Если бы было обращено хотя бы малѣйшее вниманіе на страданія родственниковъ арестанта, то, вѣроятно, составители плановъ новѣйшихъ тюремъ устроили бы пріемныя помѣщенія какъ-нибудь иначе. Они поняли бы, что единственнымъ утѣшеніемъ жены арестанта является возможность увидѣть изрѣдка своего мужа и они не стали бы причинять ей новое и совершенно безполезное страданіе своими ухищреніями. При постройкѣ этихъ пріемныхъ залъ, все, кажется, принято во вниманіе, за исключеніемъ чувствъ жены, которой разрѣшаютъ разъ въ недѣлю взглянуть на мужа и перекинуться съ нимъ нѣсколькими словами.
Вообразите себѣ круглый сводчатый залъ, скудно освѣщенный сверху. Войдя въ него, въ пріемные часы, вы почувствуете себя буквально оглушеннымъ. Шумъ голосовъ нѣсколькихъ сотенъ людей, говорящихъ, или точнѣе кричащихъ одновременно, подымается со всѣхъ сторонъ зала, ударяясь о сводъ, который отбрасываетъ эти звуки назадъ, и они смѣшиваются съ пронзительными свистками надзирателей, скрежетомъ замковъ и звономъ ключей, образуя, въ общемъ, адскій шумъ. Ваши глаза должны сначала привыкнуть къ полумраку, прежде чѣмъ вы различите, что голоса принадлежатъ шести различнымъ группамъ женщинъ, мужчинъ и дѣтей, одновременно кричащихъ во все горло, стараясь быть услышанными тѣми, къ кому они обращаются. За этими группами вы съ трудомъ различаете вдоль стѣнъ шесть другихъ группъ человѣческихъ лицъ, которыя едва можно разсмотрѣть вслѣдствіе заграждающей ихъ проволочной сѣтки и желѣзной рѣшетки. Сначала вы не можете понять, что такое, въ сущности, происходитъ. Дѣло въ томъ, что для свиданія съ родными арестантъ вводится, вмѣстѣ съ четырмя другими товарищами по заключенію, въ маленькую темную конурку, загражденную спереди желѣзной рѣшеткой и густой проволочной сѣткой. Его родственники вводятся въ другое, подобное же помѣщеніе, также огражденное желѣзной рѣшеткой и отдѣленное отъ помѣщенія, находящагося напротивъ проходомъ около трехъ футовъ ширины, въ которомъ дежуритъ надзиратель. Такимъ образомъ, въ каждомъ помѣщеніи находятся одновременно 5 арестантовъ, а въ противоположное втискиваются около 15 мужчинъ, женщинъ и дѣтей, — ихъ родственники. Свиданія продолжаются не болѣе 15–20 минутъ; всѣ говорятъ одновременно, всѣ спѣшатъ сказать, что нужно, и среди этого шума голосовъ, изъ которыхъ каждый звучитъ все громче и громче, приходится кричать изо всѣхъ силъ, если хочешь, чтобы тебя услыхали. Послѣ нѣсколькихъ минутъ подобнаго упражненія, и я и моя жена теряли голосъ, и мы были вынуждены просто глядѣть другъ на друга безмолвно, причемъ я взлѣзалъ по рѣшеткѣ, поближе къ маленькому окошечку, освѣщавшему конуру сзади, чтобы жена моя могла по крайней мѣрѣ увидать мой профиль, слабо рисовавшійся на сѣромъ фонѣ окошечка. Уходя изъ пріемнаго покоя, она обыкновенно говорила, что подобное свиданіе является лишь мученіемъ.
Я долженъ бы былъ сказать нѣсколько словъ о „Дворцѣ Справедливости“ (Palais de Fustice) въ Ліонѣ, гдѣ насъ держали десять дней во время суда надъ нами. Но при этомъ пришлось бы коснуться такихъ отвратительныхъ подробностей, что я предпочитаю перейти къ другому предмету. Достаточно упомянуть, что комнаты, въ которыхъ арестованные ожидаютъ своей очереди явиться предъ судебнымъ слѣдователемъ, бываютъ покрыты лужами всякихъ скверныхъ жидкостей, и что въ Ліонскомъ „Дворцѣ“ есть нѣсколько темныхъ камеръ, имѣющихъ поперемѣнно двоякое назначеніе: иногда онѣ служатъ ватерклозетомъ, а вслѣдъ затѣмъ, послѣ самой непритязательной очистки, въ нихъ снова помѣщаютъ арестованныхъ. Никогда въ моей жизни я не видалъ ничего столь грязнаго, какъ этотъ „Дворецъ“, который навсегда останется въ моихъ воспоминаніяхъ, какъ дворецъ всевозможной грязи. Съ чувствомъ истиннаго облегченія вернулся я изъ него въ мою пистолю, гдѣ и прожилъ еще два мѣсяца, покуда мои товарищи ходили въ апелляціонный судъ. Послѣдній, какъ и слѣдовало ожидать, подтвердилъ приговоры, произнесенные по указкѣ правительства судомъ исправительной полиціи, и нѣсколько дней спустя, т.-е. 17 марта 1883 года, ночью, съ большой таинственностью, и съ комическимъ по своей величинѣ кортежемъ полиціи, мы были отправлены на желѣзнодорожную станцію. Здѣсь насъ закупорили въ одиночные вагоны для отправки въ Maison Centrale въ Клэрво.
