что-то бормотать; то не былъ еще вой, ничуть, это былъ лишь пустякъ, только вступленіе, но и вступленіе было довольно продолжительное. Когда бормотаніе подходитъ къ концу, сахарныя головы поднимаются. Священникъ произноситъ молитву. Его рѣчь благозвучна, она скользить по буквѣ «л» и богата гласными: la illaha il Allah, нѣтъ другого Бога, кромѣ Аллаха. Во время молитвы разстилаютъ еще нѣсколько овечьихъ шкуръ. Никогда въ жизни не видалъ я помѣщенія съ такимъ количествомъ овечьихъ шкуръ. Молитва кончена. Одинъ изъ запѣвалъ становится на колѣни и воетъ; сахарныя головы отвѣчаютъ, стоя: это поперемѣнное пѣніе. Но это опять-таки не можетъ еще назваться воемъ. Намъ приходилось слышать нѣчто и похуже этого. Хорошимъ крикунамъ пока еще мало было работы; они отаѣчаютъ только изрѣдка, но для запѣвалы дѣло начинаетъ становиться серьезнымъ, онъ вынимаетъ платокъ и вытираетъ потъ. Пѣніе продолжается цѣлую вѣчность. Странно, всѣ эти люди вмѣнили себѣ въ обязанность, чтобы все это длилось какъ можно дольше! Странно? Нѣтъ! Совершенно естственно. Они должны были довести себя до состоянія экстаза. Поперемѣнное пѣніе продолжается. Запѣвала больше не выдерживаетъ, это начинаетъ дѣйствовать на его здоровье. Онъ снимаетъ верхнее одѣяніе. И снова принимается пѣть. Больше онъ уже не можетъ. Силы ему измѣняютъ. Сахарныя головы предвидятъ опасность, онѣ все чаще и чаще вмѣшиваются въ его пѣнье. Онѣ помогаютъ ему, онѣ поютъ больше, чѣмъ имъ полагается, чтобъ только избавить его отъ неудачи; но уже слишкомъ поздно! Онъ пищитъ, пищитъ все слабѣе и, наконецъ, совсѣмъ замолкаетъ! Тогда на смѣну ему приходитъ сѣдовласый старемъ. Онъ сухощавъ и жилистъ, блѣденъ и медлителенъ въ движеніяхъ. Онъ отстраняетъ перваго запѣвалу, самъ бросается на полъ и начинаетъ свое пѣнье. Онъ не рискуетъ брать слишкомъ высокія или слишкомъ низкія ноты, но у него было нѣсколько такихъ нотъ, съ которыми никто не могъ бы состязаться. Казалось, что здѣсь сидѣлъ камень и пѣлъ! Но старикъ, наконецъ, также выбился изъ силъ. Дервиши не щадятъ себя и хотятъ перебить у старика его двѣ ноты. Но онъ не поддается, защищается и хочетъ заставить себя слушать. Мы видимъ, какъ онъ царапаетъ себѣ лицо и руки, чтобъ разгорячитъ себя. Но онъ побѣжденъ превосходствомъ. Когда онъ уже при послѣднемъ издыханіи, съ воющихъ дервишей снимаютъ сахарныя головы и теперь они на все готовы! Первый запѣвала опять оживаетъ, растерянно оглядывается и, сообразивъ въ чемъ дѣло, хочетъ опять приняться за пѣнье. У него хватаетъ силы отбросить «камень» въ сторону и занять свое прежнее мѣсто. Послѣ этого онъ опять начинаетъ пѣть. Но дервиши ни въ коемъ случаѣ не отказываются отъ права, которое имъ принадлежитъ. Наоборотъ, они поютъ все громче и громче и съ нѣкоторыми изъ нихъ начинаются уже судороги. Надо сознаться, что теперь вой въ полномъ разгарѣ! Дервиши вспотѣли отъ напряженія, они снимаютъ одежды. До этихъ поръ пѣніе было громкое, полусумасшедшее съ болѣе или менѣе связнымъ содержаніемъ. Но содержаніе становится все бѣднѣе и бѣднѣе. Время отъ времени доносится слово, возгласъ, пронзительные голоса переходятъ постепенно въ вой и судороги дѣлаются все сильнѣе и сильнѣе. Что дѣлаетъ въ это время священникъ? Онъ руководитъ безуміемъ. Съ нимъ дѣлаются судороги, онъ начинаетъ топать ногами объ полъ и кидается въ тактъ взадъ и впередъ и изъ стороны въ сторону. Но онъ щадитъ себя, онъ указываетъ только, что должны исполнять другіе, строго наблюдая за каждымъ въ отдѣльности и тутъ же