— На Роуз-стрит всегда болтаются люди богемы, — сказал Колин. — Особенно хорошо тут зимой. Походишь из паба в паб, со всеми повстречаешься, обо всем наговоришься… Хотя в Эдинбурге иногда бывает очень тоскливо, особенно если тебе нечем заняться и нет серьезной причины тут торчать. Зимой не очень холодно, но ужасно сыро, солнце редко показывается. В лучшем случае, часа на четыре…
— Мне не терпится увидеть все собственными глазами! — поддержала разговор Пруденс.
— Может, вам повезет. Отец намекал, что неплохо было бы на зиму куда-нибудь переехать. — Он усмехнулся. — Хорошо бы на юг Франции!
Пруденс пожалела, что у нее нет возможности вести запись. Придется теперь вечерами припоминать, кто что сказал.
— Значит, он все зимы проводит тоже здесь?
— Да. Наблюдал неутешность и одиночество отдельных индивидуумов.
Принесли пиво для Колина и перье для Моники. Шабли, как сообщил бармен, где-то искали.
— Отец не самый беспокойный человек, каких вам, вероятно, приходилось встречать, — продолжил Колин, потягивая пиво.
— Из его книг этого не поймешь, — вставила Пруденс.
— Пруденс Эдвардс, секретарь, который любит читать, — пояснил он Монике и, опять повернувшись к Пруденс, засмеялся. — Потрясающе! Достаточно сказать, как вы красивы, и вы уже краснеете… Когда отец писал, он был счастливее… Моника, это не похоже на дольку лимона.
— И на перье тоже! Все засмеялись.
Вскоре принесли шабли и баранину для Пруденс. Розовое вино было замечательным, баранина — горячей и острой. Пруденс с жадностью набросилась на еду. Между тем, Моника съела, по крайней мере, половину блюда Колина, отнимая у него по кусочку.
— А еще говорит, что не ела ленч десять лет! — ехидно заметил он.
Колин расплатился за всех, и они вышли на Роуз-стрит.
— Дойдешь с нами до Шарлот-сквэа? — спросил он Монику. — Я там оставил машину.
— Так вы уже уезжаете? — разочарованно произнесла Моника. — Жаль. Ладно, прогуляюсь с вами. Я репетировала все утро, теперь нужно отвлечься.
Пруденс отложила все вопросы о Хейли на потом и вскоре совсем забыла о своем задании, с интересом оглядываясь по сторонам. Колин объяснил, что Шарлот-сквэа как бы завершает череду маленьких и компактных городских кварталов — прекрасных образчиков архитектуры и городской планировки восемнадцатого столетия, протянувшихся между Принсес-стрит-гарден и Куин-стрит-гарден.
— Район нового Эдинбурга во всей своей красе, — добавил он, когда они уже подходили к автомобилю.
Пруденс могла бы обойти весь город пешком, поэтому с сожалением наблюдала, как он отпирает машину.
— Значит так, посуду желательно вымыть до моего возвращения, — обратился Колин к Монике. — И вообще не забывай беспрестанно повторять слова благодарности за то, что я позволил тебе жить в моем доме. Иначе тебе придется платить за отель.
Моника пробурчала что-то по-французски, повернулась и пошла прочь вниз по улице.
— Не проси его переводить то, что я сказала! — через плечо бросила она Пруденс. — Еще будешь думать обо мне плохо!
— Приятно было встретиться! — крикнула ей девушка. — Может, доведется еще свидеться.
— Приходи на мои выступления, — пригласила Моника и пересекла улицу.
Колин открыл машину.
— А разве организаторы фестиваля не обеспечивают артистов номерами в отеле? — поинтересовалась она.
— Конечно! Но ей больше нравится жить у меня, — ответил он. — Моника особенная, к тому же давний друг нашей семьи.
Пруденс влезла на сиденье, сердясь на себя. Надо же было задать такой идиотский вопрос! Очевидно же, что Моника предпочитает квартиру Колина.
— Какая же я полная дура! — пробормотала она себе под нос.
Садясь за руль, Колин спросил:
— Что вы сказали?
Ей пришла мысль немедленно выяснить, любовники ли они с Моникой, но это, несомненно, было бы еще большим идиотизмом. Такие вещи надо видеть и чувствовать.
— Так, ничего, — ответила сухо. — Поехали?
Он усмехнулся.
— Поехали!
Пруденс кивнула, стараясь не обращать внимания на его очаровательную улыбку.
4
Вскоре она поняла, что Колин не собирается показывать ей Эдинбург. Выехав из города, они помчались по огромному мосту, перекинутому через Ферт-оф-форт, сверкавший внизу.
— Форт-Роуд-бридж, — пояснил он, наблюдая за движением. — Насколько я знаю, самый большой подвесной мост в Европе. В «Британнике» о нем вряд ли упоминается, потому что его построили совсем недавно. Дает возможность не тратить время на объезд залива.
— О-о! — вымолвила Пруденс. — Может, в другой раз мы посмотрим город повнимательнее?
Колин как-то странно глянул в ее сторону.
— Я же никогда не была в Шотландии! — оправдываясь, сказала она.
— Значит, вы собираетесь посетить все интересные места, музеи и накупить вашим племянникам и племянницам разных лохнесских безделушек? — весело спросил он.
— Да, пожалуй! Только у меня нет племянников и племянниц. Я старшая из сестер, и все не замужем, — проговорила Пруденс, совершенно не смущаясь своим туристским интересом. — Вам трудно понять — вы здесь родились.
