Работа на золотыхъ пріискахъ, въ общемъ, очень тяжела. Правда, она производится на поверхности земли, причемъ въ алювіальной почвѣ долины дѣлаются глубокія выемки, съ цѣлью — извлечь золотоносный илъ и песокъ, которые потомъ на телѣгахъ подвозятся къ золотопромывательной машинѣ. Но, въ общемъ, какъ мы сказали, это — очень трудная и нездоровая работа. Выемки всегда ниже уровня рѣки, которая искусственнымъ каналомъ отводится на извѣстной высотѣ къ золотопромывательной машинѣ; вслѣдствіе этого, выемки въ большей или меньшей степени наполняются просачивающейся водою, не говоря уже о потокахъ ледяной воды, льющейся со стѣнъ выемокъ, по мѣрѣ того, какъ земля оттаиваетъ подъ горячими лучами солнца. Насосы для откачиванія воды мало помогаютъ и людямъ приходится работать (я пишу объ этомъ на основаніи собственныхъ наблюденій) — въ теченіи цѣлаго дня, стоя въ ледяной водѣ, доходящей до колѣнъ, а иногда даже до пояса; по возвращеніи въ тюрьму, арестанту не даютъ сухой одежды для перемѣны и ему приходится спать въ мокрой. Правда, что тысячи свободныхъ рабочихъ находятъ возможнымъ работать при тѣхъ же условіяхъ на частныхъ золотыхъ пріискахъ. Но дѣло въ томъ, что владѣльцы этихъ пріисковъ въ Сибири, пожалуй, совсѣмъ не нашли бы рабочихъ, если бы при ихъ наймѣ они не прибѣгали къ тѣмъ способамъ, которые практиковались въ XVII ст. для пополненія арміи. Ихъ обыкновенно нанимаютъ въ состояніи полнаго опьяненія, всовывая имъ крупные задатки, немедленно переходящіе въ карманы кабатчиковъ. Что же касается до ссыльно-поселенцевъ, голодная армія которыхъ поставляетъ значительный контингентъ рабочихъ для частныхъ золотыхъ промысловъ, то они въ большинствѣ случаевъ сдаются въ работы волостнымъ начальствомъ, которое немедленно захватываетъ ихъ задатки въ уплату податей, всегда накопляющихся за поселенцами.
Вслѣдствіе вышесказанныхъ причинъ, каждую весну, при отправкѣ «вольныхъ рабочихъ» на пріиски, дѣло не обходится безъ вмѣшательства уѣздной полиціи или даже посылки военнаго конвоя. Понятно, что условія работы ссыльно-каторжныхъ еще болѣе тяжелы. Дневной «урокъ», который каждому изъ нихъ приходится выполнить — больше по размѣрамъ и тяжелѣе по условіямъ работы, чѣмъ на частныхъ пріискахъ; кромѣ того, многіе изъ каторжанъ работаютъ въ кандалахъ; а на Карѣ имъ приходится дѣлать 7 верстъ пѣшкомъ — разстояніе отъ тюрьмы до мѣста работы, такимъ образомъ, къ ихъ ежедневному «уроку» присоединяется еще 3 часа ходьбы. Въ тѣхъ случаяхъ, когда золотоносный слой оказывается бѣднѣе по содержанію золота, чѣмъ ожидалось, и предполагавшееся количество не можетъ быть промыто при обычныхъ условіяхъ труда, каторжанъ заставляютъ работать сверхъ силъ, до поздней ночи, вслѣдствіе чего и безъ того высокій среди нихъ процентъ смертности достигаетъ ужасающихъ размѣровъ. Короче говоря, всѣ, серьезно изучавшіе условія каторжнаго труда въ Сибири, пришли къ заключенію, что каторжный, отбывшій въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ наказаніе на Карѣ или на соляныхъ заводахъ, выходитъ изъ нихъ на поселеніе съ совершенно разбитымъ здоровьемъ, потерявъ работоспособность и вплоть до смерти является лишь бременемъ для общества.
Пища, — въ общемъ менѣе питательная, чѣмъ на частныхъ золотыхъ пріискахъ, можетъ быть разсматриваема, какъ вполнѣ достаточная, когда арестанты получаютъ пайки, установленные для рабочаго времени. На каждаго арестанта тогда отпускается ежедневно 4 фун. чернаго хлѣба и ежемѣсячно такое количество мяса, капусты, гречневой крупы и пр., какое можно купить на 1 руб. Хорошій экономъ могъ бы отпускать при этихъ условіяхъ около полфунта мяса на человѣка ежедневно. Но вслѣдствіе отсутствія какого бы то ни было контроля, арестанты самымъ безжалостнымъ образомъ обкрадываются начальствомъ. Если въ Петербургскомъ домѣ предварительнаго заключенія, подъ самымъ носомъ у дюжины инспекторовъ, подобное хищеніе практиковалось въ теченіи ряда лѣтъ въ колоссальныхъ размѣрахъ, то чего же можно ожидать отъ каторжной тюрьмы, на краю свѣта, въ Забайкальскихъ горахъ? Честные экономы, цѣликомъ отдающіе арестантамъ ихъ казенный паекъ, являются, конечно, рѣдкими исключеніями. Кромѣ того, не должно забывать, что вышеуказанный паекъ дается въ такихъ размѣрахъ лишь въ періодъ золотопромывательныхъ работъ, который продолжается менѣе 4-хъ мѣсяцевъ въ году. Въ продолженіи же всей зимы, когда замерзшая почва напоминаетъ по твердости желѣзо, работа на пріискахъ прекращается. И какъ только «годовой урожай» снятъ съ розсыпей, пища арестантовъ доводится до размѣровъ и качества, едва достаточныхъ лишь для поддержанія жизни. Что же касается платы за работу, то она — совершенно смѣхотворнаго размѣра, что-то около 11/2–2 рублей въ мѣсяцъ, причемъ даже изъ этой нищенской платы большую половину арестанту приходится расходовать на покупку одежды, въ виду того, что даваемая казной быстро изнашивается на работѣ. Не мудрено, что цынга, эта ужасная гостья всѣхъ сибирскихъ золотыхъ пріисковъ, находитъ массу жертвъ среди арестантовъ и что смертность на Карѣ колеблется ежегодно между 90–287 на 2000 чел., т.-е., отъ 1 на 11 до 1 на 7, что является высокимъ процентомъ для взрослаго населенія. Оффиціальныя цифры, однако, не вполнѣ совпадаютъ съ правдой, такъ какъ тяжело и безнадежно больныхъ отсылаютъ съ пріисковъ въ богадѣльни или пріюты для калѣкъ, гдѣ они и умираютъ.
Положеніе арестантовъ было бы, однако, еще болѣе тяжелымъ, еслибы не то обстоятельство, что переполненіе тюремъ и интересы владѣльцевъ золотыхъ пріисковъ заставили правительство сократить срокъ заключенія. Вообще говоря, ссыльно каторжный долженъ содержаться въ каторжной тюрьмѣ лишь около 1/3 всего срока его наказанія. По истеченіи этого срока онъ долженъ быть поселенъ въ деревнѣ вблизи пріисковъ, въ отдѣльномъ домѣ, совмѣстно съ семьей, если жена послѣдовала за нимъ въ ссылку; хотя онъ обязанъ работать наравнѣ съ другими арестантами, но съ него снимаютъ кандалы, у него имѣется домъ, имѣется собственный очагъ. Понятно, что этотъ законъ могъ бы служить громаднымъ облегченіемъ для ссыльныхъ, если бы только онъ, по обыкновенію, не былъ изуродованъ при его примѣненіи. Освобожденіе арестанта изъ заключенія цѣликомъ зависитъ отъ каприза завѣдывающаго пріисками. Кромѣ того, вслѣдствіе до смѣшного незначительной заработной платы, состоящей изъ 1 1/2–2 рублей въ мѣсяцъ, въ придачу къ пайку, освобожденный арестантъ, въ громадномъ большинствѣ случаевъ, впадаетъ въ страшную нищету. Всѣ изслѣдователи единогласно изображаютъ въ самыхъ мрачныхъ краскахъ нищету этой категоріи ссыльныхъ и утверждаютъ, что большое число побѣговъ изъ «вольной команды» объясняется нищенскими условіями ея существованія.
