– Ведущий, – ответил Боря, – мне кажется, он много импровизировал.
– Да, – согласился Яков Семёнович, – но все эти импровизации хорошо отрепетированы.
– Откуда ты знаешь?
– Я так думаю. В этом и заключается мастерство артиста. Он должен внушить зрителю, что действие развивается перед его глазами.
– Папа, пойдём с тобой в театр.
– Этот театр находится в Москве.
– Но ведь у нас тоже есть.
– Хорошо, обязательно пойдём, а пока ты можешь слушать постановки по радио.
Хотя доставать билеты и ездить на представления ему было физически тяжело, он вскоре повёз сына в театр. Боре там не понравилось: костюмы артистов показались заношенными, а декорации невзрачными. Чтобы у него не пропал интерес, отец стал внимательно следить за программой передач, напоминая, когда будет следующая трансляция. Постепенно Боря привык слушать «Театр у микрофона» и обсуждать постановки с отцом. Иногда к ним присоединялась и Софья Борисовна. Делать это она могла очень редко, потому что кроме поликлиники работала ещё на «Скорой», но если была дома, то обязательно принимала участие в разговоре. Для них это стало почти такой же традицией, как семейный обед.
II
В самом конце последней четверти в классе появился новый ученик – Володя Рощин. Он быстро подружился с Лёней Сметаниным и они стали называть друг друга Лёнчик и Вовчик. Оба были второгодники, гораздо здоровее своих одноклассников и вели себя как хозяева. Девушек они не трогали, но ребят задирали при каждом удобном случае. Главной их мишенью стал Боря. Он не отвечал на их обидные реплики и старался избегать встреч с ними, но они хотели продемонстрировать свою силу и однажды преградили ему путь.
– Я слышал, что ты сечёшь в математике, – сказал Вовчик.
– Секу, – ответил Боря.
– Тогда помоги мне, для тебя это как два пальца обоссать.
– Списывай, если хочешь.
– Да нет, голубок, ты мне объяснить должен, что там и как.
Боря, наверное, и сделал бы это, если бы Рощин попросил его другим тоном, но теперь отрицательно покачал головой.
– Ты чего головой мотаешь.
– Мне некогда.
– А ты найди время, – сказал Вовчик и схватил его за ухо. В этот момент вошёл преподаватель и Рощин нехотя отпустил свою жертву, но с этого дня жизнь Бори стала невыносимой. Его одноклассники в глубине души были рады, что задирают не их и делали вид, что не замечают Бориных мучений. Вовчик же не упускал ни одной возможности ущипнуть Борю, дёрнуть его за волосы или пнуть локтем в бок. Иногда тоже самое проделывал Ленчик. Они не торопились к своей жертве, зная, что она от них никуда не уйдёт. Не на этой перемене, так на следующей, не в школе, так после уроков, не сегодня так завтра, но свою порцию он всё равно получит. Боря стал бояться перемен, старался выйти из класса вместе с учителем, а потом вместе с другим учителем войти. Он прятался от своих мучителей, но это не помогало. Отец видел, что Боря изменился и несколько раз пытался поговорить с ним, но сын отмалчивался. Наконец, уже после окончания учебного года, улучшив момент, Яков Семёнович запер Борю и сказал:
– Я тебя никуда не выпущу, пока ты всё мне не расскажешь.
И Боря рассказал.
– Что же ты думаешь делать?
– Переведи меня в другую школу, – попросил Боря.
– Там может оказаться другой Рощин.
– Тогда поговори с его матерью.
– Чем она занимается?
– Работает на заводе.
– А отец у него есть?
– Нет, он умер.
– Откуда ты знаешь?
– Я однажды слышал, как он сказал это своему дружку. Он хвастал, что после смерти отца он стал главой семьи и мать его во всём слушает.
– Понятно.
– Что мне делать?
– Нанести ему два точных удара: один ногой по яйцам, а второй в голову. Бить надо изо всей силы, чтобы он уже не встал. И если ты быстро уложишь Рощина, то его приятель не успеет вмешаться.
– А потом?
– Потом то же самое проделаешь со Сметаниным.
– Я не умею, я никогда не дрался.
– Значит, придётся научиться, другого выхода нет.
Боря и сам часто мечтал о том, как расправится со своими обидчиками и отец как будто прочёл его тайные мысли.
– Что молчишь? – спросил Яков Семёнович.
– Я не сумею.
– Значит, терпи и не жалуйся.
– Неужели тебе всё равно?
– Я готов тебе помочь и прослежу за тем, чтобы у тебя всё получилось, но делать ты всё должен сам.
– Как?
– Сделай чучело, отметь место, в которое должен бить и тренируйся. Лето только начинается и ты можешь упражняться на улице. Потом я поговорю с мамой и ты перенесёшь чучело домой. Кроме того тебе нужно отработать боксёрские движения. Я куплю две килограммовые гантели. Прыгай с ними минут по двадцать и работай руками, как на ринге. Это тебе пригодится, чтобы увереннее себя чувствовать, но самое главное – удары ногой.
– Я же могу их покалечить, – сказал Боря.
– Не можешь, а должен.
– Но как же…
– Если тебе их жалко – терпи.
