Понял, – сообразила она. – Догадался. У детишек ум всегда острый, словно бритва».
– Я завтра закончу. Ладно?
– Ну ладно, – сонно согласился он.
– Пока-пока.
– Пока-пока, мамочка.
– Тебе свет оставить?
Он поколебался.
– Оставь, пожалуйста.
Она послала ему воздушный поцелуй и тихонько закрыла за собой дверь.
Сэм внимательно смотрела на телевизионный экран, где Гаррисон Форд танцевал с Кэлли Макджиллис при свете фар своего потрепанного автомобиля с откидными сиденьями. В глазах больно защипало, и она опять затосковала о том, что она… нет, что они потеряли, что никогда уже не будет по-прежнему.
Ричард неуклюже развалился на диване перед телевизором, рядом с ним стоял бокал с виски, наполненный, как всегда, на четыре пальца, и чуть подальше бутылка «Тичерз», почти пустая. Красноватый свет, мерцающий в глубине сквозь решетку камина, предназначенный имитировать пламя горящих поленьев, выглядел уютно, но не грел, и Сэм ежилась от сквозняка, которым тянуло с Темзы через зеркальные окна, идущие по фасаду, по всей длине квартиры.
В комнате царил полумрак: горели всего две настольные лампы, да мягкий оранжеватый свет уличного освещения вливался с Бермондси, с противоположного берега реки. Сэм перевела пристальный взгляд с экрана телевизора на дубовый обеденный стол, где она расставляла у каждого прибора красные бокалы для вина.
– Ричард, сколько бокалов поставить?
– Че-е-го?
– Бо-ка-лов. Сколько надо поставить? Я накрываю стол на завтра.
– Ну… нас должно быть одиннадцать.
– И по скольку бокалов каждому? – спросила она слегка раздраженно.
– По три. Будет шабли и красное вино. «Фолатье» урожая 83-го года, «Филипп Леклерк», ну и еще «Калон Сэгор» урожая 62-го года, оно последнее из моего 62-го года. И еще «Сотерн», вот действительно отличное вино, «Куте де Барсак» урожая 72-го года. – Он взял свой высокий бокал, осушил наполовину и закурил сигарету. Щурясь на экран, произнес: – Гаррисон Форд. По-настоящему классный фильм. – Он допил бокал, тщательно отмерил дозу в четыре пальца и налил из бутылки остатки виски. – Тебе понравится это шабли.
– Конечно, – сказала она.
– Арчи – это настоящий винодел, понимаешь, что я имею в виду? Натуральный продукт без всякого дерьма. Триста фунтов стерлингов надо выложить за бутылочку… Ну, еще лафит и разное прочее. Шик! Тебе должен понравиться Арчи. Он парень хороший.
– Я думаю, надо поставить еще и по бокалу для «Перрье». Его всегда все пьют. – Она посмотрела на мужа, но он снова уткнулся в телевизор. – А портвейн ты выставишь?
– Угу.
– Тогда нужны еще и бокалы для портвейна.
– Он отличный игрок, этот Арчи.
– Значит, у тебя будет с ним хорошая игра.
– Сити, Сэм. Он крупный игрок в Сити.
– Может быть, он и Ники чему-то научит.
Сэм подошла к серванту в углу и достала новые бокалы. За окнами завывал ветер, черные волны Темзы бились о пирс, сотрясая оснастку яхт. Она видела вспышки света на волнах и темные корпуса лихтеров, пришвартованных посередине реки. «Ну и тоска», – подумала она и пошла с подносом к столу.
– А твой знаменитый Андреас точно приедет?
– О… ну… да.
Ричард поерзал на диване и глотнул виски.
– Значит, я наконец-то познакомлюсь с ним. Как, ты говоришь, его фамилия?
– Беренсен.
– А у него есть какое-то жилье в Лондоне?
– Нет, он просто приезжает сюда по делам.
– Из Швейцарии? А чем именно он занимается? Он что-то вроде банкира, так ведь, да?
Ричард поскреб в затылке.
– Ох… да-да… банкир.
– И он действительно карлик?
– Да. – Ричард рассмеялся, несколько принужденно. – На самом-то деле он довольно высокий.
– И он сейчас твой самый крупный клиент?
– Да, я думаю, что-то в этом роде. – Сэм хмуро отметила про себя, что тон у него уклончивый. – Ну а у тебя как на работе? – поинтересовался он.
– Не очень спокойно. Мне вот и сейчас еще следовало бы быть там.
– Этот твой Кен слишком уж круто заставляет тебя работать. И твои бесконечные поездки – сумасшествие какое-то. Ты очень много разъезжаешь, ведь и сама знаешь, таракашка.
Он повернулся. Его худощавое лицо, прежде всегда такое свежее, в последнее время болезненно пожелтело и стало морщинистым, делая его старше тридцати трех. При мерцающем свете телевизионного экрана и отблесках камина она внезапно поняла, как он будет выглядеть, когда постареет и у него иссякнут силы, энергия, которые так оживляют его; он начнет ссыхаться и оседать, словно вампир из фильма ужасов. Ей стало страшно. Она боялась его постарения.
– Мне приходится разъезжать.
Он отпил еще на два пальца виски и снова сильно затянулся сигаретой. Запах дыма дразнил, искушал, она подавляла в себе желание закурить, и это раздражало ее.
– Я думаю, что ты проводишь недостаточно, времени с Ники, – упрекнул он.
– Я просидела с ним дома три года, Ричард. Ради него я пожертвовала своей карьерой.
Он наклонился и затушил свою сигарету.
– Разумный выбор, дорогая.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что это был твой выбор.
– Наш выбор, – уточнила она. – Я пожертвовала тремя годами. А ты-то чем пожертвовал? Почему же ты не жертвуешь тремя годами?
– Не будь смешной.
– Не вижу ничего смешного.
– Таракашка, я же не возражаю, чтобы ты работала, но как работаешь ты – это безумие, дни и ночи напролет. Ты притаскиваешь работу домой, половину своего времени носишься по Европе, прыгая в самолеты и выпрыгивая из них. Ты все время в отъезде. Франция. Голландия. Германия. Испания. Болгария… В прошлом году ты ездила только в Болгарию раз шесть. Мне кажется, ты не обращаешь внимания на Ники. Ты плохая мать.
Гнев, растущий в ней, опал, словно шар, проткнутый иглой, и она испытала острое чувство вины. Как-то поникнув, опустилась на стул, что-то неопределенное, неловкое забрезжило в ее сознании неясным эхом из собственного детства.
Сэм вспоминала детство, вспоминала, как жизнь обрушилась на нее тогда. Она думала о своем замужестве, о том, как была счастлива, как она забыла то, что случилось раньше… Быть может, она забыла слишком многое? Быть может, не одни только дети могут чувствовать себя заброшенными и ненужными, и взрослые тоже могут? Быть может, потому это и произошло.