Рассказ из книги Александра Селина "Новый романтик" (сборник рассказов). Изд-во "Зебра Е", 2004 год.
Директор завода «Серп и молот» Антон Иванович Снитков лежал на операционном столе, а вокруг суетились хирурги в марлевых повязках. Стук скальпелей и суетливые реплики хирургов всё дальше уплывали из приглушенного наркозом сознания Антона Ивановича.
И вот наконец последняя фраза: «Всё. Безнадёжен», – позвучала где-то совсем далеко. И Снитков полетел в темноту. И всё прекратилось.
Но через некоторое время яркий свет заставил Антона Ивановича открыть глаза. И он ахнул от увиденного. А кругом было вот что... Зеленое поле. Посреди поля дорога. А сам он сидит на этой дороге возле каких-то ворот. Окончательно привыкнув к свету, Антон Иванович прочитал надпись на воротах: «Врата рая». И сильно задумался. Вообще-то при жизни Снитков был убеждённым атеистом и ещё точно помнил, что в последний раз находился в больнице в тяжелом состоянии. Ну, а уж коль так получилось, что он сидит здесь, в лучшем костюме, возле ворот рая, то Снитков сделал абсолютно правильный вывод, что он умер. Именно в этом костюмчике и был похоронен. После чего его занесло на небеса, прямо к райским воротам.
С одной стороны, Антон Иванович расстроился, что был не прав всю жизнь насчет загробного существования А с другой стороны – обрадовался. Загробная жизнь – все-таки жизнь. И уж если занесло к райским воротам, то значит, есть шанс попасть в рай и провести потусторонние годы в хорошем месте. Антон Иванович, правда, немного заволновался: а вдруг он сюда ещё не попадет? Но потом взял себя в руки, сосредоточился, прикинул, как будет себя вести в случае чего... Снял галстук, делегатский значок, виновато опустил голову и осторожно постучался во врата рая.
Ворота открыла миловидная женщина средних лет, одетая в тогу. Спросила фамилию, что-то уточнила в списке и повела Антона Ивановича в глубь территории.
– Куда идем? – поинтересовался Антон Иванович елейным голосом.
– Куда, куда... к Богу.
– Ах да, конечно. – Антон Иванович, разумеется, побоялся спросить, кто этот бог, Христос или Аллах, и решил для себя, что уверует сразу, как только увидит. Другого выхода просто не было.
По дороге убеждал себя, послушно следуя за женщиной, что был в жизни не хуже других. И припоминал на всякий случай положительные фрагменты из биографии.
Женщина завела Сниткова в небольшой белокаменный дом и посадила на стул посреди просторной комнаты с коврами. В кресле прямо напротив сидел худощавый косоглазый парень лет тридцати в спортивном трико, чисто выбритый, с уставшим лицом, но довольно приятной наружности.
– Вы тоже Бога дожидаетесь? – спросил Антон Иванович у парня и улыбнулся, глядя в его косящие глаза.
– Я... я Бог, – вяло ответил тот.
– Как?! – Антон Иванович растерянно посмотрел на женщину.
– Бог Бог, не сомневайтесь, – подтвердила та равнодушно и спросила у парня:
– Позвать ангелов?
– Да, позови. – Бог уставился на свои кроссовки, покривился и перевязал шнурки на одном из них.
Антон Иванович, как только вышел из оцепенения, не говоря ни слова, бухнулся на колени и залепетал какую-то экспромтную ахинею на церковный манер:
– Прости, Господи, что не узнал тебя, узрев святое обличие...
– Слушай, замолчи! Я тебя очень прошу. Да? – Бог уставился на него косыми глазами. Чего всякую чушь несешь? Не умеешь ведь, вот и молчи.
– Я знал, я догадывался, что Вы такой скромный на внешний вид. – Антону Ивановичу надо было как-то выкрутиться.
– Ладно врать-то: «знал», «догадывался»! Кто вас всех за язык-то тянет? Попал в рай и радуйся. – Бог достал связку ключей, посмотрел на список, принесенный женщиной, и, брякнув связкой, вытащил один: – На! От твоей комнаты. А вот и ангелы.
Снитков обернулся, ожидая увидеть небесные создания с крылышками. Но вместо этого в комнату вошли двое дюжих усатых хлопца. И Снитков, оторопев, вопросительно посмотрел на Господа.
– Ну что? – Бог подался вперед, сверля Сниткова косящими глазами. – Почему без крылышек, хочешь спросить?
Снитков кивнул.
– С ума, что ли, все посходили? Ну, вот скажи: зачем тебе... зачем тебе нужно, чтобы они обязательно были с крылышками?
Извините. Извините. – Антон Иванович трепетно взял ключи и попятился к выходу.
Ангелы повели его в глубь территории, как они объяснили..«В райские кущи». При этом были немногословны, ничего не комментировали, а только односложно направляли Антона Ивановича – «туда», «левее» или «нам направо». А кругом было действительно хорошо. Изобилие цветов. Роскошные деревья, усыпанные экзотическими плодами. Кричали павлины. В тенистых аллеях стояли лавочки. В тогах ходили люди с умилёнными лицами, среди которых нет, нет, да и узнавались знакомые. Некоторых Антону Ивановичу приходилось видеть в жизни, а некоторых знал по портретам или фотографиям.
– Ну, вот и пришли. – Ангелы открыли дверь какого– то особняка, увитого диким виноградом. – Поесть сейчас принесут.
– Не знаю, как и благодарить вас, – пропел Снитков ангелам вдогонку.
Но те даже не обернулись, а только сплюнули и зашагали быстрее. Через полчаса принесли еду, после чего Снитков полежал ещё на кровати, помечтал и к вечеру, повеселевший, отправился погулять по аллеям райского сада. Он очень удивился, увидев в конце одной аллеи павильон с надписью: «Бильярдная». А поскольку при жизни бильярд любил, зашел туда, в надежде с кем-нибудь сразиться.
Игравших было двое, и обоих Снитков узнал сразу. Один был поэт Михаил Лермонтов, а другой – физик Альберт Эйнштейн. Лермонтов, играя, ожесточенно дымил сигаретой. И хотя Снитков чувствовал, догадывался, что в раю курить нельзя, от вопросов на всякий случай воздержался.
– Можно я на победителя? – робко спросил Антон Иванович.
Лермонтов, готовясь к удару, внимательно посмотрел на Сниткова, сказал: «Можно», – и тут же загнал в лузу отличного «свояка».
– А, ха-ха! Получай, жидовская морда!
Эйнштейн, не обратив внимания на обзывательство, казалось, был обескуражен только тем, что проигрывает. А когда Лермонтов загнал подряд ещё два расстроенный физик выложил банку пива и вышел из бильярдной.
– Ну, что, – Лермонтов смотрел на Сниткова приканчивая банку быстрыми глотками, – пиво принес?
– А разве тут пиво есть? – Антон Иванович аж съёжился – ему тоже захотелось пива.
– Все понятно: новенький. – Лермонтов выкинул пустую банку. – Пойдем, я тебе все объясню... Видишь ли, – они вышли на аллею и побрели в сторону заката –пива тут завались. Только этот косоглазый по две банки в день выдает. А что такое две банки?
– Какой косоглазый? – переспросил Снитков Но его пронзило догадкой, и он аж весь задрожал.
– Какой, какой! – спокойно продолжал Лермонтов. – Боженька наш. Не мог ты его не видеть.
– Как вам не стыдно, Михаил Юрьевич! Зачем вы так о Боге? Он вас в рай взял.
– Ну-ну, продолжай. – Лермонтов с интересом смотрел на Сниткова.
Но Антон Иванович замолчал: потерялся как-то перед великим русским поэтом.
– Взял в рай! – улыбался Лермонтов. – Ну, и что теперь? Что я его теперь, славить за это должен, до конца дней своих?!
– Не надо так, – Снитков съежился, – ведь услышит.
– Он услышит? Он услышит! Ну, ничего себе новости. Да он вообще никого слышать не хочет. Ему в лицо говоришь – все равно как об стенку горох. А! Вон, смотри... бежит.
Действительно, не так далеко, на параллельной аллейке между деревьями, мелькала стройная фигура Господа.
– Бежит... Побежа-ал, – скалился Лермонтов. – Это у него «вечерняя пробежка» называется.
– Правильно делает, полезно это...
– Не пьет, не курит, – продолжал Лермонтов – И в рай-то набрал чёрт-те кого! Ты знаешь, кого я тут встретил?
– Кого?
– Мартынова, представляешь?! Этого дурака, что меня на дуэли застрелил!
– Неужели?! – Снитков, поднапрягшись, вспомнил кто такой Мартынов.
– Я ему говорю, ты чего дураков-то в рай набираешь? Или он, или я! А этот косоглазый смотрит куда-то вбок и говорит: «Почему – дурак? Кадровый офицер». Представляешь? «Он услышит»! Да ладно... Мартын – ещё не самое худшее. Тут такие субчики есть... Всех, всех собирает! На хрена ему это нужно?.. Сам-то ты кто будешь?
– Производственник. А может, и хорошо, что он так делает, – быстро заговорил Снитков. – Может, и хорошо, что так много в рай берет? В каждом человеке есть много хорошего, просто не каждому удается раскрыться в жизни. Бог это видит. Другое дело, когда отъявленный бандит – тогда уж понятно, такому дорога в ад. – И улыбнулся: собственные мысли ему самому понравились.
– Ладно, ты, я вижу, первый день в раю, не оклемался, – смотрел на него Лермонтов с презрением. – Боишься... Иди погуляй! – А сам развернулся и пошел приставать к какой-то проходящей дамочке.
Сниткову даже показалось, что это была Клара Цеткин. Но он не стал уточнять и быстро удалился, стараясь не слышать возмущенных возгласов гражданки.
Два дня прошло в тихих гуляниях и регулярных обедах, а на третий – Антон Иванович посетил райский бассейн. Скинул тогу, бросился в воду и заработал руками в прохладной голубой воде.
– Антон! Антоша! – вдруг послышался знакомый голос.
На кафельной тумбе стоял Лермонтов в цветастых трусах с банкой пива в руке и при этом покачивался, видимо пьяный.
– «Толпой угрюмою и скоро позабытой...» – декламировал Лермонтов. – Слышал такие стихи, Антоша? Mои стихи! Продолжай, если слышал!...
Но ему не дали договорить. Двое ангелов, откуда появившись, скрутили поэта, отобрали банку и потащили из бассейна. Тот долго упирался и что-то кричал. Наверное, дочитывал свой стих, перемежая со страшными ругательствами в адрес Всевышнего.
На следующий день Антона Ивановича вызвали к Богу. Господь сидел, рассматривая свои кроссовки, как и во время первой встречи. Потом надолго уставился на Сниткова косящими глазами и наконец спросил: