ия.
— Но, брат Давид, ты же помнишь, что войны, которые ведет этот жеребец, нам немножко на руку, ведь все королевские займы на их ведение как со стороны Нидерландов, так и со стороны Британии даем мы, — сказал самый молодой из присутствующих, Йосеф Зюсс по прозванию Оппенгеймер, знаток чисел и математики, чьи волосы еще не посеребрили годы, а глаза глядели живее, чем у других.
— Зачем нам независимая Англия, если ее независимость будет куплена нашими деньгами? — спросил, воздев глаза к шкафу со свитками Торы, великий знаток «Шулхан Арух» Моше Каро, знавший наизусть законы молитвы и праздников, упражнявшийся денно и нощно в законах брака и развода, разбирающийся в еврейском гражданском праве и наставляющий в благотворительности, кашере и трефовом.
— Хуже Франции для нас сегодня ничего нет. В Англии власть короля ограничил парламент, и сынок, поломавшись, подписал «Хабеас корпус акт» на том самом месте, где срубили голову его папаше. Тем более они как никогда нуждаются в нас: их кедешот[13] не на что покупать себе драгоценности. А во Франции есть Кольбер, и, пока он жив, пока к нему прислушивается Луи, наши братья не доберутся до него. Там Церковь и иезуиты наложили руки на колониальную торговлю. Франция — вот наш истинный враг.
— В погоне за врагами не стоит терять возможных друзей. Ибо нет человека, у которого не было бы своего часа. Небольшая война была бы нам на руку, но проклятый Карл ни за что не будет воевать с Людовиком. Он скорее нападет на Голландию.
— Тише, тише, прекратите же этот гевалт, — Абрабанель взмахнул ручками и от волнения расстегнул с десяток пуговиц на камзоле. — Я же не успел рассказать вам самое главное.
— Дайте же сказать нашему штадланим[14], знающему нужды наших братьев и предстоящему за нас на острове, — сказал ребе, прикрыв морщинистые, пожелтевшие от размышлений веки и сложив перед собой руки, похожие на корни деревьев.
Собрание с трудом успокоилось и вернулось в свои глубокие кресла.
— Один из ювелиров, у которого заказывает свои драгоценности кедешот короля Нелли Гвин, кое-что услышал об одной тайной экспедиции, которая должна была принести Карлу нужные ему деньги и укрепить позиции Англии в Новом Свете. Возглавил ее некто Рэли…
— О, я помню этого Рэли. Это тот сынок своего папаши…
— Да нет, не тот. Тот сидит себе губернатором на Джерси и думает только о разведении свиней. Этот же — внук Уолтера Рэли, того бродяги, который научил англичан сажать картофель и курить табак. Так вот, я привез из Лондона одну занятную вещицу, которую наша умная девочка Роза позаимствовала из спальни мисс Нелли… — Абрабанель вынул из кармана небольшой пакет и, не спеша развернув кусок телячьей кожи, извлек на свет книжку размером с ладонь. — Не бойтесь братья, это кашерно.
Ребе осторожно придвинул ее к себе и, откинув переплетную крышку, прочел вытесненные красным на титуле большие буквы: «Уолтер Рэли, капитан стражи Ее Величества. Путешествие в Гвиану».
— Что, мой мальчик, это такая ценная книжка? Или мы теперь будем ее печатать и торговать ею?
— Да нет. Просто эта книжонка занимает сейчас самые великие умы Старого Света. Жаль только, что в ней не хватает самой малости — карты сокровищ, которую составил сэр Рэли, надеясь купить себе жизнь. Но Яков был редкий дурак, и сокровища остались лежать там и по сей день. Сейчас карта у незаконнорожденного внука капитана — Роджера Рэли, и мы должны найти его любой ценой. Скорее всего, искать придется где-нибудь в Новой Испании…
— Вот и не надо оставлять их там больше! — вскричал Йосеф Зюсс и хлопнул по столу ладонью. — Нужно перехватить этого джентльмена и как следует спросить у него: может, он скажет, где лежит золото?
— Нам не нужно их золото, — тихо произнес Соломон Медина[15] и дотронулся до цицит пальцами с очень коротко остриженными ногтями, — золото у нас есть, да и то, которого нет, притечет к нам, ибо подобное притягивает подобное. Нам нужно, чтобы наш добрый гой Вильгельм сидел бы на их троне и подписывал все бумаги, которые будет приносить к нему наш уважаемый штадланим. Кромвель вернул нам эту землю, на которой наших ног не было триста лет, и мы не уйдем с нее больше.
Все посмотрели на ребе, и ребе Оливейра кивнул.
— Значит, мы снарядим корабль, и наш брат Абрабанель поплывет туда. Он встретится с Ван Дер Фельдом, которого мы отправили искать испанское золото и разведывать новые земли. Заодно он передаст для общин Барбадоса, Ямайки и Кюрасао кое-что к будущей Песах и поговорит с тамошним губернатором, который взял у нас немножко чужого.
— Да будет так, — кипы и бороды согласно кивнули.
Ребе поднялся и, дотронувшись рукой до прикрепленной ко лбу черной коробочки-тфилин, произнес:
— Шма исраэль, Ад-най Элокейну, Ад-най эхад.