Наказанія, налагаемыя на арестантовъ, цѣликомъ зависятъ отъ воли управляющаго заводомъ и въ большинствѣ случаевъ отличаются жестокостью. Лишеніе пищи и карцеръ — а читатель уже знаетъ, что такое карцеръ въ Сибири — въ счетъ не идутъ. Наказаніемъ начинаютъ считаться только плети, удары которой щедро разсыпаются въ неограниченномъ количествѣ за малѣйшій проступокъ по волѣ и расположенію духа управляющаго.
Плети являются въ глазахъ надсмотрщиковъ такой обыкновенной вещью, что «сто плетей» назначается за такія же проступки, которые въ Европейской тюрьмѣ повлекли бы за собою заключеніе въ карцерѣ; но, кромѣ плетей, имѣется цѣлая скала очень жестокихъ наказаній: напр., приковка къ стѣнѣ въ подземномъ карцерѣ на цѣлые годы, практикуемая въ Акатуѣ; приковка на 5 или на 6 лѣтъ къ тачкѣ, причиняющая самыя ужасныя нравственныя страданія и, наконецъ, — из «лиса» т.-е. обрубокъ дерева или кусокъ желѣза, вѣсомъ въ 1 1/2 пуда, прикрѣпляемый къ кандаламъ и носимый преступникомъ въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ. Ужасное наказаніе «лисой» выводится изъ употребленія, но приковка на нѣсколько лѣтъ къ тачкѣ до сихъ поръ въ большомъ ходу. Сравнительно недавно политическіе арестанты: Понко, Ѳомичевъ и Березнюкъ были присуждены за попытку бѣжать изъ Иркутской тюрьмы къ приковкѣ къ тачкамъ въ теченіи 2 лѣтъ.
Нечего и говорить, что управляющій пріисками является чѣмъ-то вродѣ самодержавнаго монарха и что какія-либо жалобы на него совершенно безполезны. Онъ можетъ грабить арестантовъ, подвергать ихъ самымъ ужаснымъ наказаніямъ, можетъ даже мучить ихъ дѣтей — никакія жалобы не дойдутъ до начальства; а если бы нашелся арестантъ, осмѣлившійся пожаловаться, его просто заморятъ въ темномъ карцерѣ или онъ умретъ подъ плетьми. Всѣмъ пишущимъ о ссылкѣ въ Сибирь слѣдуеть помнить, что надъ смотрителями нѣтъ никакого контроля, честный же человѣкъ не сможетъ долго оставаться во главѣ каторжной тюрьмы въ Сибири. Если его обращеніе съ арестантами отличается гуманностью, это качество разсматривается въ Петербургѣ, какъ «опасная сантиментальность» и онъ будетъ уволенъ со службы. Если онъ отличается даже примитивной честностью, его непремѣнно выживетъ компанія грабителей и всякихъ охотниковъ до казеннаго пирога, которая собирается обыкновенно вокругъ такого лакомаго куска, какъ казенные золотые пріиски. Русская пословица говоритъ: «Дайте мнѣ на прокормъ казеннаго воробья и я съ нимъ прокормлю все мое семейство», а золотые пріиски представляютъ несомнѣнно величину болѣе значительную, чѣмъ казенный воробей. На нихъ работаютъ тысячи арестантовъ, которыхъ надо кормить и снабжать орудіями для работы; на нихъ имѣются машины, требующія починокъ и, наконецъ, — самое главное — на нихъ производится очень выгодная торговля краденымъ казеннымъ золотомъ. Вообще, на казенныхъ пріискахъ изъ поколѣнія въ поколѣніе работаетъ солидно-организованная шайка казнокрадовъ, которая настолько сильна, что даже деспотическій, всесильный Муравьевъ-Амурскій не могъ справиться съ ней. Честный человѣкъ, случайно попавшій въ эту воровскую шайку, разсматривается ею, какъ «безпокойный» и если ему не устроятъ отставки при помощи различныхъ подвоховъ, онъ обыкновенно уходитъ въ концѣ концовъ со службы по собственному желанію, утомленный безплодной борьбою съ ворами. Вслѣдствіе этого Карійскіе золотые пріиски рѣдко имѣли, въ качествѣ начальниковъ, такихъ честныхъ людей какъ Барбоде-Марни или Кононовичъ; во главѣ ихъ почти всегда стояли жестокіе негодяи, вродѣ Разгильдѣева.