— Ты что-то все молчишь, — заметила Фиона. — Очень устал?
— Просто думаю.
— О чем?
— Как мы в последний раз занимались любовью в саду. Не могу вспомнить, когда это было. Помню только, что тогда шел дождь.
— В прошлом сентябре, — сказала она.
Он взглянул на нее через плечо.
— Ты помнишь.
— Там, в березах, где трава выше. Мы прихватили с собой вино и сыр. А из дома доносилась музыка. И мы взяли из багажника твоей машины этот старый плед.
— Взяли?
— Да, взяли.
При свете луны она была великолепна. Как произведение искусства, чем она в действительности и была. Ее полные зовущие губы, алчущий поцелуя приоткрытый рот, ее точеное тело были безмолвным искушением.
— Этот плед, — Лаксфорд кивнул в сторону гаража, — он все еще там, в багажнике.
Ее полные губы дрогнули.
— Так сходи за ним, — предложила она.
Глава 3
Ив Боуин, парламентский заместитель министра внутренних дел и член парламента от Мерилбоуна с шестилетним стажем, жила в Девоншир-плейс-Мьюз, лондонском переулке, где вдоль булыжной мостовой стояли некогда конюшни и гаражи, теперь перестроенные в жилые дома. Ее дом располагался в северо-восточной части квартала. Это было внушительное трехэтажное строение из красного кирпича с фасадом двойной ширины, белыми деревянными переплетами и крышей из сланцевых плиток. С террасы под крышей свешивались гирлянды плюща.
До того, как выехать из Челси, Сент-Джеймс переговорил с госпожой младшим министром. Сначала позвонил ей Лаксфорд, но он только сказал:
— Ивелин, я тут кое-кого нашел. Тебе нужно с ним поговорить, — и, не ожидая ее ответа, передал трубку Сент-Джеймсу.
Состоявшийся между ними разговор был краток: он заедет, чтобы поговорить с ней немедленно, с ним будет его коллега, не хочет ли младший министр сообщить ему что-либо до их приезда?
Вместо ответа она резко спросила:
— Как вы познакомились с Лаксфордом?
— Через моего брата.
— Кто он?
— Бизнесмен, приехал сюда на конференцию. Из Саутхемптона.
— У него могут быть свои корыстные цели?
— По отношению к правительству? Министерству внутренних дел? Сомневаюсь.
— Хорошо. — Она четко продиктовала свой адрес и закончила тоном заговорщика: — Не подпускайте к этому Лаксфорда. Если, когда вы подъедете, окажется, что за домом следят, проезжайте мимо — встретимся позже. Вам все ясно?
Все было ясно. Добросовестно выждав четверть часа после отъезда Дэниса Лаксфорда, Сент-Джеймс и Хелен Клайд отправились в Мерилбоун. Было одиннадцать с минутами, когда они свернули с главной улицы в квартале Девоншир-плейс-Мьюз, и, только проехав его весь от начала до конца, проверяя, не слоняется ли кто-нибудь поблизости от дома, Сент-Джеймс затормозил свой старенький «эм-джи» перед домом Ив Боуин.
Над входной дверью горел свет. Изнутри другой светильник бросал неровные полоски света на выходившие на улицу задернутые окна первого этажа. Как только они позвонили в дверь, немедленно послышались быстрые шаги по мраморному или кафельному полу прихожей. Хорошо смазанный язычок замка отодвинулся. Дверь распахнулась.
— Мистер Сент-Джеймс? — спросила Ив.
Она отступила в тень, как только лучи света упали на нее, и сразу же после того, как Сент-Джеймс и Хелен вошли в дом, захлопнула дверь и заперла ее на замок. Сказав: «Сюда, пожалуйста», — она повела их направо через прихожую с коричневым кафельным полом в гостиную, где на журнальном столике рядом с креслом стоял открытый портфель, из которого вывалились картонные папки, страницы машинописного текста, вырезки из газет, записки о телефонных сообщениях, какие-то документы, брошюры. Ив Боуин рывком закрыла портфель, не утруждая себя запихиванием внутрь вывалившегося наружу содержимого. Она взяла толстый зеленый бокал с белым вином, осушила его и налила себе еще из бутылки, стоявшей в ведерке на полу.
— Интересно было бы узнать, сколько он платит вам за этот фарс? — спросила она.
Сент-Джеймс растерялся.
— Простите?
— За всем этим, конечно, стоит Лаксфорд. Но по выражению вашего лица я вижу, что он еще не поставил вас об этом в известность. Очень умно с его стороны.
Она села туда же, где, по-видимому, сидела перед их приходом, и указала им на диван и кресла, имевшие вид сшитых вместе огромных янтарно-желтых подушек. Поставив стакан на колени, она обеими руками старалась удержать его на элегантной узкой юбке своего черного, в тонкую полоску костюма. Глядя на это, Сент-Джеймс вспомнил недавно прочитанное интервью с младшим министром, вскоре после того, как с подачи правительства она заняла свою теперешнюю должность заместителя министра внутренних дел. Никто не скажет, что она пытается привлечь к себе внимание на манер своих коллег женского пола по палате общин, заверяла она. Она не видит необходимости выряжаться в ярко-красное в надежде выделиться таким образом среди мужчин. Она может этого добиться с помощью своего интеллекта.