Приходится только удивляться, какъ всѣ усовершенствованія тюремной системы, несомнѣнно придуманныя съ цѣлью уменьшить какое-либо существующее зло, въ свою очередь, сами создаютъ новое зло и являются источникомъ новыхъ мученій для арестантовъ. Такимъ размышленіямъ я предавался, когда меня заперли въ конурѣ одиночнаго вагона, медленно катившагося по направленію въ Клэрво. Чтобы сдѣлать такой вагонъ, берутъ обыкновенный, и въ немъ строятъ изъ легкихъ перегородокъ два ряда шкафиковъ, съ проходомъ по серединѣ. Я говорю „два ряда шкафиковъ“, потому что иначе нельзя назвать эти чуланы, въ которыхъ человѣкъ долженъ сидѣть на узкой скамейкѣ, касаясь своими колѣнями двери, а своими локтями — боковыхъ стѣнъ. Не нужно быть особенно толстымъ человѣкомъ, чтобы найти затруднительнымъ какое-либо движеніе въ этомъ тѣсномъ пространствѣ, а дышать въ немъ положительно нечѣмъ. Хотя въ дверяхъ и прорѣзаны небольшія оконца, задѣланныя желѣзной рѣшеткой, но для того, чтобы заключенные не могли видѣть другъ друга имѣется маленькое орудіе пытки въ видѣ заслонки, которую сторожа и закрываютъ, какъ только они заперли кого-нибудь въ чуланѣ. Другимъ инструментомъ мучительства служитъ желѣзная печь, помѣщающаяся въ проходѣ между шкафиками, особенно когда сторожа ее топятъ во всю, чтобы варить на ней свой обѣдъ. Мои товарищи по заключенію — почти всѣ рабочіе большого города, привычные къ недостатку свѣжаго воздуха въ тѣсныхъ мастерскихъ, еще кое-какъ могли терпѣть; но двое изъ насъ избѣжали обморока, лишь благодаря разрѣшенію выйти изъ нашихъ шкафовъ и стоять въ проходѣ. Къ счастью, наше путешествіе продолжалось всего пятнадцать часовъ; но нѣкоторымъ изъ моихъ русскихъ друзей, изгнаннымъ изъ Франціи, пришлось провести болѣе 48 часовъ въ одиночномъ вагонѣ во время путешествія изъ Парижа до Швейцарской границы, такъ какъ вагоны отцѣпляли на цѣлую ночь на нѣкоторыхъ станціяхъ, когда надзирателямъ надо было посѣтить Маконскую и другія попутныя тюрьмы.
Наиболѣе непріятнымъ, однако, является то обстоятельство, что арестанты предоставлены вполнѣ благоусмотрѣнію двухъ надзирателей; если надзиратели пожелаютъ, они могутъ надѣть наручни арестантамъ, уже запертымъ въ шкафы и они часто дѣлаютъ это безъ всякой разумной причины; мало того, они могутъ сковать ноги арестанта при помощи цѣпей, прикрѣпленныхъ къ полу шкафовъ. Все зависитъ отъ хорошаго или сквернаго настроенія надзирателей и отъ глубины ихъ психологическихъ выводовъ. Въ общемъ, 15 часовъ, которые мнѣ пришлось провести въ одиночномъ вагонѣ, являются однимъ изъ наихудшихъ воспоминаній, какъ моихъ лично, такъ и моихъ товарищей, и мы всѣ были рады очутиться, наконецъ, въ одиночныхъ камерахъ тюрьмы Клэрво.
