В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии — страница 7 из 64

ГЛАВА II. Возвышенное как символ человеческого [65]

Систематическое место возвышенного в «Критике способности суждения»

Почему для анализа способности суждения Кант был вынужден ввести понятие возвышенного? Пытаясь ответить на этот вопрос, обратимся к первой редакции кантовского введения к «Критике способности суждения», ибо здесь Кант наиболее основательным образом набрасывает общую структуру способности суждения, которая в противовес другим способностям души обладает характером целесообразности. Принцип, лежащий в основе данной целесообразности, Кант именует принципом удовольствия и неудовольствия. Именно в чувстве удовольствия и неудовольствия Кант усматривает радикальную возможность сделать очевидным априорность способности суждения, т. е. возможность показать чистые, независимые от эмпирического опыта, правила рассуждения. Вместе с тем под способностью, которая несет с собой эту самостоятельную априорность, подразумевается уже не логическая (или, как ее называет Кант в «Критике способности суждения», определяющая) способность суждения, поскольку последняя функционирует согласно категориальным правилам, т. е. согласно законам рассудка, но «рефлектирующая способность суждения».

Сама целесообразность разделяется Кантом на субъективную и объективную, причем анализ последней составляет вторую, телеологическую, часть третьей «Критики». Суждение, соотносящееся только с субъективностью, Кант называет эстетическим, и только на его основе возможен «опыт» прекрасного и возвышенного.[66] Вместе с этим Кант делит также «всякую целесообразность, будь она объективной или субъективной, на внутреннюю и относительную».[67]

По — видимому, Кант действительно придавал особое преимущество категории прекрасного для своего анализа способности суждения, и не в последнюю очередь это можно заключить уже из того, что он в своем анализе исходит из внутренней целесообразности прекрасного в противовес относительной целесообразности возвышенного, аргументируя это тем, что если суждение первого вида придает предметам природы красоту, второго же возвышенность, а именно оба вида чисто в качестве эстетических (рефлективных) суждений, не прибегая к понятиям об объекте, чисто в соотнесенности с субъективной целесообразностью, то все же для последнего [вида суждения] не предполагается никакой особой техники природы, поскольку здесь дело заключено просто в случайном использовании представления, не для потребности познания объекта, а для другого чувства, а именно для потребности внутренней целесообразности в устройстве душевных сил.[68]

Преимущество прекрасного перед возвышенным можно отчетливо усмотреть и в отсутствии особенной дедукции возвышенного, поскольку оно несет в себе общезначимое применение не к конкретным предметам природы, а просто к идее, «бесконечной, дикой» природы.

Эстетические суждения о возвышенном не нуждаются согласно Канту ни в какой дедукции; их экспозиции достаточно, чтобы показать их правомерность и общезначимость. Причина тому, что они (по Канту) относятся не к предметам природы (как суждения о прекрасном), а к тому, что лежит в основе душевного состояния субъекта. Тем самым аналитика возвышенного, с одной стороны, впадает в известного рода изоляцию по отношению к общему движению мысли критики эстетической способности суждения.[69]

Но несмотря на свой относительный статус, суждение возвышенного выражает, как и суждение прекрасного, именно субъективную целесообразность, «которая покоится не на понятии об объекте»,[70] а значит, не может быть вынесено за скобки общего анализа способности суждения. Исходя из этого аналитика субъективной способности суждения состоит из двух частей, первая из которых исследует вкус, вторая же — некое «состояние духа» (Geistesgeffihl), которым Кант предварительно именует нашу «способность предметно представлять возвышенное».[71]

Определяющее и рефлектирующее суждение

Для Канта в основе возможности эстетического опыта лежит способность суждения. Однако, что уже было отмечено, под такой способностью суждения Кант понимает не просто логическое суждение (как это было в «Критике чистого разума»), а суждение особого рода, которое для самого Канта было своеобразным открытием.[72] Это открытие он формулирует во введении к «Критике способности суждения», классифицируя нашу способность суждения на два вида: определяющую и рефлектирующую:

Способность суждения вообще есть способность мыслить особенное как подчиненное общему. Если общее (правило, принцип, закон) дано, то способность суждения, которая подводит под него особенное (и в том случае, если она в качестве трансцендентальной способности суждения априорно указывает условия, при которых только и может быть совершено это подведение) есть определяющая способность суждения; если же дано только особенное, для которого способность суждения должна найти общее, то эта способность есть рефлектирующая способность суждения.[73]

Различие двух актов рассуждения становится яснее посредством описания того, как при таких суждениях соотносятся друг с другом способности нашей души. При определяющем суждении рассудок дает некое общее (понятие), посредством которого воображение определяет чувственно данное. Здесь уместно, вслед за Хайдеггером,[74] подчеркнуть, что в данном случае воображение именно «служит» рассудку и не обладает самостоятельностью. Напомним, что результат такой совместной работы рассудка и воображения известен из «Критики чистого разума» как схема.[75] При рефлектирующем суждении, напротив, воображение выступает самостоятельной способностью, без которой эстетический опыт попросту бы не состоялся. Возможность эстетического опыта гарантируется воображением, причем в двух формах: посредством взаимной игры воображения и рассудка, с одной стороны, и посредством взаимодействия воображения и разума — с другой. В первом случае имеет место переживание прекрасного, во втором — достигается необходимое условие для переживания возвышенного.

Важно учитывать также то обстоятельство (которое как раз и смущает читателя при знакомстве с «Аналитикой возвышенного»), что при анализе возвышенного (особенно в § 26) в качестве контраста (и одновременно прояснения) к взаимной работе воображения и разума в рамках рефлектирующего суждения Кант постоянно удерживает во внимании взаимодействие воображения и рассудка в рамках суждения определяющего, а не взаимную игру этих способностей души в рефлектирующем суждении. Последняя связана исключительно с «Аналитикой прекрасного». Сравнение между обоими видами эстетического опыта — опытом прекрасного и возвышенного — Кант проводит в § 30.

Деление возвышенного посредством категорий

Структура аналитики суждений, основанных на чувстве возвышенного, следует тому же принципу, что и при анализе суждений о прекрасном:

Ибо как суждение эстетической рефлектирующей способности суждения благорасположение к возвышенному должно быть так же, как благорасположение к прекрасному, по своему количеству общезначимым, по качеству — лишенным интереса, по отношению обладать субъективной целесообразностью, по модальности представлять ее как необходимую.[76]

Хотя принцип и является тем же самым, все же из различия предметов, подлежащих рассмотрению в обеих аналитиках (из того факта, что прекрасное соотнесено с данными в природе предметами, в то время как возвышенное только с внутренним событием нашей души), выявляются три отличительные черты, сущностные для способа анализа возвышенного, в противоположность к анализу прекрасного.

Во — первых, поскольку эстетические суждения о возвышенном связаны с бесформенностью предмета, постольку Кант начинает анализ возвышенного не с категории качества (как при анализе прекрасного), а с категории количества. Следовательно, на основании особой значимости бесформенности предмета[77] изменяется категориальный порядок рассмотрения возвышенного:

Форму и гештальт можно понимать как качественные черты, безграничность же как количественное определение. Вследствие этого Кант говорит, что благорасположение к прекрасному связано с представлением качества, а удовольствие от возвышенного с представлением количества.[78]

Во — вторых, из того особого обстоятельства, что бесформенные предметы не наличны в опыте как созерцательное целое (в отличие от предметов прекрасного), следует, что аналитика возвышенного не требует никакой отдельной дедукции. Согласно Канту, «объяснение суждений о возвышенном» означает «одновременно и их дедукцию».[79] Однако это может быть проинтерпретировано и таким образом, что нахождение бесформенных предметов опыта означает одновременно и дедукцию суждений, выносящихся о таких предметах. В любом случае, возвышенное содержит в себе свое же обоснование, поскольку суждения о нем относятся исключительно к субъективному состоянию души, а не к предметам природы как суждения о прекрасном:

Основание для прекрасного в природе мы должны искать вне нас, основание для возвышенного — только в нас и в образе наших мыслей, который привносит возвышенность в представление о природе. Это очень важное предварительное замечание, полностью отделяющее идеи возвышенного от идеи целесообразности