Въ верхней части долины, которая, согласно преувеличеннымъ отчетамъ администраціи, должна была сдѣлаться житницей Сахалина, почва отличается тѣми же качествами и небольшимъ поселеніямъ, Рыкову и Мало-Тимовскому, — «являющимся наиболѣе удобными мѣстами для земледѣлія на всемъ островѣ», — приходится вести ту же упорную борьбу съ природой. Овесъ не вызрѣваетъ и выращиваютъ только ячмень. Что же до дорогъ, соединяющихъ эти поселенія, то сообщеніе по нимъ очень трудно. Въ лѣсахъ прорѣзаны просѣки, но лошади вязнутъ въ болотистой почвѣ. Много надеждъ возлагалось на Тымскую долину, которая является продолженіемъ Александровской долины къ сѣверо-востоку и доходитъ до Охотскаго моря. Но ея болотистая почва, а тѣмъ болѣе холодъ и туманы Охотскаго моря, дѣлаютъ занятіе земледѣліемъ въ долинѣ, за исключеніемъ верхней части ея, совершенно невозможнымъ. Ея растительность имѣетъ субполярный характеръ, а приморское побережье ничѣмъ не отличается отъ Сибирской тундры. «Если впослѣдствіи — говоритъ Поляковъ въ оффиціальномъ отчетѣ, — послѣ тщательныхъ поисковъ и найдутся нѣсколько мѣстъ въ Тымской долинѣ, пригодныхъ для садоводства и распашки подъ зерновые хлѣба, слѣдовало бы подождать результатовъ опыта въ уже имѣющихся поселеніяхъ, прежде чѣмъ заводить новыя; тѣмъ болѣе, что снабженіе этихъ поселеній пищевыми продуктами уже и теперь сопряжено съ значительными затрудненіями и колонія серьезно страдаетъ отъ недостатка провизіи. Что же касается надежды относительно устройства деревень въ устьѣ Тыма, она совершенно ошибочна, такъ какъ это — область тундры и полярной березы». Эти заключенія русскаго путешественника, выраженныя въ столь сдержанной, — можетъ быть черезчуръ сдержанной, — формѣ, вполнѣ подтверждаются наблюденіями д-ра Петри въ 1883 г., съ той лишь разницей, что итальянскій докторъ не отличается сдержанностью русскаго ученаго. Всѣ разсказы о «Колонизаціи Сахалина», — писалъ онъ въ Jahresbericht Бернскаго географическаго общества за 1883 и 1884 г. — «ничто иное, какъ самая наглая ложь, распускаемая администраціей острова. Въ то время, какъ мѣстная администрація показываетъ на бумагѣ 1000 десятинъ якобы уже находящихся подъ обработкой, съемка, сдѣланная г. Карауловскимъ, даетъ только 510 десятинъ дѣйствительно обработанныхъ. Выходитъ, что 700 семействъ ссыльно-каторжныхъ, которымъ были обѣщаны надѣлы въ 13 дес. пахатной земли на каждую душу мужского пола, въ дѣйствительности успѣли очистить не болѣе 2/3 десят. на семью»[41]. Д-ръ Петри приходитъ къ заключенію, что островъ совершенно непригоденъ для земледѣлія и что правительство рѣшилось на подобный экспериментъ, вслѣдствіе лживыхъ отчетовъ людей, такъ или иначе заинтересованныхъ въ этомъ предпріятіи.
Насколько можно судить, по обнаружившимся фактамъ, опытъ вполнѣ подтвердилъ мрачныя предсказанія Полякова и д-ра Петри. Выращиваніе зерновыхъ посѣвовъ на островѣ сопровождается такими затрудненіями и такой неизвѣстностью въ успѣхѣ, что новые поселенцы должны питаться продуктами, привозимыми изъ Россіи; при чемъ нѣтъ никакой надежды на улучшеніе въ этой области. Пищевые продукты приходится переносить изъ долины Дуэ въ Тымскую долину (селеніе Дербинское) черезъ горную цѣпь, на спинахъ арестантовъ, на пространствѣ 90 верстъ[42]; теперь читатель можетъ понять, что, въ сущности, обозначали сдержанныя слова Полякова о «недостаткѣ провизіи». Что же касается тѣхъ немногихъ свободныхъ колонистовъ, которые, повѣривъ лживымъ обѣщаніямъ, бросили свои дома въ Тобольской губерніи, и переселились въ Таной, основавъ тамъ деревню въ 25 домовъ, — они вынуждены были бросить Сахалинъ послѣ 3-хъ лѣтней отчаянной борьбы съ негостепріимнымъ климатомъ и безплодной почвой. Несмотря на субсидіи отъ казны, они не пожелали остаться на островѣ и выселились на материкъ на Тихо-океанское побережье.