Центральная тюрьма въ Клэрво стоитъ на мѣстѣ, гдѣ когда-то возвышалось Сенъ-Бернадское аббатство. Великій монахъ двѣнадцатаго вѣка, котораго статуя, высѣченная изъ камня, до сихъ поръ виднѣется на одномъ изъ окрестныхъ холмовъ, съ руками, простертыми по направленію къ тюрьмѣ, хорошо выбралъ мѣсто для монастыря; онъ стоялъ въ прекрасной маленькой долинѣ, снабженной превосходной ключевой водой, при выходѣ долины на равнину, орошаемую рѣкою Aube. Громадные лѣса до сихъ поръ покрываютъ низкіе склоны холмовъ, изъ которыхъ добываютъ хорошій строевой камень. Нѣсколько известковыхъ печей и кузнечныхъ заводовъ разбросаны вокругъ, и желѣзная дорога изъ Парижа въ Бельфоръ проходитъ теперь въ двухъ верстахъ отъ тюрьмы.
Во время великой революціи аббатство было конфисковано государствомъ, и его обширныя и солидныя зданія были обращены, въ первые годы девятнадцатаго вѣка, въ Депо для нищихъ. Позднѣе они получили другое назначеніе и, наконецъ, теперь бывшее аббатство превращено въ „Домъ заключенія и исправленія“ („Maison de Détention et de Correction“), вмѣщающій около 1400, а иногда даже 2000 арестантовъ. Это — одна изъ самыхъ большихъ тюремъ во Франціи. Ея внѣшняя ограда (mur d'enceinte), громадная каменная постройка около 20 футовъ высоты, тянется на пять верстъ. Внутри ея помѣщаются не только тюремныя зданія и дома, занятые администраціей, но также и казармы для солдатъ, огороды и даже хлѣбныя поля. Зданія, собственно тюрьмы, съ ея многочисленными мастерскими занимаютъ квадратъ въ 1200 футъ по каждой сторонѣ и окружены другой, еще болѣе высокой, двойной стѣной (mur de roude), внутри которой стоятъ караульные часовые.
Высокія трубы, изъ которыхъ днемъ и ночью вылетаютъ клубы дыма, ритмическій шумъ машинъ, который слышится до поздней ночи, придаютъ тюрьмѣ видъ маленькаго мануфактурнаго городка. И дѣйствительно, за тюремными стѣнами находится больше мастерскихъ, чѣмъ во многихъ маленькихъ городахъ. Такъ, въ тюрьмѣ имѣется громадная мастерская для изготовленія желѣзныхъ кроватей и желѣзной мебели, освѣщаемая электричествомъ, и въ которой работаетъ болѣе 400 человѣкъ; имѣются мастерскія для выдѣлки бархата, суконъ и холста; для выдѣлки картинныхъ рамъ, зеркалъ, и деревянныхъ метровъ; для граненія стекла и выдѣлки всякаго рода дамскихъ бездѣлушекъ изъ перламутра; каменотесный дворъ, паровая мельница и множество мелкихъ мастерскихъ; вся одежда арестантовъ выдѣлывается ими самими. Механизмы приводятся въ движеніе четырьмя могучими паровыми машинами и турбиной. Громадный огородъ и хлѣбное поле, а также маленькіе огороды, даваемые каждому надзирателю и служащимъ тюрьмы, находятся внутри ея стѣнъ и обрабатываются заключенными.
Не видавши самому, трудно вообразить, какая масса подготовленій и расходовъ необходимы для помѣщенія и занятія работой 1400 арестантовъ. Несомнѣнно, что государство никогда бы не рѣшилось на такіе огромные расходы, если бы не нашло готовыхъ зданій въ старыхъ аббатствахъ, въ Клэрво, Сенъ-Мишелѣ и другихъ мѣстахъ. Но все же едва ли ему удалось бы организовать такую обширную систему продуктивнаго труда, если бы оно не привлекло частныхъ подрядчиковъ, сдавая имъ арестантскій трудъ по очень низкой цѣнѣ, въ ущербъ свободной частной промышленности. И при всемъ томъ текущіе расходы государства по содержанію Клэрвской и другихъ тюремъ этого рода — должны быть очень высоки. Многочисленная и дорогая администрація (70 надзирателей, которые получаютъ пищу и квартиру, съ жалованьемъ отъ 450 до 560 руб. въ годъ; кромѣ того, при тюрьмѣ всегда находится рота солдатъ), которая должна ложиться тяжелымъ бременемъ на тюремный бюджетъ, не говоря уже о расходахъ на центральную администрацію, по перевозкѣ арестантовъ, на госпитали и т. д. Очевидно, что упомянутый выше вычетъ извѣстной доли изъ заработка арестантовъ, который, въ общемъ, не превышаетъ копѣекъ тридцати въ день на человѣка, едва ли покрываетъ всѣ эти громадные расходы.