ВРАТА НЕБЕС
Говорили мудрецы Израиля: "Проживание в Эрец Исраэль равноценно выполнению всех заповедей Торы‚ а всякий‚ похороненный в Эрец Исраэль‚ как бы похоронен под алтарем Храма". И еще: "Каждого‚ кто прошел четыре локтя по Земле Израиля‚ ожидает будущий мир".
Конец десятого века. Еврейский поэт Алон бен Авраам из Сирии: "Народ мой! Восстань из праха‚ поднимись в Иерусалим‚ проси мира Иерусалиму‚ очисти путь от камней и проложи дорогу..."
Середина одиннадцатого века. Рабби Шмуэль га-Нагид‚ визирь халифата Гранада‚ талмудист, поэт и военачальник: "Воспрянь и восстань! День избавления возвестится тебе‚ закончатся дни траура и огорчений..."
Двенадцатый век. Рабби Моше бен Маймон (Рамбам): "Во все времена человек должен жить в Земле Израильской, даже в месте, большинство населения которого составляют язычники, и не жить вне Земли Израильской, даже там, где большинство населения – сыны Израиля. Ибо тот, кто покидает Землю Израильскую, как бы поклоняется идолам…"
Конец тринадцатого века. Вопрос: "В чем заслуга‚ если отправляешься жить на Святую Землю?" Ответ рабби Меира из Ротенбурга: "В Талмуде сказано: тот‚ кто отправляется на Святую Землю‚ считается свободным от грехов. Это относится к человеку‚ который не совершает грехов‚ находясь на Святой Земле. Наказание за грех‚ совершенный на Святой Земле‚ тяжелее‚ чем за грех‚ совершенный в другом месте‚ ибо это подобно мятежу во дворце царя".
Начало четырнадцатого века. Рабби Яаков из Сицилии и его друг письменно поклялись сделать всё возможное‚ чтобы рабби Яаков – несмотря на величайшие трудности – переехал в Эрец Исраэль: "Мы‚ нижеподписавшиеся‚ клянемся на книге Торы способствовать господину Яакову переселиться в Эрец Исраэль‚ чтобы жить в Иерусалиме или его окрестностях‚ ибо там дом Всевышнего и врата Небес..."
Начало семнадцатого века. Главный раввин Праги Иегуда Лива бен Бецалель: "Состояние изгнания – это отклонение от порядка‚ ибо Всевышний поместил каждый народ на соответствующее ему место... Согласно естественному порядку‚ пригодное для евреев место – Эрец Исраэль‚ где они должны жить как независимый народ".
Семнадцатый век. Йосеф бен Исраэль из Йемена‚ составитель литургических гимнов: "Поднимемся в нашу Землю с музыкой и песнопениями... Поселимся в Земле Обещанной и возвеселимся‚ большой и малый…"
Повод для размышления.
Говорили мудрецы Израиля: "Пока мы способны терпеть изгнание, избавление не настанет". Добавил к этому любавичский ребе: "Плен начинается с веры в то, что вы малы, а мир велик".
ЗАБАЛКАНСКИЙ ПРОСПЕКТ
Лев Лунц‚ писатель: "Я – еврей‚ убежденный‚ верный‚ и радуюсь этому. И я – русский писатель... Россия – моя родина‚ и Россию я люблю больше всех стран. Как примирить это?.."
Из повести Л. Лунца "Родина" (1922 год):
"В Петербурге, летним вечером, я с приятелем за самогоном. В соседней комнате отец мой‚ старый польский еврей‚ лысый‚ с седой бородой‚ с пейсами‚ молится лицом к востоку‚ а душа его плачет о том‚ что единственный сын его‚ последний отпрыск старинного рода‚ в святой канун субботы пьет самогон. И видит старый еврей синее небо Палестины‚ где он никогда не был‚ но которую он видел‚ и видит‚ и будет видеть. А я‚ не верящий в Бога‚ я тоже плачу‚ потому что я хочу и не могу увидеть далекий Иордан и синее небо‚ потому что я люблю город‚ в котором я родился‚ и язык‚ на котором я говорю‚ чужой язык...
За стеной отец перестал молиться. Сели за стол: отец‚ мать‚ сестры. Меня не звали‚ меня уже три года не звали; я жил‚ как филистимлянин‚ в их доме. Их дом стоял под вечно синим небом‚ окруженный виноградниками‚ на горе Вифлеемовой. А мой дом выходил на Забалканский проспект – прямой, чужой‚ но прекрасный...
Магазин. В витрине зеркало. И в зеркале маленький человек, лысый, с узким лбом, с мокрыми хитрыми глазами, грязный и гнусный. Это я. Я узнал себя. И понял: всё, что во мне было прекрасного и древнего: высокий лоб и восторженные глаза – всё осталось там, на дороге, что бежит… в Иерусалим…
Петербург же раскинулся над Невой прямыми улицами и прямыми перекрестками. Стремительные‚ как солнечные лучи‚ улицы и огромные спокойные дома. А над Петербургом серое и холодное небо‚ родное‚ но чужое".