***
— Элис, ты идешь? — холодный мужской голос внезапно просачивается вглубь разума, заставляя вынырнуть из воспоминаний трехгодовалой давности.
— Еще пара штрихов.
Стою перед зеркалом в гардеробной. Поправляю макияж, точнее делаю вид. И думаю, как бы обернулась моя жизнь, если бы я послушала маму. Где бы я сейчас училась? С кем бы общалась? Смогла бы зарабатывать так много, чтобы оплатить лечение отца?
Вряд ли…
Но в чем-то мама оказалась права. Я осталась у разбитого корыта. Одна. Без карьеры. Без друзей. Без поддержки. В полном одиночестве. Порой я возвращаюсь к ее словам, вспоминаю нотации, которые она читала, когда я надевала в школу чересчур короткую юбку. Вспоминала и проклинала свое существование. Сама виновата в том, что произошло. Оказалась ни в том месте и ни в то время.
Теперь я здесь. Во власти одного мужчины, который в состоянии вознести меня на небеса или опустить на самое дно. Хорошо ли это? Пока не решила. Нужно решать проблемы по мере их наступления. А моя следующая проблема заключалась в мероприятии, на которое мы идем.
— Прекрасно выглядишь, — произносит Уильям, стоя у дверей гардеробной.
Встречаюсь с холодными голубыми глазами в отражении зеркала. Они медленно пробегаются по телу. По черному элегантному платью от Дольче, по стройным ногам в черных лодочках. Мой пепельный блонд выделяется на фоне траура, но ничего. Вряд ли на меня кто-то обратит внимание.
— Спасибо. Ты тоже ничего, — осматриваю в ответ идеально сидящий черный костюм. Наверное, не стоило зацикливаться на его одежде — с его внешностью подошло бы все, что угодно.
— Ты взяла нож?
— Нож? — не отрываю непонимающий взгляд от мужчины. Он подходит ко мне, преодолевает расстояние между нами. Шаг за шагом. Только сейчас, когда он стоит прямо за моей спиной, замечаю через отражение в сильной руке небольшой карманный нож.
— Не двигайся, — приказные нотки невозможно не заметить. Клоун.
— Больно надо.
— И лучше помолчи.
Ха! Да запросто! Только зачем ты поднимаешь подол платья? Решил поиграться? Вряд ли это уместно на похоронах. Надеюсь, ты оставишь меня в трусиках. Дань уважения покойному я отдам иначе.
Но ничего из моих предпложений не сбывается. Уильям оттягивает резинку чулка, располагает мой ножик на внутренней стороне бедра аккурат со шрамом, и одергивает платье обратно.
— Выдыхай.
Я что, в этот момент не дышала? Но почему? Эти мгновения длились так долго, я бы задохнулась. А его прикосновения к обнаженной коже над чулком… Я не могла не вдохнуть побольше воздуха в легкие. Чисто физически не могла. Потому что эти касания, сравнимые с ощутимыми импульсами, выбили остатки кислорода.
— Поехали. Нам нельзя опаздывать.
— Где похоронят Аврору? — спрашиваю в надежде узнать хоть что-то о подруге. Я ничего не слышала о ней. Ни о теле, ни о родных, которые захотели бы похоронить ее на родине в Ирландии, ни о друзьях.
— Я не выяснял.
Жаль. А я так надеялась хотя бы навестить подругу. Положить цветы на могилу, постоять рядом с надгробием, поплакать. В одиночестве. Мне это необходимо как никогда.
В тишине мы доезжаем до церкви. Уильям молчал, а я не посчитала нужным общаться на «светские» темы. Вокруг припарковано много дорогих машин. От них пахло роскошью, изысканной жизнью. Показушностью. Где угодно эти люди готовы продемонстрировать свое величие, даже в траурный день.
— Ни с кем не общайся, держись рядом со мной. По возможности приглядывайся к другим. Если найдешь что-то подозрительное, немедленно сообщи.
— Мы точно приехали на похороны?
— Если включишь мозги, то поймешь, зачем я говорю тебе это.
— Нельзя повежливее?
— Нет, — спокойно отвечает мужчина. Подонок! — Не дуйся, играй свою роль. И открой бардачок, там будет…
— Откуда у тебя пистолет? — округляя глаза, спрашиваю мужчину, когда открываю бардачок возле себя.
— Я просил не задавать лишних вопросов, — произносит жестче, чем раньше.
— Я не хочу иметь дело с бандитом!
— Я похож на преступника? — поворачивается и впивается магнетическими голубыми глазами в мои. Будто собирается невербально убедить меня в обратном. Но я не вчера родилась.
— Есть немного.
— Твои глаза тебя подводит.
— Плевать! Я не имею дел с нарушителями закона!
— Ты уже имеешь с ними дело. И поверь, я не вхожу в их число.
— То есть? — зависаю на несколько секунд, пытаюсь понять, о ком он говорит. Обо мне? О моей незаконной эскорт деятельности? О чем? — Ничего не понимаю…
— Идем.
Уильям выходит из машины, обходит ее и открывает с моей стороны. Галантно подает руку, удерживает ее, пока не встану на своих двух. Подставляет локоть. Как мило. Как будто мы женаты лет двадцать. Остается только мне влюбленно смотреть на личную каменную стену. Я отлично умею притворяться, Уильям правильно заметил. Иначе не продержалась бы почти год в компании Виктора.
— Мистер Скотт, — раздается позади мужской сдавленный голос позади нас. Оборачиваемся одновременно с Уильямом. К нам подходит тот самый Картер, которого окучивала Аврора.