дѣлая провинившемуся свои замѣчанія. Послѣднему становится стыдно передъ Аллахомъ и онъ начинаетъ кричать сильнѣе. Тутъ шумъ становится совершенно невозможнымъ. Дервиши кричатъ другъ другу, какъ будто криками хотятъ дать другъ другу силу выдержатъ до конца и остаться равнодушными ко всѣмъ несчастьямъ. Конвульсіи верхней части туловища становятся дикими и быстрыми; это уже не единичныя случайныя вздрагиванія, а одно безпрерывное киданіе во всѣ стороны. Среди воющихъ уже слышны хрипѣнія. Полъ сплошь покрытъ одеждами. Вдругъ входитъ очень высокій, смуглый офицеръ въ формѣ. У него чинъ полковника. Онъ присоединяется къ воющимъ. Онъ полонъ усердія — онъ опоздалъ и хочетъ нагнать пропущенное. Тебѣ это не удастся, думаетъ мы. Ты слишкомъ длиненъ и недостаточно гибокъ! Но онъ отлично справился со своей задачей! Этотъ новый членъ дѣйствительно сила! Мы скоро убѣдились, что это спеціалистъ, мастеръ своего дѣла; съ его приходомъ богослуженіе достигло невѣроятнаго подъема. Не успѣлъ онъ качнуться нѣсколько разъ и раза два взвыть, какъ уже отбросилъ свой мундиръ, чтобы серьезнѣе приняться за дѣло. И, когда онъ началъ снова, то для каждаго любителя настоящаго воя должно было быть истиннымъ наслажденіемъ его слушать! Онъ подстрекалъ дервишей къ невѣроятнымъ подвигамъ, они дико кричали, они стонали, а офицеръ былъ на высотѣ своего призванія. Онъ раскачивался еще сильнѣе, чѣмъ остальные и легко откидывалъ отъ себя своихъ сосѣдей. Онъ побилъ рекордъ своимъ воемъ, все вниманіе было обращено на него. Вой, качаніе изъ стороны въ сторону, извиваніе въ судорогахъ продолжаются. Воющіе снимаютъ одно одѣяніе за другимъ и, наконецъ, сидятъ на полу въ однихъ рубашкахъ и панталонахъ. Три четверти часа длится этотъ адскій шумъ. Наконецъ онъ прекращается. Воющіе храпятъ, какъ скаковыя лошади. Самыхъ слабыхъ уводятъ въ заднее помѣщеніе. Не знаю, былъ ли я когда-либо болѣе счастливъ, чѣмъ теперь, когда я, наконецъ, ничего больше не слышалъ. Но радость моя была кратковременна, богослуженіе еще ничуть не окончено! Опять начинается бормотаніе; сѣдовласый старикъ, камень, какъ мы его мысленно прозвали, набрался силъ, сѣлъ и опять воетъ. Воющіе ему отвѣчаютъ, снова началось поперемѣнное пѣніе. Ослабѣвшіе передъ этимъ воющіе дервиши снова возвращаются изъ заднихъ помѣщеній. Они слышатъ, что братья ихъ въ состояніи выть еще и хотятъ сдѣлать то же самое. Они двигаются безъ посторонней помощи и могутъ опять стоять. Во время поперемѣннаго пѣнія дверь отворяется, затворяется, вносятъ больныхъ и кладутъ ихъ въ рядъ къ ногамъ священника. Четверыхъ дѣтей кладутъ на полъ лицомъ книзу. Они такъ малы и слабы, что жалобно пищатъ; троихъ изъ нихъ опять уносятъ, они слишкомъ малы и, вѣроятно, не вынесли бы подобнаго лѣченія, но четвертый ребенокъ, маленькая дѣвочка, остается лежать. Священникъ снимаетъ свой верхній плащъ, чтобы быть свободнѣе и остается во второмъ плащѣ. Онъ шагаетъ черезъ ребенка и становится на его спинку, стоить нѣсколько секундъ и спускается съ другой стороны. Ребенокъ плачетъ. Священникъ идетъ обратно тѣмъ же путемъ, медленно, не спѣша; ребенокъ плачетъ все громче и громче. Наконецъ, его выносятъ. Вносятъ на носилкахъ троихъ взрослыхъ мужчинъ; ихъ кладутъ тоже ничкомъ; священникъ шагаетъ черезъ нихъ; ихъ кладутъ опять на носилки и выносятъ. Приводятъ еще четверыхъ; они немного сильнѣе первыхъ и могутъ двигаться сами, одинъ изъ нихъ офицеръ съ двумя орденами; полковникъ, стоящій среди воющихъ дервишей, кланяется