Снаружи, прямо перед его окошком, до него вдруг донеслись женские голоса. Он перевернулся на бок,
чтобы посмотреть, кто это там говорит, и увидел две пары женских ног в белых чулках, а чуть поодаль – колеса детской коляски. Ему показалось, что он знает этих двух девушек: они проходили мимо синагоги не раз. Ему доставляло особое удовольствие подслушать их разговор; почти такое же, как если бы он подсматривал за ними в скважину.
– … А когда ты справишься, ты сможешь сесть на автобус, я бы тебя встретила в Салеме, и мы бы покушали на автостанции.
– Нет, я лучше останусь в Линне и пойду в кино.
– Но ведь там идет все та же старая картина. А как ты доберешься домой из Линна?
– Я проверила расписание: последний автобус уходит в половине двенадцатого, так что вполне успею.
– А ты не боишься ездить ночью одна?
– О, этот автобус всегда полон. Да и от остановки всего каких-нибудь два квартала… Энджи, сейчас же иди сюда!
Послышался топот детских ног, и сразу после этого женские ноги скрылись из виду.
Он снова перевернулся на спину и продолжал любоваться своей выставкой. На одном из снимков была изображена смуглая девушка, на которой ничего не было, кроме узенького пояса и черных чулков. Он долго не сводил глаз с этой девушки, потом ее волосы стали почему-то светлыми, а чулки – белыми. И вот у него раскрылся рот, и в каморке раздался громкий, ритмичный и гортанный храп, напоминающий судовой мотор в бурю.
❖
Мира Шварц и ее две помощницы из женской организации были заняты украшением вестибюля для не то собрания, не то вечеринки – подавать, правда, будут одни лишь холодные закуски. Они стояли посреди вестибюля, наклонив головы набок.
– Чуточку выше, Стэнли, – попросила Мира. – Вам не кажется, девушки?
Стэнли, на переносной лестнице, послушно поднял гирлянду чуточку выше.
– Мне кажется, нужно опустить чуть ниже.
– Ты, пожалуй, права. Чуточку ниже, Стэнли, но самую малость.
Он опустил гирлянду на точно то же место, где она была раньше.
– Вот так держите, Стэнли, – приказала Мира. – Как вы думаете, девушки? По-моему, так хорошо?
Они восторженно закивали. Они были гораздо моложе ее, Эмми Адлер едва исполнилось тридцать, а Нэнси Дретман, хотя старше годами, но в организацию вступила совсем недавно. Так как им было поручено украшение вестибюля, они явились в синагогу в брюках – чтобы, мол, поработать, – тогда как Мира пришла разодетая, чтобы проверить – все ли идет хорошо. Нельзя сказать, чтобы эта работа им уж очень пришлась по душе, но это был как раз один из тех видов поручений, которые давались обычно молодым членам. Если они добросовестно выполнят это поручение попроще, им поручат в дальнейшем дела поважнее – назначат, например, в комиссию по сбору рекламных объявлений среди мужей и прочих бизнесменов для Ежегодника организации; или в благотворительный комитет, в качестве членов которого они должны будут посещать больных; и, наконец, когда они докажут свою работоспособность, что сводилось в основном к умению заставить работать других, их включат в список кандидатов на те или иные должности в исполнительном комитете; это и явится венцом их общественной карьеры.
Тем временем они энергично гоняли Стэнли туда и сюда. Они пришли на целый час раньше миссис Шварц и хотя и видели, что у Стэнли есть дело во дворе, они тут же позвали его к себе.
– Вы идите себе и начните, – ответил он, – а я приду немного погодя.
Миссис Шварц зато даже разговаривать ни о чем не стала, а только бросила:
– Мне нужна ваша помощь, Стэнли.
– Но мне нужно убрать газон, миссис Шварц.
– С этим успеется.
– Слушаюсь, мэм. Иду. – Он отложил грабли и пошел за переносной лестницей.
Это была нудная и утомительная работа, от которой он не испытывал никакого удовольствия. Да и не любил он работать под руководством женщин, в особенности такой непреклонной женщины, как миссис Шварц. Он как раз кончил с гирляндами, когда открылась дверь, и раввин просунул голову.
– Стэнли, – сказал он, – можно вас на минутку?
Стэнли поспешно слез с лестницы, и гирлянда закачалась. Гвоздь не удержался и тоже вывалился из стены, вся работа пошла насмарку, и все три женщины в один голос запричитали. Раввин, который заметил их только сейчас, пробормотал какое-то извинение и снова повернулся к Стэнли.
– Мне должны срочно доставить посылку книг. Они прибудут сегодня-завтра. Это редкие и довольно дорогие книги, поэтому вы их перенесите сразу в мой кабинет. Смотрите, чтобы они не завалялись.
– Что вы, рабби! Но как я узнаю, что в посылке книги?
– Они придут из Драпси-Колледж, вы сможете прочесть обратный адрес на ярлыке. – Он кивнул женщинам и вышел.
С видом мученицы Мира Шварц ждала, пока Стэнли вернется к ним.
– По какому же такому срочному делу раввин отвлек вас от работы?– едко спросила она.
– О, мне все равно нужно было переставить лестницу. Раввин просто попросил позаботиться о каких-то книгах, которые ему должны прислать.
