В 1269 году по Туркестану проехал знаменитый итальянский путешественник Марко-Поло, и составил весьма интересное описание своего восточного путешествия. Он проехал и по Памиру, вдоль которого дорога тянулась 12 дней, и не встретил ни одного жилища. Марко-Поло ехал уже после того, как Чингиз-хан со своими монголами завоевал страну и оставил монгольское государство своим наследникам, очень скоро утерявшим его, и которое досталось потом новому завоевателю, родившемуся в Фергане. Тимур или Тамерлан возвысился, служа начальником татарских орд, рассеянных со времени Чингиз-хана по всему Туркестану.
Тимур, предводительствуя татарскими ордами, нес с собою такое опустошение, что после него цветущие округа превращались в пустыни и не слышно было ни человеческого говора, ни детского плача, ни собачьего лая, ни петушиного крика. Сделавшись верховным ханом, Тимур стал заботиться об улучшении ремесел и о развитии торговли. По всем владениям Тимура тянулись дороги, устроено было почтовое сообщение, — через каждый день пути были учреждены станции с сотнями лошадей, у станций в безводных местах проведена была вода, иногда в подземных трубах. Столицей своей Тамерлан сделал Самарканд, и народ да сих пор ходит поклониться его могиле.
«Гур-Эмир», могила Тамерлана в Самарканде.
Во времена Тимура, Самарканд посетил испанец Клавихо, который рассказывает, что Тимур, как наш Петр Великий, отовсюду собирал всяких дел мастеров и переселял их в Самарканд. Клавихо, подъехав к Самарканду, увидал город зелени и садов. Между виноградниками, дынными огородами, плантациями хлопка, фруктовыми и тенистыми садами тянулись улицы, площади и водопроводы. На улицах происходила оживленная торговля, которая не прекращалась ни днем ни ночью. Из Китая привозились в Самарканд лучшие шелковые ткани, драгоценные камни и мускус; из Индии — всевозможные пряности; из России и Монголии — кожи и полотна. Дешевизна жизненных продуктов в Самарканде была невообразимая. Клавихо описывает задуманную Тимуром постройку торгового ряда. Через весь город проведена была широкая улица, сделан был над ней свод с окнами, по сторонам поставлены были палатки с прилавками, покрытыми белыми камнями, посредине улицы били фонтаны. Одни рабочие ломали дома, на место их являлись другие и начинали постройку; едва была готова палатка, как являлись торговцы и производили торговлю. Одна смена рабочих работала днем, а другая ночью. Клавихо, между прочим, так описывает сделанный ему прием при дворе Тимура. «Под навесом, перед входной дверью в великолепный дом, сидел Тимур на матраце из вышитой шелковой ткани и локтем опирался на подушку. Перед ханом бил фонтан с красными яблоками. На голове Тимура была высокая белая шапка с рубином, с жемчугом и драгоценными камнями. После приема началось угощение собравшихся отовсюду подвластных ханов и послов. Принесли жареную, вареную и соленую баранину и конину и положили все это на круглые золоченые кожи с ручками. Эти кожи потащили к месту, где сидел Тимур с своими гостями. За двадцать шагов от ханского места тащившие кожи остановились; явились резатели в передниках с кожаными рукавами на руках и, став на колени, начали резать мясо и раскладывать куски в золотые, серебряные, глиняные, муравленые и фарфоровые чашки. Блюда из лошадиных и бараньих окороков, лошадиных почек и бараньих голов приготовлены были собственно для хана. Резатели, уставив все кушанья рядом, уходили. Являлись тогда другие с чашками бульона, которым они понемногу полили куски мяса; сверх мяса положили тонкие хлебные лепешки, сложенные вчетверо. После этого подошли сановники и понесли блюда к хану, при чем каждое блюдо несли по-двое и по-трое. Если взять с собою, как делалось по обычаю, все поставленное перед тобою, то хватило бы на самый дальний путь. За мясом подавали плоды и подслащенный кумыс». Клавихо описал и наряд любимой жены Тимура, Ханым, которая присутствовала на одном празднике. «Ханым одета была в платье из красной шелковой ткани, вышитой золотом, широкое и длинное, волочившееся по земле. Платье, без рукавов и без пояса, имело лишь отверстие для головы и проймы для рук; подол платья несли пятнадцать женщин. Лицо ее для предохранения от солнца было покрыто белилами так, что казалось бумажным. Перед лицом — тонкая белая ткань, а на голове подобие шлема из красной материи, спускавшейся немного на плечи. Высокий шлем украшен был жемчугом, рубинами, бирюзой. Ткань, спускавшаяся на плечи, вышита золотом. Сверху был надет красивый венок из золота, с множеством драгоценных камней. На верху шлема было что-то в роде маленькой беседки, в которую были вставлены три рубина с сильным блеском. На самой вершине развивался белый султан, перья которого спускались до самых глаз. Перья эти были связаны золотою ниткою, на конце которой была кисть из птичьих перьев с жемчугом. Когда Ханым шла, то ее шлем раскачивался в разные стороны, и несколько женщин поддерживали его».
Развалины летнего дворца Тамерлана в Самарканде.