– Я не могу терпеть, ты не представляешь, что это такое. Ты, наверное, учился с нормальными ребятами.
– Я очень хорошо представляю, поэтому и предлагаю тебе выяснить отношения с ними раз и навсегда. Ты должен поставить их на место, потому что, если будешь молчать, жизнь твоя превратится в сплошной кошмар. Это война, а значит и вести себя нужно как на войне. Я тебе раньше никогда не рассказывал, но, наверное, зря. Ты знаешь, что я был в гетто.
– Да, мама мне говорила.
– А ещё что-нибудь она тебе говорила?
– Нет.
– Ну, тогда слушай.
– Фашисты нас не особенно охраняли и через некоторое время из лагеря бежала небольшая группа евреев. Они столкнулись с отрядом латвийцев, которые называли себя народной армией и поддерживали порядок в районе. Они задержали беглецов и передали их немцам, а командира группы закопали живьем. Фашисты всех расстреляли. Мы узнали об этом из специального приказа, который нам с удовольствием зачитал наш бригадир. Мы понимали, что оставаться в лагере нельзя и решили действовать по-другому. Сформировав отряд в пятьдесят человек, мы пошли на прорыв и первым делом захватили хутор, через который шла единственная дорога на волю. В нём мы расстреляли всех мужчин. Все они были членами народной армии. Остальных мы собрали в сарае, облили бензином и подожгли. Многим удалось бежать, но мы специально их не трогали, чтобы они рассказали о случившемся. После этого из гетто убежали все, кто мог.
В лесу мы образовали партизанский отряд. А поскольку командование осуществляла советская армия, наш отряд слился с русским отрядом. У моего друга Изи была шуба, а это в лесу большая ценность и один из русских командиров предложил обменять её на пачку папирос, хотя знал, что мой друг не курит. Изя, естественно, отказался и посоветовал «старшему брату» во время следующего рейда убить немецкого офицера и взять его шубу себе. Вскоре группа, куда входил мой друг, отправилась на задание. Первым делом партизаны пошли в ближайшую деревню к девочкам, которые оказались патриотками: партизанам они давали бесплатно, а немцам только за продукты. Командир отряда со своими друзьями решил отметить встречу, а Изю поставили охранять избу. Он простоял на холоде часа два и, решив, что за это время бойцы уже успели развлечься, вошёл внутрь, но был самый разгар веселья.
– Ребята, имейте совесть! – сказал он.
– Ты нарушил приказ, – закричал уже хорошо выпивший командир, – и застрелил его на месте, а шубу забрал себе. Вернувшись, он сказал, что Изя расстрелян за трусость.
В тот же день я с несколькими друзьями пошёл в деревню и попросил девочек рассказать, что произошло на самом деле, а поскольку времени у нас не было, предупредил, что если они будут врать или играть в молчанку, мы их всех перережем. Они не поверили, а одна даже стала пародировать наш акцент. Я тут же расквасил ей морду и они всё рассказали. В следующий раз мы попросились на задание вместе с группой партизан, которые убили моего друга. Улучшив момент, мы их всех перестреляли, а, вернувшись, доложили, что они пали смертью героев. Шубу, естественно, мы принесли с собой. Все поняли, что произошло и после этого нас никто не трогал.
Боря сидел ошарашенный. Он не мог поверить, что его отец способен на такое и смотрел на него широко открытыми глазами. Отец видел, какое впечатление произвёл его рассказ и не жалел о том, что немного сгустил краски.
– Это был единственный способ выжить, – сказал Яков Семёнович, – если бы мы так не поступили, то не вернулись бы с фронта, я не женился бы на твоей матери и тебя не было бы на свете. Так что ты должен быть мне благодарен.
– Спасибо, – тихо сказал Боря.
– Но это ещё не всё, – продолжил отец, – твоя мама, прежде чем выйти за меня замуж, предупредила, что рожать больше не будет. Она достаточно намучилась при родах первенца, который прожил всего три дня, и больше рисковать не хотела. Конечно, тогда я с ней спорить не стал, но потом сумел её переубедить. Ведь для каждого из нас это был второй брак. Наши первые семьи погибли во время войны и я думаю втайне она тоже хотела ребёнка, но это уже другая история.
На следующий день Боря сделал из мешка подобие чучела и стал тренировать удар ногой. Когда он уставал от этих однообразных упражнений, то прыгал с гантелями. Ни то ни другое ему не нравилось, но отрабатывать точность удара было необходимо. Недели через три он купил воздушные шары и стал привязывать их на нитке к мешку так, чтобы шар находился на уровне головы. После удара ногой он хватал шар и разбивал его о своё колено. Было это не просто, потому что от малейшего движения воздуха шар могло отнести в любом направлении. Хотя Боря чередовал упражнения, они быстро ему надоедали. По совету отца он делал их по полтора часа в день, а для того чтобы выдержать такую нагрузку, во время прыжков с гантелями представлял себе, что бьёт Вовчика или Лёнчика. К концу лета его движения были доведены до автоматизма. За два месяца он сильно вытянулся и по росту почти догнал Рощина, а постоянные тренировки сделали его уверенным в себе. Тем не менее перед первым сентября он сильно нервничал и плохо спал.