Он шумно выдохнул и убрал руки в карманы:
— Давайте чуть позже. Мы проделали приличный путь, чтобы поужинать, а ресторан — вот, через дорогу, — Дэниэл кивнул в сторону уютного заведения и попытался улыбнуться. — Я рад, что мы поняли друг друга. Спасибо, Катрина.
Сквозь панорамные окна «Le Joie» лился приглушенный теплый свет — красивое и романтичное место для тихих свиданий… Катрина в ответ выдавила из себя улыбку и кивнула.
— Дэниэл, я сказала что-то не то? — все-таки решилась спросить она, когда после его довольно продолжительных уговоров официант все же согласился поискать на кухне оставшуюся утреннюю выпечку.
Он сделал большой глоток вина и, отвернувшись к окну, ответил:
— Нет. С чего вы взяли?
— Вы заметно изменились после моего рассказа о том, где я учусь и откуда я…
Дэниэл посмотрел на нее долгим взглядом:
— Всего лишь догадки… Это не имеет к вам никакого отношения. Просто воспоминания. И закончим на этом.
Его взгляд был предназначен не ей. От него веяло леденящим душу холодом. Катрина почувствовала легкую дрожь в теле. Она знала эти чувства, помнила их, несмотря на то что прошло уже несколько лет… Боль от предательства и потери. Настолько сильная, что и спустя годы при малейшем воспоминании каждая черточка на лице каменеет, а по венам растекаются свинцовыми муками безысходность и страдание.
Катрине недавно исполнилось двадцать. Она была студенткой Санкт-Петербургского института живописи имени И. Е. Репина и мечтала стать художником-станковистом. Это была ее давнишняя мечта, одна на двоих с отцом. Достаточно известный в творческих кругах северной столицы скульптор Давид Минц рано заметил в своей единственной дочери страсть к живописи и всячески поддерживал ее увлечение, параллельно нагружая талантливую девочку иностранными языками и околопрофессиональными дисциплинами. Пару раз в год они вдвоем путешествовали по самым удивительным странам и городам мира, пропадая днями напролет в знаменитых картинных галереях, прогуливаясь по историческим улочкам и подолгу изучая памятники, мосты и фонтаны.
Катрина любила такие поездки. Любила проводить время с отцом и вести неспешные споры о самом «теплом» или «бирюзовом» городе в Европе или о том, почему все-таки Ван Гог нарисовал «Спальню в Арле» в желтых тонах.
С мамой, женщиной красивой, но жесткой и неуравновешенной, у девушки складывались более приземленные отношения. Родительнице не нравилась одежда, в которую одевалась дочь, не нравились прически, которые та делала, гоняясь за трендами Европейских Недель мод, не нравилось постоянное погружение в себя и немногословность, запах масляных красок на ее одежде и максимально неженский маникюр… По всему получалось так, что дочка при внешней красоте и похожести на нее, — была совершенно не близка ей по характеру. Иногда Аделина сердилась на мужа за то, что он сделал из их дочери зацикленную на живописи дурнушку, но Давид умел вернуть мир в их семью.
Для Катрины все изменилось, когда на третьем году обучения к ним на курс пришел Михаил Трайберг — весьма симпатичный жгучий брюнет с низким бархатным голосом и необыкновенно пластичными руками. Через несколько дней всем вокруг, включая преподавателей, стало понятно, что парень безумно талантлив. Но Катрину восхищали в нем не только идеи, восприятие предмета, или работа с хроматическими цветами и совершенно удивительное видение перспективы… Он нравился ей как мужчина. Впервые за двадцать лет ей понравился парень!
Нравился его голос и чуть опущенные плечи, то, как он морщил лоб и дул на темную челку во время работы, нравился его греческий нос и глубокие карие глаза с поволокой. Для нее Миша Трайберг был воплощением красоты и таланта. Он тоже не смог устоять перед обаянием редкого оттенка зеленых глаз Катрины, перед ее выбивающимися из общей толпы нарядами, и уже через четыре месяца она познакомила его с родителями как «своего парня».
В честь официального знакомства в их Питерской квартире мама организовала ужин, достойный лучших европейских ресторанов! Уже после Катрина узнала, что ее молодой человек из известной династии художников, и отец имел честь быть знакомым с его дедом. Потому и такой переполох случился у них дома!
Катрине было все равно. Она видела только глубокие карие глаза Миши и растворялась в нем без остатка. Наверное, такой и бывает первая любовь — не терпящая союза «но», всепоглощающая и искренняя.
Их первая близость случилась в его огромной квартире на набережной Фонтанки. Молодых людей переполняли эмоции. Еще их дыхание было сбитым, а Миша завернулся в простыню и рисовал несколько часов подряд. Рисовал ее — хрупкую и юную Катрину, совершенно гениально изображая девичье волнение, смущение и счастье…
Она наблюдала за ним тогда, оперев голову на локоть и никак не могла понять: как ее тело может быть настолько невесомым⁈..
На курсе их окрестили Фридой и Диего, намекая на то, что Катрина гораздо сильнее влюблена в Мишу, но ей было все равно. Она занималась любимым делом рядом с человеком, которого любила.