– Очень важное дело, что и говорить, – саркастически сказала она. – Кстати, его святейшество ждет на днях еще и другой сюрприз.
– Знаете, мне кажется, он нас просто не заметил, когда вошел, – заступилась за него Эмми Адлер.
– Как же мог он не заметить нас?– удивилась миссис Дретман, обращаясь к Мире. – В отношении того, что вы только что сказали, Мира, мой Морри – член правления и только вчера ему позвонил мистер Бекер и попросил прийти всенепременно на ближайшее заседание: будут, мол, обсуждать что-то очень…
– Об этом лучше не говорить, – шепотом перебила ее Мира, кивая головой в сторону миссис Адлер.
5
Хотя Элспет бывала свободна уже в полдень, ей редко удавалось выйти из дома раньше часа. Миссис Серафино поднимала обычно такую кутерьму, когда ей приходилось кормить детей, поминутно кричала из кухни: – Куда вы дели чашечку Анджелины, ту, что с тремя медведями?– или: – Элси, дорогая, подвяжите, пожалуйста, Джонни салфетку – еще успеете, успеете на автобус, – что она предпочитала накормить их сама и сесть потом на автобус, который уходит в час, а то и в половине второго. Сегодня ей было тем более все равно, что врач назначил ей на четыре. Погода стояла жаркая и влажная, а ей хотелось выглядеть свежей, когда доктор велит ей раздеться и начнет ее осматривать. Она даже с удовольствием задержалась бы дома до трех, но тогда хозяйка еще пристанет, чего доброго, с расспросами.
Она как раз сидела и кормила детей, когда миссис Серафина спустилась вниз.
– О, вы уже начали?– сказала она. – Напрасно. Идите оденьтесь, я их уже докормлю сама.
– Да они уже почти кончили, миссис Серафино. Вы бы лучше позавтракали тем временем.
– Что ж, можно и позавтракать. Я буквально умираю, так мне хочется выпить чашечку кофе.
Миссис Серафино была не из тех, кто заставит себя просить. Еще меньше ей пришло в голову выразить девушке особую благодарность: еще возомнит о себе Бог весть что. Она все еще пила свое кофе, когда Элспет кончила кормить детей, и даже не пошевельнулась, когда та повела их наверх.
Уложить детей спать было не менее хлопотно, чем накормить их. Когда Элспет наконец спустилась, миссис Серафино стояла в коридорчике и разговаривала по телефону.
– О, вы уже уложили детей? А я как раз хотела подняться к ним, – бросила она в сторону девушки, прикрыв трубку ладонью, и тут же снова затараторила по телефону.
Элспет прошла в свою комнатушку, закрыла дверь и решительно защелкнула задвижку. Она бросилась навзничь на кровать и механически включила транзистор на тумбочке. До ее слуха донесся приятный голос диктора: ”… вы слышали Берта Бернса, исполнившего ’’Кукурузно-спиртные блюз". А теперь несколько слов о погоде. Пониженное давление, о котором мы уже говорили сегодня, вот-вот доберется и до нас, так что вечером появятся тучи и туман, а может быть, пойдет и дождь. Впрочем, в жизни каждого из нас должен же быть и дождь когда-нибудь, ха-ха. А теперь мы исполним в честь миссис Айзенштадт с Западной улицы, дом номер 24 в Салеме, празднующей сегодня свой 83 день рождения, последнюю грамзапись "Счастливых бродяг". Примите наши сердечные поздравления, миссис Айзенштадт".
В каком-то полудремотном состоянии она дослушала песню, затем перевернулась на спину, прослушала, глядя в потолок, еще одну; уж очень ей не хотелось встать и переодеться в этой влажной духоте. Наконец она с усилием поднялась, стащила через голову платье, расстегнула сзади сначала лифчик, затем пояс и стянула с ног чулки, даже не дав себе труда отстегнуть их от пояса. На кухне уже орудовал, она слышала, мистер Серафино: подогревал себе кофе и доставал апельсиновый сок из холодильника. Она взглянула на задвижку и, удостоверившись, что она опущена, прошла в свою крохотную ванную и встала под душ.
Когда она полчаса спустя вышла из своей каморки, на ней было желтое льняное платье без рукав, белые туфли, белые же перчатки, а подмышкой – белая сумочка из кожзаменителя. Коротко остриженные волосы были строго зачесаны назад и затянуты белой лентой. Мистера Серафино уже не было на кухне, зато была его супруга, все еще в халате и шлепанцах, и пила вторую чашку кофе.
– Вы выглядите чудесно, Элси, – сказала она. – У вас что-то предвидится сегодня особое?
– Нет, просто схожу в кино.
– Что ж, счастливого пути! Вы не забыли ключ?
Девушка открыла сумку и показала ключ, пристегнутый к молнии кошелечка.
Вернувшись в свою комнату и закрыв за собой дверь, она прошла в небольшой коридорчик и вышла из дома через заднюю дверь. Как раз когда она дошла до угла, подошел и автобус, она села сзади у открытого окна, сняла перчатки, порылась в сумке и достала оттуда старомодное, массивное обручальное кольцо. Она надела его на палец и снова натянула перчатки.
Джо Серафино спустился на кухню полностью одетый и свежевыбритый.
– Уже ушла?– спросил он.
– Ты имеешь в виду Элспет? Только что вышла. Почему ты спрашиваешь?