Девон подошёл к открытому шкафчику, встроенному в нише в другом конце кабинета. На полках располагалось несколько декоративных предметов: старинная табакерка, украшенная драгоценными камнями, коллекция миниатюрных портретов в рамках, деревянный портсигар, инкрустированный мозаикой... и стеклянный колпак, где в безвоздушном пространстве на ветке сидели три крошечных таксидермированных королька.
– Во всём доме не найдётся предмета, – заметил Девон, глядя на стеклянный купол, – который бы я ненавидел так же сильно, как этот. По словам экономки, граф всегда держал его в своём кабинете. То ли покойного Трени забавлял символизм, то ли он наоборот его не замечал: не могу решить, что вызывает у меня большее осуждение.
Проницательный взгляд Северина переместился с безделушки на лицо Девона.
– Не все такие сентиментальные, как ты, Трени, – сухо сказал он.
– Я дал себе обещание: когда Кассандра счастливо выйдет замуж, я уничтожу эту композицию.
– Твоё желание вот-вот сбудется.
– Я сказал: счастливо выйдет замуж. – Девон повернулся и, прислонившись плечом к шкафу, скрестил руки на груди. – После многих лет пренебрежения людьми, которые должны были любить её, Кассандра нуждается в душевной близости и заботе. И в искренней привязанности, Том.
– С привязанностью я смогу справиться, – запротестовал Северин.
Девон раздражённо покачал головой.
– Со временем она начнёт тебя раздражать... станет мешать... ты охладеешь к ней, и тогда мне придётся тебя убить. Потом оживить, чтобы и Уэст смог насладиться твоим убийством. – Девон сделал паузу, не зная, как донести, насколько неудачным бы стал такой союз. – Ты знаком со множеством красивых женщин, которые с радостью выйдут за тебя замуж, стоит только попросить. Любая из них отвечает твоим требованиям. Забудь об этой. Кассандра хочет выйти замуж по любви.
– А что гарантирует любовь? – Усмехнулся Северин. – Какие только жестокие вещи не совершались во имя любви? На протяжении веков женщины подвергались насилию и предательству со стороны мужчин, которые клялись в вечной любви. Лично я считаю, что женщина выиграла бы гораздо больше от диверсифицированного инвестиционного портфеля, чем от любви.
Глаза Девона сузились.
– Предупреждаю, если ты не перестанешь переливать из пустого в порожнее, я врежу тебе правой прямо в челюсть. Моя жена ждёт, когда я присоединюсь к ней наверху, чтобы вздремнуть.
– Как может взрослый человек спать средь бела дня? С чего вдруг тебе этого хотеть?
– Я не собирался спать, – резко бросил Девон.
– А. Вот и я бы хотел обзавестись женой, чтобы вместе с ней дремать. По правде говоря, дневной сон на регулярной основе меня вполне бы устроил.
– Почему тогда не завести любовницу?
– Любовница - это временное решение долгосрочной проблемы. Жена более экономичный и удачный выход, она произведёт на свет законных детей, а не бастардов. Более того, с такой женой, как Кассандра мне было бы крайне приятно делить постель. – Прочитав отказ на лице Девона, Северин быстро добавил: – Я всего лишь прошу дать возможность узнать её получше. Если она согласится. Позволь нанести вашей семье пару визитов в Лондоне. Если окажется, что Кассандра не захочет иметь со мной ничего общего, я не стану докучать.
– Кассандра вольна сама принимать решения. Но я не перестану высказывать своё мнение, которое не изменится. Этот брак стал бы ошибкой для вас обоих.
Северин посмотрел на него с лёгким беспокойством.
– Это как-то связано с договором аренды земли? Мне следует извиниться?
Девон разрывался между желанием рассмеяться и упомянутым ранее ударом правой.
– Только тебе пришло бы в голову это уточнять.
Он никогда не забудет, как два года назад вёл переговоры с Северином об аренде земли, которая позволила бы Тому построить железнодорожные пути на одном из участков поместья. Северин соображал в десять раз быстрее большинства людей и ничего не забывал. Он любил наносить внезапные удары, изворачиваться и хитрить, и всё ради удовольствия вывести противника из равновесия. Эти умственные упражнения измотали и привели в бешенство всех, включая адвокатов, но раздражало больше всего то, что Северин, несомненно, получал от процесса огромное удовольствие.
Из чистого упрямства Девон сумел отстоять свою позицию и в конечном итоге заключить удовлетворительную сделку. Только позже он понял, что чуть было не упустил целое состояние, если бы потерял права на добычу полезных ископаемых в поместье.
Уже не в первый раз Девон удивлялся, как Северин мог так хорошо разбираться в людях, но при этом ничего не смыслить в их чувствах.
– Ты поступил не лучшим образом, – язвительно проговорил он.
С озабоченным видом Северин встал и принялся расхаживать по комнате.
– Мой образ мышления порой отличается от других людей, – пробормотал он. – Переговоры для меня - игра.