— Дэнис Лаксфорд — это человек без совести, — отрывисто проговорила она. Ее слова были пропитаны враждебностью, тон — ледяной. — Он — дирижер этого оркестра. Нет, конечно же, не непосредственно. Пожалуй, воровать десятилетних детей прямо с улицы — это, возможно, слишком даже для него, готового опуститься до любой подлости. Однако вам не следует заблуждаться, — он держит вас за дурака и пытается то же сделать со мной. Но я этого не допущу.
— Почему вы считаете, что он в этом замешан? — Сент-Джеймс сел на диван, оказавшийся на удивление удобным, несмотря на свою бесформенность, и устроил поудобнее свою больную ногу. Хелен осталась стоять там, где была — у камина, рядом с коллекцией выставленных в нише призов и наград. Отсюда ей было удобнее наблюдать за миссис Боуин так, чтобы это не слишком бросалось в глаза.
— Потому что только двое на целом свете знают, кто отец моей дочери. Один из них — я. Второй — Дэнис Лаксфорд.
— А сама ваша дочь, она знает?
— Конечно же, нет. Ни в коем случае. Я не допускаю мысли, что она могла сама как-то узнать.
— Может быть, ваши родители, родственники?
— Нет, мистер Сент-Джеймс. Никто, кроме Дэниса и меня, — она сделала небольшой глоток из бокала. — Это же цель его газетенки — свалить правительство. В данный момент обстоятельства сложились как нельзя лучше, чтобы сокрушить консервативную партию раз и навсегда. Можете мне поверить, у него именно такие намерения.
— Я не прослеживаю логики.
— Все выстраивается весьма складно, разве нет? Исчезновение моей дочери. Записка мнимого похитителя в его руках. Требование огласки в этой записке. И все это следует буквально по пятам за фортелями Синклера Ларсни с несовершеннолетним мальчишкой в Пэддингтоне.
— Мистер Лаксфорд не похож на человека, затеявшего похищение ребенка ради выгоды бульварных газет, — заметил Сент-Джеймс.
— Не для бульварных газет вообще, во множественном числе, — парировала она, — а для одной единственной, совершенно определенной газетенки. Он вряд ли допустит, чтобы конкуренты увели у него из-под носа его лучшую историю.
— Но, по-моему, он беспокоился о соблюдении тайны не меньше, чем вы.
— Вы что, занимаетесь изучением человеческого поведения, мистер Сент-Джеймс? Кроме всех прочих ваших достоинств?
— Полагаю, это вполне разумно — оценивать людей, обращающихся ко мне за помощью, прежде чем давать им свое согласие.
— Какая дальновидность! Когда у нас будет больше времени, я, может быть, спрошу вас, какую оценку выдаете мне, — она поставила стакан с вином рядом со своим портфелем. Затем сняла круглые очки в черепаховой оправе и потерла стекла о подлокотник кресла как бы для того, чтобы отполировать их, одновременно изучая Сент-Джеймса. Черепаховая оправа была примерно того же цвета, что и ее прямые, стриженые «под пажа» волосы, и когда она вновь одела очки, они коснулись ее челки, настолько длинной, что она закрывала ее брови.
— Разрешите задать вам один вопрос. Вам не кажется странным тот факт, что мистер Лаксфорд получил эту записку о похищении по почте? — спросила она.
— Безусловно, — сказал Сент-Джеймс. — На письме стоит вчерашний штемпель. А отправили его, возможно, днем раньше.
— В то время, когда моя дочь находилась дома в целости и сохранности. Таким образом, анализируя это обстоятельство, мы должны согласиться, что, отправляя письмо, похититель был совершенно уверен в успехе задуманного.
— Или, — продолжил Сент-Джеймс, — мы имеем дело с похитителем, которому в случае неудачи с похищением неважно, получено письмо или нет. Это возможно в том случае, если похититель и получатель письма — одно и то же лицо. Или если похититель был нанят получателем.
— Значит, вы понимаете.
— Я тоже обратил внимание на штемпель, миссис Боуин. И у меня нет привычки всему верить на слово. Я готов согласиться, что Дэнис Лаксфорд может быть каким-то образом к этому причастен. Но я имею те же основания подозревать в этом и вас.
Ее губы искривила мгновенная усмешка. Она резко кивнула.
— Ну, хорошо, хорошо, — проговорила она, — вы не такой уж безропотный прислужник Лаксфорда, как он предполагает. Я думаю, вы подойдете.
Она встала с кресла и подошла к трапециевидной бронзовой скульптуре, стоявшей на подставке в простенке между двумя окнами. Наклонив скульптуру и вынув из-под нее конверт, она передала его Сент-Джеймсу, после чего вернулась в свое кресло.
— Его доставили сегодня в течение дня. Возможно, между часом и тремя. Моя экономка, миссис Мэгваер — она взяла выходной на один день — обнаружила его, когда вернулась после своего еженедельного визита к букмекеру. Она положила его вместе с остальной почтой — можете посмотреть, на нем значится мое имя — и забыла о нем, пока я не позвонила ей в семь вечера и не спросила о Шарлотте уже после того, как мне позвонил Дэнис.
Сент-Джеймс осмотрел конверт, переданный ему Ив Боуин. Это был обычный белый дешевый конверт, какой можно купить где угодно — от магазина «Бутс» до ближайшего газетного киоска. Натянув на руки резиновые перчатки, он вытряхнул из конверта его содержимое, развернул единственный находившийся там листок бумаги и положил его в пластиковую обложку, захваченную из дома. Сняв перчатки, он прочитал короткую записку: