Мужик в шляпе давно уже выговаривал что-то в спину Бетси, и та наконец не выдержала. Она обернулась, сведя коленки, сцепив внизу пальчики, склонив голову — пай-девочка. Потом подняла на него влюбленные кукольные глаза и загадочно улыбнулась. Беззвучно прошептала что-то нежное, чуть заметно кивнула и многозначительно повела бровкой в сторону.
— Чего это?.. — растерялся мужик. Стоящие рядом зеваки подозрительно покосились на него и на Бетси. А та вытянула губки в поцелуй, поманила его пальчиком и шагнула навстречу. Мужик шарахнулся от нее и пошел, оглядываясь, сопровождаемый хохотом стиляг. Бетси победно ухмыльнулась и вернулась к своим.
— Ну что, чуваки, в «Кок»? — призывно махнул Фред. — Новичок угощает. Закон джунглей!
Он с компанией сел в «паккард», остальные двинулись вниз по Бродвею. Мэлс на мгновение замешкался, не зная, с кем идти.
— Садись, место есть, — крикнул Фред.
Мэлс втиснулся на заднее сиденье между Полли и Капиталом. Фред с визгом шин развернулся посреди улицы на глазах постового, и они помчались по Бродвею. Мэлс со счастливой улыбкой прищурился навстречу ветру, посмотрел на Полли. Та ответила холодным взглядом и отвернулась...
Около «Коктейль-холла» Мэлс растерянно глянул на безнадежную, уходящую к самому Кремлю очередь.
— Как писал буржуазный писатель Чехов — надо по капле выдавливать из себя раба, — сказал Фред Мэлсу. — Учись, чувак!
Он плюнул на ладонь, прилепил к ней трояк. Уверенно подошел к стеклянной двери и приложил руку. Швейцар тотчас с готовностью распахнул дверь.
Очередь слабо возмутилась.
— Спокойно, товарищи! Предварительный заказ! — объявил швейцар.
Они сидели на втором этаже, потягивая коктейли. Мэлс с интересом разглядывал шумную разношерстную публику.
— А здесь облав не бывает? — спросил он Фреда.
Тот отрицательно покачал головой. Вытащил маслину из фужера и бросил под стол Капиталу.
— Главное, до Бродвея дохилять. На Броде никого не трогают. Указание свыше, — кивнул он на потолок.
— Почему?
Фред только пожал плечами, удивляясь его непонятливости.
— Смотри, — перегнулся он через бортик. — Вон один... — указал он на человека с газетой за крайним столиком на первом этаже. — А вон второй, — кивнул он на близнеца первого в противоположном углу. — На Лубянке тоже не дураки сидят — им проще держать нас под контролем в одном месте. Если разогнать Бродвей, зараза расползется по всей Москве, может начаться эпидемия...
На маленькую эстраду вышел джаз-банд — могучая саксофонистка, скрипач, баянист и ударник. Начались танцы.
Мэлс подошел к Полли.
— Хильнем атомным? — предложил он.
Она удивленно подняла брови и встала. Они вышли к эстраде. Мэлс с ходу лихо закрутил Полли вокруг себя. Пары вокруг невольно расступились, освобождая место, потом и вовсе остановились, образовав круг.
Это был не танец, а скорее состязание — Мэлс все наращивал темп, Полли, упрямо сжав губы, не отставала. Музыка оборвалась, и они остановились напротив, тяжело дыша.
— Ты всегда добиваешься своего? — спросила она, поправляя выбившуюся прядь.
— Всегда.
— Мэл, я не переходящий приз, — сказала Полли. — Штурмуй другие вершины, — она повернулась и пошла на свое место.
Мэлс проводил ее глазами. Бетси, загадочно улыбаясь, поманила его пальчиком.
— Мэл, хочешь, скажу что-то про Полли? — спросила она.
— Хочу.
Бетси указала себе на щеку. Мэлс засмеялся и звонко чмокнул ее.
— Ты ей очень нравишься, — сообщила Бетси. — А хочешь, скажу что-то про Пользу?
— Что?
Бетси капризно указала на губы. Мэлс поцеловал.
— Не будь таким самоуверенным, Мэл. Полли ты нравишься, а Польза все будет делать назло, — сказала Бетси и отошла к изнывающему от ревности Бобу.
Веселая шумная толпа стиляг валила по ночному Броду.
— Атас! Жлобы!.. — остановился Боб.
Навстречу им плотной молчаливой командой шли бригадмильцы.
— Спокойно, чуваки! Мы на Броде! — сказал Фред.
Две компании — темно-синяя и пестрая — сближались.
— Мэл, твои! — сказал Дрын.
Мэлс и сам уже увидел знакомые лица, встал на мгновение, оглянулся, малодушно помышляя о бегстве — и двинулся за своими новыми друзьями.
Бригадмильцы и стиляги, растянувшись в цепочки, разошлись на противоходе, почти касаясь плечами друг друга. Бригадмильцы молча, сурово смотрели на стиляг. Те в ответ злорадно гримасничали:
— Здрассссьте... Сколько лет, сколько зим!.. Вольно, товарищи!..
Капитал в строю стиляг злобно скалился и рычал на широкие брюки противника.
Шедшие последними Катя и Мэлс остановились — и обе компании замерли. Бригадмильцы напряженно смотрели на Катю, стиляги — на Мэлса.
— Что это значит, Мэлс? — потрясенно спросила она.
— Ничего... — пожал он плечами. — Алло, комиссар — это я, Мэлс! А это — всего лишь костюм, — оттянул он щепотью лацкан. — У вас один, у меня другой. Просто костюм — и ничего больше, понимаешь?
Катя посмотрела через его плечо на Полли, женским чутьем безошибочно выделив ее из других девчонок. Перевела тяжелый взгляд на Мэлса.
— Ты хуже врага, Мэлс, — тихо сказала она. — Ты предатель!
Она молча отвернулась. Обе компании разошлись в разные стороны.
Мэлс оглядел балалайки, домры, духовые инструменты, развешанные на стенах музыкального магазина.
— А саксофон у вас есть? — спросил он мужиковатую продавщицу в огромном кружевном воротнике.
Та остолбенела, глядя на него круглыми глазами.
— А пулемет не надо? — басом ответила она и отвернулась, оскорбленно поджав губы.
Старичок за прилавком нотного отдела чуть заметно кивнул Мэлсу.
— Если не ошибаюсь, вы покупали у нас вальсы в переложении для трубы? — вполголоса спросил он, осторожно глянув на продавщицу.
Мэлс кивнул.
— Для хорового исполнения могу порекомендовать «Колхозные просторы», музыка Айвазяна! Торжественная мелодия, душевные стихи... — повысил голос старичок, снимая со стеллажа нотную тетрадь. — Вы прилетели с луны, молодой человек? Саксофон — запрещенный инструмент. Новых просто нет, старые годятся в металлолом, да и те наперечет. Сходите на «биржу», может, вам и повезет... — он быстро чиркнул что-то на последней странице. — «Просторы» — рубль семьдесят! В кассу, пожалуйста...
На «бирже», в переулке у проспекта Мира, толпились музыканты — стиляги и цивильно одетые, юнцы и седые лабухи. Между ними деловито сновали барыги:
— Комсомольская свадьба — балалайка, баян, ударные...
— Юбилейный вечер на суконной фабрике — фортепиано, скрипка, баритон...
Мэлс подошел к компании стиляг.
— Чуваки, где тут сакс можно купить?
Они изумленно оглядели его с головы до ног, засмеялись, как удачной шутке, и отвернулись.
Мэлс побродил между компаниями музыкантов. Откуда-то сбоку к нему подкатился Нолик.
— Саксом интересуетесь? — уточнил он, глядя в сторону.
— Да...
Червонец перекочевал в его подставленную лодочкой ладонь.
— Не подойдет — я не виноват... — предупредил Нолик.
Он отвел от компании старого лабуха с жидкими седыми волосами до плеч и тяжелым пропитым лицом, шепнул на ухо, указывая глазами на Мэлса, и исчез.
— Молодой человек, — прогудел лабух низким хриплым голосом. — Угостите пивом инвалида музыкального фронта...
В пивной лабух жадно припал к кружке, играя большим кадыком на дряблой шее. Блаженно зажмурился, на глазах распрямляясь и обретая былую стать.
— Первый раз меня взяли в восемнадцатом за буржуазный танец танго. Теперь я играю его на партийных торжествах. В двадцать третьем меня сняли с эстрады нэпманского кабака, где я играл джимми. Сейчас его танцуют вместо физзарядки. Просто удивительная страна. Кларнет — правильный инструмент, а саксофон приравнен к холодному оружию. Баян можно, аккордеон — нельзя... — он посмотрел на Мэлса. — Молодой человек, вы мне симпатичны, и вот что я вам скажу: не суйте голову в пасть голодному зверю, — патетически сказал он. — Не повторяйте моих ошибок, если не хотите прийти вот к такой минорной коде, — указал он на себя. — Подождите десять лет, когда джаз будут играть на детских утренниках!
— Мне сейчас надо, — сказал Мэлс.
Лабух картинно развел руками:
— Если бы молодость знала, если бы старость могла!.. У меня есть саксофон. Он не вполне исправен, но при желании... Приходите завтра... Не откажите в любезности — еще пять декалитров этого не в меру разбавленного напитка...
— А можно сейчас? — нетерпеливо сказал Мэлс. — У меня деньги с собой.
— Нет, — покачал головой лабух. — Приходите завтра, и, пожалуйста, — оглядел он наряд Мэлса, — постарайтесь мимикрировать под окружающую расцветку.
— Что? — не понял тот.
— Оденьтесь во что-нибудь незаметное.
— Почему? — удивился Мэлс.
— Видите ли... — замялся лабух. — Есть одна небольшая проблема... а вам придется нести его через весь город...
В своей нищей каморке с выцветшими афишами над кроватью лабух достал с антресолей футляр, сдул с него толстый слой пыли. Мэлс с восторженной улыбкой взял инструмент с бархатной подкладки, нажал на клапана, осмотрел...
— А это что?.. — спросил он с вытянувшейся физиономией.
Около раструба красовался массивный фашистский орел, зажавший в когтях свастику.
— Это — небольшая проблема, — пояснил лабух. — Инструмент трофейный, из оркестра военно-воздушных сил. Так вы берете?
— Да, — твердо сказал Мэлс.
Он нес сакс по людной улице, как шпион рацию, — искоса бдительно поглядывая по сторонам, широким кругом обходя мелькающие в толпе милицейские мундиры...
Ночью он, мокрый от пота, с душераздирающим скрежетом скреб напильником свастику. Сдувал опилки, безнадежно смотрел на неподдающегося, только чуть поцарапанного орла, и снова принимался за работу.
Мэлс поставил пластинку на проигрыватель, опустил иглу — сквозь шипение донеслись звуки джаз-банда. Он прибавил громкость, взял саксофон и, дождавшись, пока вступит Чарли Паркер, начал подыгрывать. Он сбивался и терял ритм, но