Это ее счастье закончилось спустя год, когда в потрясшей весь творческий Петербург нелепой ситуации погиб отец.
Первые недели после того, как его не стало, Катрина с трудом помнила: приходили какие-то люди, высказывали соболезнования, качали головами и шептались о чем-то на кухне. В отличие от большинства «сочувствующих» ей было все равно, как случилось так, что известный скульптор выпал из окна десятого этажа своей студии. Она потеряла самого близкого человека, который верил в нее безраздельно и был настоящей опорой.
Мама была вне себя от горя, постоянно плакала, подвывая фальцетом, много пила и даже пыталась наглотаться таблеток, чтобы отравиться, но соседка вовремя вызвала «скорую».
В университете Катрина почти не бывала, зато много рисовала, закрывшись в библиотеке отца. Миша поддерживал ее как мог: часто забирал ночевать к себе, помогал с учебой и приближающимися экзаменами. В нем она видела ту самую «соломинку», которая помогала не свалиться в бездну отчаяния и депрессии.
Но на итоговом экзамене по живописи ее мир рухнул окончательно. Они с Мишей сдали два совершенно идентичных рисунка и по какой-то необъяснимой причине комиссия признала его вариант оригиналом, а ее — плагиатом.
Катрина ждала, что ситуация прояснится, что ее молодой человек скажет правду: о том, что идея рисунка полностью ее, что дома есть десятки набросков, отражающих муки творчества и доведение конечного результата до совершенства, но он молчал, пряча взгляд и старательно не замечая ее подавленного состояния…
В тот момент все внутри у Катрины пошатнулось, а тем же вечером, когда она пришла к нему, чтобы поговорить и застала у него однокурсницу Лилю в его футболке — ее душа превратилась в пепел.
— Кэт, только не нужно истерик, хорошо? — положив руки ей на плечи и закрывая за своей спиной дверь, чтобы скрыть полуобнаженную Лилю, попросил Миша. — Ты же у меня умничка, не пропадешь. Профессор пошумит и поймет твою ситуацию. Все-таки, отец недавно умер… А Лиля… — он обернулся на закрытую дверь, — она… Это так, ничего серьезного…
Катрина не помнила, как вернулась домой, не помнила, как кричала от боли, как рвала и выбрасывала его подарки, как порезалась о разбитую вазу… Зато навсегда запомнила этот вкус — вкус предательства и разрушающей все существо боли.
Дэниэл залпом выпил вино и налил еще.
— Пойдемте ко мне домой, я познакомлю вас с Элен…— голос девушки прозвучал спокойно и решительно.
Он вскинул на нее удивленный взгляд, словно проверял: не шутит ли?
Катрина не шутила. Она встала из-за стола и направилась к выходу.
Глава 9
На улице совсем стемнело, и дул прохладный ветер.
Катрина передернула плечами и пошла вниз по улице. Несмотря на вечерний час в этой части города прохожих было немного, в основном — парочки и компании студентов. Девушка грустно улыбнулась своим воспоминаниям о том времени, когда любила вот также с одногруппниками гулять по набережной Фонтанки или сидеть с мольбертом на ступеньках Исаакиевского собора, выискивая подходящую натуру.
Дэниэл догнал ее и, не говоря ни слова, накинул ей на плечи пиджак. Они шли молча, прислушиваясь к звуку шагов и изо всех сил придумывая тему для разговора.
Катрина сдалась первой. Она вздохнула и повернулась к молодому человеку:
— Дэниэл, давайте начистоту. Нам осталось провести вместе всего пару часов, так не проще ли выдохнуть?
Он улыбнулся и согласно кивнул.
— Вы можете расслабиться: я сдалась и не надеюсь на какие-то близкие и романтические отношения с вами. Совсем. Абсолютно. Но это никак не повлияет на исполнение вашей мечты — встретиться с Элен Роббер. Единственно, я бы не советовала вам хоть как-то дать ей понять, что вам глубоко плевать на меня. Она будет надеяться встретиться с моим парнем, и если что-то пойдет не по плану… Ох… Не позавидую я нам обоим!
Дэниэл негромко засмеялся. Его забавляла прямая и необычная манера Катрины выражать свои мысли. Интересно, это из-за того, что она говорит по-английски, или она в принципе такая?
— Обещаю сделать все, чтобы ваша тетя ни в чем таком нас не заподозрила!
— Отлично. Стало легче, правда? — она улыбнулась ему, и Дэниэл почувствовал какую-то необъяснимую тоску.
Девушка пошла вперед, а он еще какое-то время смотрел на нее: длинные русые волосы, хрупкая фигура, кажущаяся в его накинутом пиджаке еще меньше, плавные движения и едва касающиеся тротуара ноги в изящных туфлях. Кто она, и почему им суждено было встретиться?..
— Такси! — Катрина остановилась и подняла руку.
Через пару секунд рядом с ней притормозил желтый автомобиль. Она обернулась и, встретив его взгляд, с улыбкой кивнула.
Дэниэл видел ее как в кино: чуть в расфокусе от света фонарей и в приятном слоумо, позволяющем рассмотреть, как убрала она волосы с лица, наперекор ветру, и как на ее левой щеке появилась чуть заметная ямочка от улыбки…