Несомнѣнно, что Сахалинъ никогда не сдѣлается земледѣльческой колоніей. Если и заведутъ тамъ колонистовъ, то, подобно переселенцамъ нижняго Амура, они будутъ служить постояннымъ обремененіемъ казны и правительство, въ концѣ концовъ, вынуждено будетъ разрѣшить имъ переселиться въ какую-либо иную мѣстность, ибо въ противномъ случаѣ ему придется долгіе годы кормить колонистовъ. Пожалуй, на островѣ можно было бы вести съ нѣкоторымъ успѣхомъ скотоводство. Но во всякомъ случаѣ, Сахалинъ можетъ разсчитывать лишь на очень незначительное количество колонистовъ, которые могли бы пропитываться продуктами скотоводства и рыбной ловлей.
Въ Россіи много говорили о Сахалинскомъ каменномъ углѣ. Но и въ этомъ отношеніи были допущены большія преувеличенія. Правда, сахалинскій каменный уголь предпочитается на Востокѣ австралійскому, но онъ несравненно хуже Нью-Кестльскаго или Кардиффскаго[43].
Добываніе каменнаго угля на Сахалинѣ было начато еще въ 1858 г. и въ теченіи первыхъ 10 лѣтъ его было добыто 30.000 тонъ. Но уголь получался плохой, съ массой камней, а его добываніе (которое производилось при свѣтѣ стеариновыхъ свѣчей![44] обходилось баснословно дорого. Но все же запасъ добытаго угля быстро возросталъ по мѣрѣ того, какъ, партія за партіей, прибывали каждый годъ новые ссыльно-каторжные, такъ что теперь часть ихъ занята проведеніемъ дороги по побережью, съ цѣлью облегчить сношенія между Дуэ и Александровскомъ. Между прочимъ, въ скалахъ былъ пробитъ туннель; но этотъ знаменитый туннель, который долженъ былъ еще прославить Сахалинъ и объ окончаніи работъ въ которомъ торжественно возвѣщалось въ русскихъ газетахъ, 1886 г. еще вовсе не былъ готовъ; тогда это была лишь круглая дыра, сквозь которую люди могли пробираться лишь на четверенькахъ.
Хуже всего, пожалуй, что на всемъ береговомъ пространствѣ Сахалина не имѣется ни одной природной гавани и доступъ къ его берегамъ чрезвычайно затруднителенъ, вслѣдствіе тумановъ, поздняго наступленія лѣта и отсутствія маяковъ въ Татарскомъ проливѣ. Рейдъ въ Дуэ совсѣмъ не защищенъ отъ вѣтровъ. Большой заливъ Терпѣнія черезчуръ мелокъ, глубина его не превышаетъ 24 фут. на разстояніи полумилли отъ берега. Лучшій заливъ — Анивскій, который замерзаетъ лишь на нѣсколько недѣль, также совершенно не защищенъ отъ вѣтровъ и не имѣетъ гаваней. Только заливъ Мордвиново даетъ хорошую якорную стоянку.
Пройдетъ, вѣроятно, не мало лѣтъ, пока сахалинскій уголь сможетъ конкурировать съ Европейскимъ въ портахъ Китая. А пока это наступитъ, для добыванія 5.000 тонъ, необходимыхъ для той части русскаго флота, которая находится въ этихъ водахъ, вполнѣ было бы достаточно работы 120 чел. Тысячамъ арестантовъ, такимъ образомъ, въ сущности, нечего дѣлать на Сахалинѣ и добытый ими уголь, вѣроятно, будетъ лежать десятки лѣтъ безъ употребленія.