— Примите мои соболезнования, мистер Уайт, — пожимает руку Уильям. Мужчина напротив выглядит осунувшимся, подавленным. Темные круги под глазами выдают бессонную ночь, бледные тонкие губы сжимаются, превращаются в ниточку. Они словно сдерживают боль хозяина, пронизывающую насквозь.
— Спасибо, Уильям. Жаль, что эти слова не вернут мне брата.
Так, стоп. Этот мужик был братом Виктора? Почему я раньше об жтом не знала? Я знала Виктора почти год, этот Картер часто приходит на светские мероприятия, которые устраивал Виктор, но я не думала, что они братья! Они даже не похожи! Ни капли! Может, только телосложением.
— Трагическая смерть, согласен, — безэмоционально произносит Уильям.
Только сейчас Картер окидывает меня оценивающим взглядом. С головы до ног. Темные глаза сужаются, губы поджимаются еще сильнее. Казалось, их вообще не видно. И чего ты так уставился на меня? Что тебя смущает?
— Ты хороший друг, Уильям, — мужчина снова обращает внимание на моего спутника. — Жаль, тебе не всегда везет с женщинами.
Картер напоследок кидает на меня пренебрежительный взгляд и уходит к другим скорбевшим у церкви. Это что сейчас было? Что за прохлада в голосе? Что за презрение во взгляде? Мы и раньше не особо общались, но я не замечала за этим человеком негативное отношение ко мне. Что, е нравится моя профессия? Ты см пользовался услугами эскортницы. И я знаю, как хорошо вы проводили время вместе с Авророй! А еще я знаю, что…
— Идем, — Уильям заставляет вернуться на грешную землю и идти вслед за ним. Уильям здоровается с другими пришедшими по пути, затем мы располагаемся на скамейке около выхода из церкви. Я почему-то думала, что он займет почетное место ближе к гробу. — Помнишь свою роль?
— Держать голову, играть вечно влюблённую пассию и… еще что-то. Я уже не помню.
— Не ехидничай, — отрезает жестко. — Включи наблюдательность, ты это умеешь.
— Откуда тебе знать?
— Делай, что говорю.
О, боже! Только не играй роль строгого папочки! Меня это бесит. Я еще не смирилась. Тем, что у меня на бедрах по привычке лежит ножик, а у тебя за пазухой спрятан пистолет. Зачем он тебе на похоронах? Думаешь, кто-то станет на нас нападать? Что, церковь взорвут? Бред! Мы же не в Голливудском фильме снимаемся. Квентин Тарантино не заикнется на этих похоронах.
Гости постепенно рассаживаются по своим местам. Медленно, неторопливо. Оглядывая уже занятые места на скамейках. Дамы одеты в элегантные черные платья до колена или ниже, лица прикрыты замысловатыми шляпками. Почему-то я о ней не подумала. Может, за ней меня никто е узнал бы и не кидал презрительных взглядов, как тот же Картер.
Все высшее общество крутится вокруг секса, денег и власти. Этот урок я усвоила года три назад, когда вошла в модельный бизнес. Вечеринки, где ты обзаводишься полезными связями, фотосессии по заказам влиятельных и богатых личностей. В эскорте эта система видна гораздо лучше и четче.
Чей костюм дороже? Чья жена облачена в бриллианты и платину? Чья спутница, заменяющая жену, красивее? А главное, за какую сумму она согласилась сопровождать того или другого человека.
Вряд ли что-то можно поделать с этой системой. С ней проще смириться и жить по правилам, нежели выдумывать велосипед. Так мне говорила Аврора. Даже на похоронах влиятельного человека сохраняется правило.
— Ох, Уильям! — к нам подходит женщина средних лет, судя по не очень молодым рукам. Лицо прикрыто сеткой шляпки. Как и у всех. Но ее голос почему-то кажется знакомым.
— Прими мои соболезнования, Эмма.
Уильям встает в проход, крепко обнимает женщину. Вижу, как содрогается ее тело, как сеточка небрежно приподнимается, открыв лицо незнакомки в возрасте. Черт! Это же его жена! Жена Виктора! Он говорил, что они на грани разрыва, что он почти не общается с женой. Тогда почему она здесь? Почему плачет?
И почему смотрит на меня так, словно это я виновата в смерти ее супруга?
Ядовитый взгляд цвета свежескошенной травы меня пугает. Заставляет слегка поежиться. Но я быстро беру себя в руки, е отрываю глаз от женщины, терплю невербальную схватку. И не проигрываю — она первая отводит глаза и глядит на Уильяма.
— Не объяснишь, зачем ты притащил эту шлюшку? — негромко спрашивает женщина у моего «хозяина».
Что эта гадина себе позволяет? Эй! Я вообще-то здесь стою и все слышу? Или думаешь, что имеешь право оскорблять меня! Сама такая же! Виктор рассказал, как они познакомились. Подобрал на трассе, когда она работала проституткой, жалко ее стало. Затем женился и дал образование.
Может, воспользоваться ножиком и пригрозить? Так и хочу сделать, пока не замечаю жест Уильяма. Эмма не видит этого, но я замечаю. Ладно, не трогаю. Молчу. Но мои нервы не железные.
— Она имеет право попрощаться с Виктором, — спокойно отвечает Уильям.
— Правда? Ей какая разница? Деньги она все равно не получит, оан даже не любила Виктора! Одного папика она лишилась, вон, уже другого завела!