– Ой, первый… Ай, первый, – попеременно от восторга и боли стонала анальная девственница. Коле тоже понравилось.
Перешли к третьей главе срамного пособия. Оральной. "Оральный – это когда в рот, – тоном знатока пояснил Коля, Нинка заглянула в самоучитель и добавила, – в рот или ртом". Новые горизонты решили осваивать ртом супруги. Нинка была в восторге. «Прямо эскимо, – чмокая и сглатывая, пробормотала она, – ты только предупреждай в следующий раз, а то чуть не задохнулась».
Поменялись. Здесь надо заметить, что в те допотопные времена советские люди не только не знали про куннилингус, но и слова-то такого не слыхивали. Соответственно, женщины и девушки писю не брили, а содержали её в буйно-лохматом естестве. Жёсткая лобковая растительность супружницы постоянно лезла молодожёну в рот, от чего русско-грузинский коктейль просился наружу. Коле оральное ремесло не понравилось.
Попрактиковавшись, молодые любодеи определили оральный секс, как вокальный. Дело в том, что при оральном соитии внятный разговор, ввиду занятости рта, губ, языка, а то и носа с зубами, был невозможен. Получалось только мычание, и супруги договорились, что если процесс нравится, то партнер с занятым ртом будет мычать что-нибудь жизнеутверждающее, марш какой-нибудь к примеру. В противном случае, если что-то идёт не так, то мычать следует что-то грустное.
Эмпирическим путём пришли к выводу, что если всё нравится, то мычать следует духоподъёмную пионерскую песню: "Взвейтесь кострами синие ночи…" Опять же путем проб и ошибок в противном случае (для Николая он и был противным) следует мычать грустное: "Огней так много золотых на улицах Саратова…"
«А давай пройдёмся по книжке еще разок?» – предложил супруг, у которого, похоже, открылось второе дыхание. «С писи или с попы начнём?» – поинтересовалась супруга. «Как в учебнике нарисовано. Пися, потом попа. Проявитель, потом закрепитель», – уже тоном знатока определил Николай.
И тут что-то пошло не так.
– Коль, ты заразный что ль? – стихами вопросила супруга.
6. Флора и фауна
– Коля, посвети, – проскулила супруга.
Луч фонаря, направленный в Нинкину промежность, явил взору молодожёнов распухшего, плохо ощипанного, бледно-синего цыпленка. "В гастрономе таких недавно давали", – как-то некстати подумал законный любодей. Хотя нет, цыплёнок на глазах приобретал размеры среднего гуся.
– Горит всё и чешется, – простонала сквозь слёзы обладательница столь замечательной фауны.
Коля перевёл фонарь на себя.
Хороших размеров, формы и цвета баклажан задумчиво покачивался средь Колиной интимной растительности.
– И у меня, – подтвердил обладатель не менее замечательной флоры и добавил, – хоть, бл…дь, жаркое туши! Гусь, бл…дь, в баклажанах.
Не сговариваясь, молча, супруги поспешили к ручью. Ночная прохладная влага слегка успокоила флору и фауну молодожёнов.
7. Пятая пара за последний месяц
Прекрасный утренний стояк Серго был прерван истошным стуком в дверь фельдшерского пункта.
– Кто там? – недовольно спросил Серго, надевая белый халат.
На пороге стояли молодожёны: Коля и Нина.
– Гамарджоба, – сразу с козыря зашёл Николай.
– Гамарджобат, – ответил Серго, а сам подумал, – такой стояк даром пропал. В мои-то годы дорожить такими вещами надо.
После недолгих эканий и мэканий ситуация прояснилась.
– Снимай штаны, – сказал старый фельдшер.
Коля предъявил распухший плод любви жестокой.
– А она? – кивнул в сторону супруги Серго.
– У неё тоже чешется женская половая… – здесь Коля замялся, он забыл, как это называется по-научному, и закончил, – чешется и распухла женская половая пи.да.
– Минет делали? – строго спросил фельдшер, – причем у него получилось, – минЭт дэлАли?
– Мы по-грузински не понимаем! – раздраженно ответила Нинка, натягивая трусы.
– В рот у мужа брала? – пояснил Серго и чтобы всё прояснить окончательно, спросил просто, – х.й у мужа сосала?
– Да, – ответили молодые супруги одновременно, а Коля добавил, – я – тоже сосал.
Здесь Коля понял, что сказал что-то не то и пояснил
– Целовал там, лизал в смысле…
Лица молодожёнов приобрели аккурат цвет их пострадавших во имя любви гениталий.
Серго сказал медсестре что-то то ли по-грузински, то ли по-медицински, и Людочка ловко, минут за десять, обработала какой-то мазью инструменты супружеской взаимности.
Секрет коля-нининых супружеских недомоганий старый фельдшер объяснил с легкостью.
– Грузинская кухня очень проста. Одна половина блюда делается из острых приправ, во вторую половину острые приправы просто добавляются. Вы уже пятая пара за месяц. На ночь помажете сами, и осторожней с грузинской кухней.
8. Гастрономические изыски
– А чё ночи-то ждать? У меня в попе чешется – сил нет никаких моих женских, – заявила супруга, как только Николаевы вернулись в палатку. Дело в том, что про преступную и не одобряемую в СССР любовь в попу они постеснялись фельдшеру рассказать.
Заняли позиции. Нинкин поросёночек доверчиво и нетерпеливо смотрел на Колин баклажан.
– Поросёнок с хреном, бля…, – сказал супруг и заправил овощ в недра розового зверя.
– Соуса добавь, – простонала Нинка, – я имею в виду мазь, выданную в медпункте.
– Что имею, то и введу, – в восторге прокричал супруг, обильно приправляя Нинкину промежность живительным соусом.
У вас когда-нибудь чесалось что-нибудь? Да так, чтобы чешется, – а почесать невозможно. А теперь представьте, что чешется всё внутри! А у Коли ведь тоже чесался…
Теперь вы близки к тому, чтобы понять чувства, переполнявшие молодожёнов.
Часа полтора чесал Николай Нинкину попу.
Промариновав хорошенько поросёночка, перевернули сковородку и плотно занялись цыплёнком под овощами. Цыплёнок дал обильный сок, Коля добавил соуса из фельдшерского пункта.
– Верно говорят: нет счастья большего, чем почесать, когда чешется, – последние слова Коля прокричал, обильно приправив собственным соком горящие внутренности растерзанной птицы.
Не зная, как выразить нахлынувшие от синхронного оргазма чувства,
– Бляяяядь!!! – одновременно в восторге заорали молодожёны.
– Бл.дь-Бл.дь-Бл.дь, – эхом понеслось по кавказским ущельям. В Кадорском сошел оползень; Людочка еще крепче обняла Серго и зарылась носом в его покрытую жестким седым волосом грудь; «опять грузины шалят», – подумал командир абхазского спецназа; азербайджанский часовой вздрогнул и пальнул на всякий случай вверх, чтобы, не дай Аллах, никого не убить; армянский ополченец проснулся, прислушался, – вроде больше не стреляли, перевернулся на другой бок и отправился досматривать сон про что-то индийское; чеченцы спали, гордые за свою независимость; «и не спится же этим русским», – проворчал турецкий янычар-пограничник, для него все по ту сторону были русскими: и грузины, и абхазы, и чечены, и армяне; русский часовой зорко охранял практически уже не существующую границу практически не существующей уже Великой Красной Империи.
И только библейская гора не отреагировала на крик влюблённых. За свою многотысячелетнюю историю Арарат и не такое слышал.
Эпилог
Батоно Серго и Людочка поженились. Жили счастливо и умерли в один день. Их убили какие-то люди в камуфляже.
Одной датой отмечены были «Отчет о боевых потерях Поволжского СОБР на Северном Кавказе»: убитыми – …, ст.сержант Николаев Н.Н., …
и Оперативная сводка по городу: в результате нападения на штаб воинов-интернационалистов погибли – …, Николаев А.Н., …
Мать до сороковин не дожила.
Весь город знал, что расстрел «афганцев» дело рук маслаковской ОПГ.
Вечером Батя зашел в гостиницу «Волгарь». Гостиницу держали маслаковские, и лидера ОПГ Маслака всегда можно было в ней застать.
– Ты? – просто спросил Батя.
– Я. – просто ответил Маслак.
Гранату сын привез Бате еще с Афганистана, «Рыбу глушить, ну и на всякий случай…». Всякий случай настал. Батя выдернул кольцо и поставил гранату на стол. Так откупоривают шампанское, так хлопают запотевшей бутылкой водки по праздничному столу.
Горохом брызнули в разные стороны бандиты. Маслак не пошевелился. Их так и запомнили: два серьезных мужчины молча смотрят друг на друга…
Маринка, оставив детей на Нину, подалась в Москву за деньгами и счастьем, да так и пропала…
Нина стала выживать. Выписала мать из деревни, сама подалась в челночницы. Огромные китайские клетчатые сумки! Сколько их перетаскано за девяностые русскими женщинами?! Только в эшелонах и измеришь. Но как и в чем измерить тот пот, то отчаяние, и то горе, что было перетаскано в этих клетчатых гробах?!
Нине повезло, а, впрочем, другого выхода у нее и не было, – малых надо было поднимать. Открыла один киоск, второй, третий… Николаеву в городе уважали за твердость и честность. Ни бандиты, ни менты ее не трогали.
Уважали вдову и за то, что блюла себя. Такое в маленьком городе не скроешь. Ни одного мужчины у нее больше не было.
А в семье растет маленький Коля Третий. В семье Николаевых всегда должен быть Николай.
Старая Мурка греется на теплой крыше гаража. Новые самцы нагибают своих самочек в прикормленном месте, задирают топики и юбчонки. Юбчонку вверх, трусишки вниз, девчонку раком…
Жизнь продолжается.
2019, лето – 2021, зима.
Случайно сохранившиеся стихи Николаевой Нины
И опять в новый год одна
Независима… Не жена…
Под коньяк в выходные зарёванная.
Не уродина… Даже умна…
Недолюбленная… Нецелованная…
Вот и сыну уж не нужна…
Как принцесса заколдованная,
Одиночеством казнена…
Недолюбленная… Нецелованная…
И опять в новый год одна,
Как подснежник под сугробами…
Где же, где же моя весна?
Недолюбленная… Недо.банная…
Крадётся одиночество каждый длинный вечер
Цинично. Буром. Не спросясь. Нагло и развязно.
По алгоритму беса, заданному ботом,