– Я знаю, – сказал Девон. – Ни во время переговоров, ни во время покера ты не раскрываешь своих карт. Всегда играешь до победного, вот почему ты так хорош в своём деле. Вот только для меня это была далеко не забава. В поместье живёт двести семей арендаторов. Мы нуждались в доходах от того карьера, чтобы обеспечить их благополучие. Без них мы бы, скорее всего, обанкротились.
Северин остановился возле каминной полки и поскрёб коротко остриженные волосы на затылке.
– Мне следовало принять во внимание, что контракт мог иметь для тебя большее значение, чем для меня.
Девон пожал плечами.
– Не твоё дело беспокоиться о моих арендаторах. За них отвечаю я.
– К тому же я не имею права наносить вред интересам хорошего друга. – Северин пристально посмотрел на него. – Я прошу прощения за то, как вёл себя в тот день.
В такие мгновения Девон осознавал, как редко Северин удерживал взгляд собеседника дольше секунды. Казалось, он сводил к минимуму моменты сближения с людьми, будто они таили в себе опасность.
– Ты прощён, – просто ответил Девон.
Но Северин и не думал отпускать эту тему.
– Я бы вернул права на добычу полезных ископаемых, как только понял, насколько они важны для поместья. И я это говорю не из-за моего интереса к Кассандре. Я серьёзно.
За десять лет их знакомства Северин извинялся перед Девоном от силы полудюжину раз. По мере того как росли состояние и могущество Тома, его готовность признавать ошибки пропорционально уменьшалась.
Девон вспомнил ту ночь, когда они впервые встретились во мраке лондонской таверны. Ранее тем же днём на пороге его коттеджа появился Уэст и сообщил, что его исключили из Оксфорда за поджог комнаты. Одновременно разозлившись и встревожившись, Девон затащил младшего брата в самый тёмный угол кабака, где они принялись беседовать и спорить за кувшином с элем.
Неожиданно в их разговор вклинился незнакомец.
– Вам следовало бы его поздравить, – раздался спокойный, уверенный голос из-за соседнего столика, – а не сыпать упрёками.
Девон обратил внимание на темноволосого долговязого парня с высокими скулами и пронизывающим взглядом, сидящего за столом с подвыпившими фиглярами, которые напевали популярную застольную песню.
– С чем поздравить? – огрызнулся Девон. – С двумя годами обучения, выброшенными коту под хвост?
– Два года напрасного обучения лучше, чем четыре. – Решив оставить своих товарищей, мужчина, не спросив разрешения, подтащил стул к столу Рэвенелов. – Вот вам правда, которую никто не хочет признавать: как минимум восемьдесят процентов того, что преподают в университете, совершенно бесполезно. Остальные двадцать пригодятся, если вы изучаете определённую научную или техническую дисциплину. Однако, поскольку вашему брату, очевидно, никогда не стать врачом или математиком, он просто сэкономил себе немало времени и денег.
Уэст удивлённо уставился на незнакомца.
– Либо у тебя глаза разного цвета, – заметил он, – либо я напился сильнее, чем думал.
– О, ты пьян в стельку, – любезно заверил его незнакомец. – Но да, они двух разных цветов: у меня гетерохромия.
– Это не заразно? – спросил Уэст.
Мужчина ухмыльнулся.
– Нет, она появилась после удара в глаз, когда мне было двенадцать.
Разумеется, это был Том Северин. Он добровольно покинул Кембриджский университет из-за презрения к ненужным, по его мнению, предметам, которые приходилось посещать. Его интересовали только дисциплины, способные помочь заработать деньги. Никто, и уж тем более сам Том, не сомневался, что когда-нибудь он станет чрезвычайно успешным бизнесменом.
Однако вопрос его человеческих качеств оставался открытым.
"Сегодня Северин ведёт себя абсолютно по-другому", – подумал Девон. Друг выглядел так, будто очутился в незнакомом месте без карты.
– Ты как, Том? – спросил он с оттенком беспокойства. – Почему ты вообще приехал?
Обычно Северин ответил бы в свойственной ему легкомысленной и небрежной манере. Вместо этого он рассеянно проговорил:
– Не знаю.
– Какие-то проблемы с одним из твоих предприятий?
– Нет, нет, – нетерпеливо возразил Северин. – Всё прекрасно.
– Здоровье шалит?
– Нет. Просто в последнее время... мне словно чего-то не хватает. Но я не знаю, чего именно. А это невозможно. У меня есть всё.
Девон сдержал ироничную улыбку. Разговор всегда становился несколько мучительным, когда Северин, обычно отстранённый от эмоций, пытался в них разобраться.
– Не думаешь, что это может быть одиночество? – предположил он.
– Нет, дело не в нём. – Северин задумался. – Как называется чувство, когда всё кажется скучным и бессмысленным, и даже люди, которых ты хорошо знаешь, кажутся чужими?
– Одиночество, – с уверенностью заявил Девон.
– Чёрт. Тогда их уже шесть.
– Шесть чего? – недоуменно переспросил Девон.
– Чувств. Я никогда не испытываю больше пяти, да и с ними не так легко совладать. Будь я проклят, если добавится ещё одно.
Покачав головой, Девон отошёл за своим бокалом бренди.