Первая партія арестантовъ, состоявшая изъ 800 чел., была послана на Сахалинъ въ 1869 г. Слѣдуя установившимся традиціямъ, администрація не могла изобрѣсть ничего лучшаго, какъ послать ихъ черезъ Сибирь; такимъ образомъ, тѣмъ изъ нихъ, которые слѣдовали изъ Карійскихъ каторжныхъ тюремъ, пришлось совершить путешествіе въ 3000 верстъ внизъ по Амуру, а высылавшимся изъ Россіи пришлось совершить не менѣе 7000 верстъ, прежде чѣмъ они добрались до Николаевска, у устья Амура.
Результаты этого путешествія были, поистинѣ, ужасающи. Когда первая партія, выступившая въ путь въ составѣ 250 чел., достигла наконецъ Николаевска, то, не говоря уже о смертности въ пути, всѣ арестанты въ партіи страдали цынгою; 50 чел. изъ нихъ не могли двигаться…[45]. И эти несчастные люди предназначались быть піонерами колонизаціи на Сахалинѣ! Не удивительно, что въ первые годы смертность на Сахалинѣ достигала 117 чел. на 1000 и что каждый ссыльный находился нѣкоторое время въ госпиталѣ трижды въ теченіи одного года[46].
Лишь послѣ длиннаго ряда подобныхъ «ошибокъ», о которыхъ говорилось даже въ нашей подцензурной прессѣ, транспортированіе ссыльно-каторжныхъ на Сахалинъ черезъ Сибирь было прекращено и ихъ начали высылать моремъ, черезъ Одессу и Суэзскій каналъ. Англичане, вѣроятно, еще помнятъ, въ какомъ ужасномъ состояніи были привезены каторжане въ Суецъ и какой крикъ негодованія былъ поднятъ по этому поводу въ англійской прессѣ. Положеніе вещей въ теченіи послѣднихъ лѣтъ нѣсколько улучшилось, судя по врачебнымъ отчетамъ, которые утверждаютъ, что транспортированіе арестантовъ, на пароходахъ, идущихъ изъ Одессы, производится при сравнительно сносныхъ условіяхъ. Но еще недавно въ газетахъ появилось извѣстіе, что послѣдній транспортъ (въ 1886 г.) пострадалъ отъ оспенной эпидеміи и что смертность снова достигла ужасающихъ размѣровъ. Вслѣдъ за этимъ газетнымъ извѣстіемъ, вѣроятно, послѣдуетъ оффиціальное опроверженіе, но кто ему повѣритъ?
О положеніи ссыльно-каторжныхъ на Сахалинѣ извѣстно, въ сущности, немного[47]. Въ 1879 г. въ русскихъ газетахъ появилось заявленіе, подписанное русскимъ купцомъ, о безграничномъ произволѣ главноуправляющаго островомъ. Тюремная администрація обвинялась въ томъ, что она обкрадываетъ нищихъ арестантовъ. Докторъ А. А. писалъ, въ Октябрѣ 1880 г. изъ Александровска: «Я назначенъ въ Корсаковскій госпиталь (на югѣ острова), но не смогу добраться до него раньше слѣдующаго іюня… Мой товарищъ ушелъ со службы… онъ не могъ долѣе переносить совершающихся безобразій![48]. Многозначительныя слова, дающія русскому читателю возможность догадываться о правдѣ, въ особенности въ сопоставленіи со слѣдующимъ: „Завѣдывающій колоніей рѣдко посѣщаетъ казармы, да и то лишь окруженный вооруженными надзирателями. Начальникъ тюрьмы не осмѣливается появляться среди арестантовъ“. Позднѣе, въ петербургской газетѣ „Страна“ было напечатано о продѣлкахъ администраціи на островѣ, открытыхъ главнымъ командиромъ русской тихо-океанской эскадры. Оказывалось, что въ то время, какъ каторжане изъ бѣдняковъ посылались на самыя тяжелыя работы, закованными въ кандалы, богатые негодяи изъ арестантовъ занимали привеллегированное положеніе: они пользовались на островѣ совершенной свободой, сорили деньгами и устраивали банкеты начальству.