ему. Священникъ нѣсколько минутъ стоитъ на спинахъ больныхъ и опять слѣзаетъ. Во время этого своеобразнаго лѣченія, камень сидитъ и поетъ, дервиши ему отвѣчаютъ. Когда выносять послѣдняго больного, пѣніе замолкаетъ. Слышны отдѣльные стоны, иногда доносится тихій вой, какъ-будто пѣвцамъ трудно замолчать совсѣмъ. Священникъ снимаетъ свой черный плащъ, сахарныя головы возвращаются ихъ собственникамъ; всѣ надѣваютъ снова свои одежды. Богослуженіе окончено. Мы выходимъ на свѣжій воздухъ. Онъ намъ необходимъ. Вспотѣвшіе дервиши и многочисленные зрители довели воздухъ до такого состоянія, что мы все болѣе и болѣе изнемогали. Подъ конецъ мы дышали, уткнувши носъ въ платокъ; иного выхода не было. Для дервишей открытая дверь была также облегченіемъ, хотя они не высказывали при этомъ никакого удовольствія. Они надѣваютъ одежды на рубашки, промокшія насквозь, и удаляются черезъ дверь во внутренніе покои. Такимъ образомъ самобичеваніе на этотъ разъ окончено; оно предстоитъ опять въ слѣдующій четвергъ. И это продолжается изъ года въ годъ въ продолженіе всей жизни. Нѣтъ возврата изъ ордена воющихъ дервишей…
Мы еще разъ посѣтили эту церковь и вновь присутствовали при этой церемоніи съ начала до конца. Было что-то чуждое и непонятное для насъ во всемъ томъ, что творилось внутри этой рѣшетки! Богу поклоняются на землѣ на различные лады! Эти люди нашли какой-то страшный, своеобразный способъ самобичеванія посредствомъ воя. Звуки, которые они издаютъ, сами по себѣ могутъ вызвать чувство отвращенія, но къ этому надо еще прибавить гримасу, искривляющую лицо. Вой не крикъ — никто не можетъ выть, не дѣлая гримасъ. И по мѣрѣ того, какъ вой дѣлается безумнѣе, лицо принимаетъ образъ рыбъ, животныхъ и химеръ! Воющіе дервиши, должно быть, теряютъ стыдъ. Всѣмъ извѣстная секта «самобичующихся» стегала себя бичами. Это было проявленіемъ силы и воли. И при этомъ она не была лишена всеобщаго сочувствія, наоборогъ, она вызывала слезы у женщинъ и дѣтей.
Симеонъ столпникъ заслужилъ на своемъ столпѣ уваженіе всего свѣта. Самобичеваніе воющихъ дервишей — тоже актъ воли, но воли, доведенной до крайности. Ихъ орденъ требуетъ еще въ придачу безстыдства — они обязаны казаться смѣшными. Здѣсь играетъ роль утонченное воображеніе Востока. Въ то время, какъ дервиши выли, ихъ братья и сестры сидѣли и смотрѣли на нихъ; турки сидѣли среди зрителей и улыбались. Но дервиши боролись здѣсь съ самоуниженіемъ и ничего не знали, кромѣ этой борьбы! Они испускали образцовый, единственный въ своемъ родѣ вой; они выли диссонансомъ и это усиливало впечатлѣніе. У нихъ при этомъ дѣлались кошачьи морды. Бога почитаютъ на землѣ различнымъ образомъ. Всѣ молятся Богу по своему и всѣ молятся единственному, истинному Богу! Но турокъ молится Аллаху. La illaha il Allah!
Посѣщеніе мечети Султаномъ
Сегодня пятница. День, когда Султанъ отправляется въ мечеть. Теперь намъ нужно, во что бы то ни стало, получить доступъ на празднество. Не въ мечетъ, которую Его Величество посѣщаетъ одинъ со своей свитой, но на представленіе восточнаго парада. Цѣлыхъ два дня мы хлопотали о томъ, чтобы получить пропускъ. Наконецъ, мы достали изъ посольства письмо, которое должно намъ помочь въ этомъ дѣлѣ. Письмо адресовано: «Son Excellence, Monsieur l'Aide de Camp du Service pour la Cérémonie du Sélamlik etc. etc. etc. Palais Imperial de Judiz.» Удивительно, до чего гибокъ французскій языкъ! Какъ звучалъ бы этотъ адресъ на норвежскомъ языкѣ? Господину Далай Лама, Ласса, Тибетъ. Голые факты.