— Благословен Г-сподь наш Б-г, Царь вселенной, чьим словом все сотворено, — откликнулись остальные, и свечи, прогоревшие почти до основания, были задуты.
Глава 3Спасение потери превышает…
Атлантический океан
Это чрезвычайное происшествие вызвало на корабле переполох, собрав на палубе и отдыхавших матросов, и праздных пассажиров. Выскочил даже кок с дымящимся черпаком наперевес. Разумеется, прибежала и Элейна со своей камеристкой. В толпе Уильям вдруг оказался совсем близко к ней. Ощутив случайное прикосновение ее груди к своему плечу, он взглянул на нее с любовью и восхищением. Их глаза встретились, и они оба покраснели. Взгляды, это великое оружие добродетльного кокетства, удобны тем, что выразить ими можно даже больше, чем словами, а между тем от взгляда всегда можно отречься — его невозможно ни повторить, ни пересказать.
Корабль тем временем ложился в дрейф: одни матросы ставили паруса на фок-мачте по ветру, а другие брасопили реи грот-мачты против ветра. Несколько человек бросилось к укрытым шлюпкам, готовя их к спуску на воду.
В двух кабельтовых[16] от корабля покачивался на волнах обломок мачты, к которому был привязан человек. Вскоре шестеро матросов, дружно взмахивая веслами, уже приближались к нему на корабельной шлюпке.
От любопытства публика затаила дыхание.
Когда матросы вплотную приблизились к несчастному, один из них нырнул в воду и, взобравшись на мачту, обрезал веревки, держащие тело. Бездыханного человека, с трудом перевалив за борт, уложили в лодку и погребли назад.
Экипаж и пассажиры в нетерпении столпились на носу вокруг бесчувственного тела, которое матросы перенесли на палубу.
С первого взгляда невозможно было понять, жив незнакомец или уже умер. Держаться на воде ему помогал обломок мачты, к которому он был привязан. Однако привязался ли он каким-то образом сам или же кто-то позаботился об этом раньше, оставалось неясным. Из одежды на несчастном была лишь порванная нижняя рубашка и грязные, потерявшие цвет кюлоты — все мокрое и заскорузлое от соли.
Капитан приказал команде расступиться и пропустить вперед судового врача. Тот выступил из толпы и, опустившись на колени рядом со спасенным, попытался нащупать у него пульс, а затем просто приложил ухо к его груди. Потом, после беглого осмотра, он извлек из-за пазухи мужчины небольшой кожаный мешочек, туго перевязанный шелковым шнурком. Свою находку доктор с видимым сожалением передал капитану и снова склонился над утопленником.
— Он жив, но слишком слаб.
Доктор несколько раз нажал на грудную клетку бедняги, затем раскрыл ему рот и сквозь носовой платок принялся вдыхать в легкие воздух. Потом быстро перевернул незнакомца на бок. Из его рта потекла мутная слизь.
— Рому! — приказал доктор.
Волшебное снадобье хранилось в кают-компании, и вскоре в руках эскулапа оказалась небольшая бутыль. Он приложил ее к посиневшим губам спасенного и силой влил в рот пару глотков. Мужчина мотнул головой, дернул кадыком и застонал.
— Унесите его в свободную каюту и положите на койку, — скомандовал доктор. Матросы переложили больного на кусок парусины и унесли.
Элейна с испугом проводила их глазами.
— Господин доктор, он будет жить? Он ранен?
— На все воля Божия, — ответил врач и вытер руки платком. По его лицу в мелких бисеринках пота трудно было разобрать, была ли сия воля направлена к жизни пациента или к смерти.
— Но все-таки?
— Мужчина не ранен — всего лишь нахлебался соленой водички и обессилел. Ему нужен отдых, пресная вода и бульон. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство, мисс? — доктор вскинул на девицу глаза и посмотрел на нее сквозь очки, с трудом держащиеся на носу.
— Благодарю вас, — ответила Элейна спине эскулапа.
— По моим наблюдениям, доктора в основном философы, — Уильям подошел поближе и, набравшись смелости, предложил ей руку. Девушка после минутного колебания оперлась на нее, и они вернулись к фальшборту. — Лекарям нельзя волноваться: это вредит пациентам.
Элейна улыбнулась.
Из камбуза тянуло чем-то вкусным, солнце уже клонилось к закату, и неожиданно повеяло прохладой. Уильям вдруг преисполнился ощущением счастья и радости. Безмятежная гладь океана простиралась вокруг, и уже ничего не напоминало о той трагедии, свидетелями последнего акта которой они едва не стали.
— Знаете, Элейна, мне кажется, люди живут именно для таких минут.
Он посмотрел на нее, и взгляды их встретились. Непроизвольно он сжал ее пальцы и ощутил легкое пожатие в ответ. В следующую секунду она высвободила руку и, сославшись на усталость, ушла. Уильям восторженно глядел ей вслед.
Каюта, куда отнесли незнакомца, оказалась как раз напротив каюты Харта. Дверь в нее была распахнута, и прямо на краю койки рядом с больным восседал доктор. Уильям, поколебавшись, протиснулся внутрь и предложил свою помощь. В проеме уже толпились мучимые любопытством матросы.