Они уже съехали с моста и теперь мчались по автостраде. Колин едва глянул в ее сторону, но она уловила настороженный взгляд его пепельно-серых глаз.
— Откуда вы знаете, что я родился в Шотландии?
Пруденс отвернулась и стала смотреть в окно.
— Это ведь вереск, не так ли? — воскликнула она восторженно, указывая на холмы, сплошь покрытые яркими цветами. В энциклопедии говорилось про болота и пустоши, поросшие вереском и папоротником, были даже рисунки и фотографии, но в реальности все выглядело иначе. Ей очень хотелось, чтобы Колин остановился на обочине, и можно было забраться на холм, побродить среди овец и вереска.
— Не тяните, Пруденс, — напомнил он о своем вопросе.
Ей вновь вспомнились слова, которыми Джоан охарактеризовала пасынка. "А уж она-то знает его!" — подумала Пруденс, и тут же ее мысли переключились на другое: а как бы поступила профессор, узнав, что любимая студентка предала ее доверие?
— Что вы говорите? — наивно переспросила она.
— Откуда вы знаете, что я родился в Шотландии?
Голос его звучал нормально, но ей послышались в нем подозрительные нотки. Девушка пожала плечами.
— Не знаю! Где-то прочла. — И точно, она прочла об этом в подшивке старых журналов, незадолго перед отъездом. — Может, в каком-нибудь справочнике?
— Этого не может быть!
— Точно не помню где. А может, Джоан что-нибудь о вас рассказывала? Ох! Смотрите, овцы!
Сотни овец рассыпались по склонам холмов по обе стороны дороги.
— Ну, если вам нравятся овцы, то вы полюбите Шотландию, — заметил Колин, протянул руку и похлопал ее по коленке. — Так и должно быть, Пруденс! Вы устали от небоскребов, я — от овец. Может, мы сумеем напомнить друг другу о чем-то более важном?
Он убрал руку и еще сильнее нажал на педаль газа, глядя прямо перед собой на дорогу. Его последняя фраза не могла не насторожить и явно располагала к более откровенному разговору. Но Пруденс промолчала, напомнив себе, хотя и с сожалением, что не должна вмешиваться в его личную жизнь.
"Порше" промчался по деревне, переполненной туристами.
— Кинросс, — объяснил Колин. — Вероятно, все эти туристы ехали вокруг залива, затем по побережью к Сент-Эндрюсу, оттуда по шоссе прямо сюда. Красивые места.
— Не сомневаюсь, — согласилась Пруденс и пожалела, что они не останавливаются и пропускают столько интересного.
— Кинросс славится розовой форелью, — монотонно, как гид, продолжил Колин. — Неподалеку отсюда красивейшее озеро Лох-Левен. Посередине него два острова: на одном замок, в котором почти год держали в темнице королеву шотландскую, на другом — аббатство. Хотите посмотреть?
Пруденс радостно кивнула.
— Уже проехали поворот, — засмеялся Колин. — В следующий раз, дорогая!
— Вижу, у вас отчего-то улучшилось настроение, — заметила она.
— Просторы и чистый воздух, — дружелюбно ответил он.
Пруденс нахмурилась.
— Что воздух?..
— Правильная мысль! — вдруг воскликнул он и, нажав на тормоз, съехал на обочину. Затем, не сказав ни слова, вылез из машины.
— Что вы делаете! — спросила Пруденс, выходя вслед за ним.
— Помогите! — попросил Колин, и они вместе опустили раздвижную крышу автомобиля. Он улыбнулся: — Вы уже не кажетесь такой замученной. А если вам станет прохладно, скажите. В багажнике теплый свитер.
— Не беспокойтесь, — проговорила она. Усаживаясь на место, Пруденс вздохнула.
Машина тронулась, ветер начал легонько трепать ее волосы.
Через несколько километров она поняла, что начинает неимоверно замерзать. Колин, вероятно, это заметил, потому что молча остановился, вылез из машины и, порывшись в багажнике, принес мягкий, теплый свитер. Пруденс натянула его на себя. Он пригладил одной рукой ее волосы, другой крепко обнял ее за плечи, согревая.
— У вас зубы стучат.
— Неужели? — Сквозь озноб Пруденс попыталась рассмеяться.
Колин неожиданно наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Только слегка до них дотронулся, но Пруденс успела заметить в его глазах страсть. Затем он быстро отстранился. Зубы у нее стали стучать, однако теперь не от холода. В животе образовался какой-то клубок. «Нервы», — решила она.
— Может, поднять верх? — спросил Колин.
— Нет-нет! Воздух прекрасный, — возразила она и плотнее закуталась в свитер. — Спасибо. Теперь все будет хорошо.
— Поцелуй, свитер и глоток бренди согреют сердце и тело любого, — улыбаясь, проговорил он. — Два из трех условий — не так уж плохо.
Пруденс тоже улыбнулась. Какой он странный! Покопавшись в багажнике, Колин вытащил ирландский кардиган грубой вязки с торчащими из него сосновыми иголками.
— В горах станет еще холоднее. — Он стал его надевать. Потом попытался вытащить иголки, но поняв, что это безнадежное занятие, бросил. — Но я с вами!
Они проезжали через Перт — небольшой городок, раскинувшийся по берегам самой длинной в Шотландии реки Тей.