После смерти Тимура государство его распалось, и Туркестан стал представлять ужасную картину разбоя, захвата, рабства и зверской расправы. В ХV веке образовался союз казаков с узбеками, бежавшими из Бухары, и с киргизами. Этот союз овладел в XVI веке Ташкентом и держал за собой северный Туркестан до начала ХVII века. В ХVIII веке Петр Великий, мечтавший проложить торговый путь в Индию, послал русский отряд, вырезанный хивинцами под Хивою. Другой отряд, посланный со стороны Сибири, действовал удачнее, он утвердился в северо-восточной окраине киргизских степей и в 1717 году построил на реке Иртыше укрепление, нынешний город Омск, а в 1718 году заложил другое укрепление, теперешний областной город Семипалатинск. Но затем русские находились в этих местностях в самом печальном положении. В двадцатых годах в одной Хиве томилось до 3-х тысяч русских рабов. Баранта (угон скота), разбой, грабежи повторялись с ужасающей наглостью. В 50-х годах, с целью усмирения Кокандского ханства, русские заняли среднее течение Сыра, взяли кокандскую крепость Ак-Мечеть и основали крепость Перовск; а со стороны Сибирской линии устроили укрепления Копальское и Верное.
Теперь, милая тетя, ты знаешь, когда основан Верный, а с 1864 года русские стали поочередно занимать города Туркестана. Хотя в 1873 году с Хивою был заключен договор, в силу которого Хива делалась вассалом России, но юго-западный Туркестан не мог еще считаться умиротворенным, так как туркменские племена производили хищнические набеги и уводили массами пленных персиян, афганцев и русских. Чтобы прекратить это, нужна была власть русских.
И вот, тетя, я, сарт, но обрусевший сарт, нахожу, что цивилизация лучше дикости, хотя и наслаждаюсь своей настоящей поездкой. Моя поездка представляется мне страничкой из Майн-Рида, которым я так увлекался, и за что вы так часто сердились на меня. Мне только скучно, что я поехал один. Не будь Радвай наш стар, как было бы хорошо иметь его спутником.
Я надеюсь, тетя, что вы не сердитесь на меня за такое скучное начало моего письма, но, право, я не решился писать о своих впечатлениях, не предпослав вам исторического очерка своей родины.
Глава VIIОЗЕРО И ГОРЫ
Описание Иссык-Куля. — Географическое положение его. — Исчезновение лошадей. — Бегун в роли гувернера. — Рыбацкая хижина. — Кудлашка. — Заговор негодяев. — Бегство. — Ледники. — Переход через горы.
ринимаюсь за описание первой большой воды, которую мне пришлось видеть в жизни Озеро Иссык-Куль громадно; оно имеет 180 верст длины и 50 — ширины и лежит точно в яме среди гор, вершины которых покрыты вечными снегами.
Вы знаете, тетя, что я поехал прежде всего в горы, потому что зеленые горы или, лучше сказать, зеленое ущелье принадлежит к числу немногих картин, сохранившихся у меня в памяти из моего детства. Горы, окружающие Иссык-Куль, так величественно хороши и оригинальны, что я не мог бы совершенно забыть о них, если бы видел их в детстве. К озеру я подъехал, когда солнце уже приняло красноватый оттенок и спускалось к горизонту. Ближайшие горы горели точно рубиновые, я остановился у самой воды и замер, как замерли мои кони. Я уверен, что Бегун восхищался видом и никогда не забудет его. Когда солнце закатилось, и горы стали принимать сначала фиолетовый цвет, а потом все бледнеть и бледнеть, я опомнился, соскочил с лошади и подошел к самой воде, чтобы напиться. Напиться, однако же, мне не удалось, потому что вода оказалась горьковато-соленой и у берегов довольно грязной, так как озеро было не спокойно и волновалось. Мы отъехали от вязкого берега подальше, и я, несмотря на сумерки, успел нарубить охапку дров из сосны, которой был покрыт берег какой-то небольшой речки, впадавшей в озеро. Ночь, проведенная на берегу, версты за две от Теплого озера, — так по-русски переводится Иссык-Куль, — не особенно была приятна. Мне было холодно, несмотря на то, что я развел отличный костер, сварил себе чаю и завернулся в бурку. Но ведь я устал и потому, несмотря на холод, уснул. Долго ли я спал, не знаю, но был разбужен сильным, сердитым ржанием Бегуна. Когда я открыл глаза, то белые гиганты, окружавшие озеро, стояли точно безжизненные мертвецы. Они были при сероватом пробуждающемся дне белы, и больше ничего, но затем стали сереть и оказались окутанными туманами. Горы начинаются, отступя от воды верст на десять, на пятнадцать, даже на двадцать, и эти отлогие берега ясно показывают, что когда-то они были покрыты водой. Озеро сильно мелеет: с 1866 года до 1876 оно стало ниже на целую сажень. Берега его покрыты разным кустарником, и я готов был назвать воду, расстилавшуюся передо мною, не Теплым, а Мертвым озером, как вдруг из-за небольшого мысочка увидал лодку с двумя рыбаками.
Но прежде чем писать вам о личных делах, я обязан объяснить вам географическое положение озера. Озеро лежит на 3.500 футов выше уровня моря, следовательно, его можно принять за лужицу, оставшуюся после какого-нибудь страшного переворота среди гор и постоянно уменьшающуюся от испарения. В этом озере есть много теплых ключей, почему оно и названо Теплым озером и, вероятно, вследствие них никогда не замерзает. Вода в озере необыкновенно прозрачна, и около берегов цвет ее можно сравнить со светлой бирюзой, а в середине — с темной бирюзой. Я начал следить взором за лодочкой, как вдруг сердитое ржание Бегуна заставило меня обернуться к лошадям. Бегун не щипал травы, а стоял, высоко подняв голову и хвост, и сердито ржал. Ворона подле него не было. Я вскочил в один миг и добежал до того места, где Ворон был привязан на длинной ве