Я оглядел свою замолчавшую группу. Искусствовед Фил задумчиво ковырял в носу. Кира раскачивалась в кресле, потихоньку надувая пузыри слюны. Действительно, на интернат для retarted-детишек наша группа смахивала.
— Хотя бы просто встреться с Максимом! — неискренне, но страстно взмолилась Аня (этого Сергеева звали Максим). — Ты сам увидишь, он отличный парень, между прочим, очень начитанный. Может, это ещё вы ему не подойдёте, с вашими-то тупоумными песнями…
Я кинул на Вадика ещё один, как я надеялся, высокомерный и безжалостный взгляд. Он опустил голову ещё ниже, почти уже засунув её под коротконогий стол. Фил между тем жадно потянулся к водке.
Постепенно все гости разбрелись, оставив после себя груду смятых стаканчиков и салфеток, пустой стол, залитый крепкими жидкостями, и несколько опустевших бутылок под ним. Вместе с ними осталась и засыпающая и бессильная Кира. Она лежала, запеленавшись, как младенец, в разноцветные простыни и курила вновь сконструированный для неё джойнт. Я пристроился рядом, вольтом, закинув одна на другую ноги. Было видно, как Кира устала от уборки: лицо немного осунулось и блестело от высохшего пота (даже после такой энергичной работы она ленилась сходить в душ). Ни одна мысль не лезла мне в голову, и я вернулся к созерцанию репродукций Климта. Через некоторое время Кира привстала, хлопая бессмысленными, поблёскивающими от слёз глазами.
— Ты ещё не спишь? — спросила она, ясно видя, что я нет, не спал.
— Не сплю, — подумав, ответствовал я.
— Я всё думаю о ней, об Алёше… — Кира называла свою бывшую Алёшей, в то время как та предсказуемо именовала её в ответ Кирюшей. Забавная, на самом деле, была парочка. — Мне так тяжело без неё. Мне так одиноко…
Перевернувшись, она обняла мою ногу в вонючем носке. Видя, в каком направлении, возможно, будут развиваться события со стороны одурманенной травой Киры, я бодро вскочил с дивана и отключил свет. Вернувшись обратно, я объявил: «Спокойной ночи! Я собираюсь спать». И повернулся спиной.
— Я так устала, — не унималась она в темноте. — Я так устала заботиться обо всех. Мне хочется, чтобы позаботились и обо мне. Может быть, мне стоит найти себе парня…
В ответ я негромко хрюкнул, делая вид, что уже сплю. Насколько я был осведомлён об отношениях Киры с её подругой, Кира в них была явным доминантом, мальчиком. Она дарила подруге цветы и другие подарки, в одиночку придумывала влюблённым досуг. В ответ же Кирюша получала от злой и капризной девочки Алёши лишь тычки кулаком — подруга била её больно и всерьёз. Это была и игра, и выражение недовольства — Алёша была недовольна всем и всегда. Впрочем, впоследствии Кира вспоминала об этих тычках с ностальгией.
— …А, как ты считаешь? — Кира толкала меня ногой в спину, перевозбуждённая.
— Не знаю, — буркнул я, делая вид, что с трудом преодолеваю навалившийся на меня сон. После того, как Кира стукнула меня ещё несколько раз, я всё же выдавил из себя тираду.
— Может и стоит, но лучше не надо, — напутствовал я её. — Мужчины — как ты видишь, ленивые и самовлюблённые существа. Женщины в сто раз лучше. На твоём месте, я бы всё-таки сосредоточил внимание на особях своего пола.
Что-то разочарованно пропыхтев, Кира всё же успокоилась. Стало прохладно и при этом слишком светло — яркий уличный фонарь, нависший прямо над окном, заливал комнату бронзовым сиянием. Запахнув форточку и зашторив окно, я снова, на этот раз на цыпочках, вернулся на ложе. Достав с пола ветхую подушку, я подмял её под себя и, наконец расслабившись, сомкнул глаза. Именно на этой подушке, я вспомнил, всегда и очень крепко спал дед.
2
Несколько раз в неделю из тёплой утренней постели меня выцарапывал будильник. Будильник подскакивал и орал разными голосами, прогоняя меня на работу. Эти дни, несколько в неделю, я ненавидел и считал бездарно вычеркнутыми из жизни. Куда ты идёшь, зачем насилуешь меня, в силу какой насущной необходимости? — выспрашивал у меня организм, слабосильный и никогда полноценно не отдыхающий. В первые минуты пробуждения я и сам не находил на это ответа: и правда, зачем? Ведь можно и не идти, ведь ничего страшного не случится, не сокрушится надо мной, облегчённо вернувшимся в сон, всеобщий миропорядок. Но потом вспоминал, что да, нужны деньги, и да, приходится обменивать деньги на время, и сон, и на силы, которых нет — таков жестокий капитализм.
А работать я начал уже давно, с третьего курса — на трудовые баррикады меня толкнула пошлая нужда. Денег, выделяемых тогда матерью, хватало только на безвкусный резиновый обед в университетской столовой. Оплачивать различные запретные удовольствия, к которым тянулась моя душа, было нечем, к тому же денег требовала группа: репетиционная база, расходные материалы для инструментов — вечно приходившие в негодность барабанные палочки и струны — увы, не падали с неба.
Сначала я устроился в книжный магазин «Диктатура». Карьера продавца-консультанта, короткая и ослепительная, как вспышка молнии, ограничилась одним лишь рабочим днём. Этот день до сих пор восстаёт передо мной во всех его трагических очертаниях. Небольшой прелюдией к нему стало собеседование у сотрудницы отдела кадров — молодой женщины с выцветшими беззлобными глазами. Она медленно вчитывалась в заполненную мной анкету, сплошь состоявшую из моих лживых и лицемерных фраз, и изредка прерывала чтение своими вопросами. Например, она спросила меня, в чём состоит главная задача продавца-консультанта. «Вероятно, в том, чтобы продавать и консультировать», — осторожно отвечал я. Девушка довольно кивала — мои ответы ей нравились.
Надо сказать, я умело сыграл роль хладнокровного и целеустремлённого карьериста, «пидораса, выкованного из чистой стали», как сказал бы мой земляк Ерофеев, и, вне всяких сомнений, должен был получить эту работу.
Однако это перевоплощение не далось мне легко — чтобы восполнить потерянные за полчаса собеседования нервные клетки, я вынужден был напиться так, что не смог выйти ни на первый, ни даже на второй день испытательного срока. Зато вышел на третий, без опозданий, остаточно похмельный и немного виноватый. Помимо меня на стажировку пришли двое: очень высокий и очень худой парень с не сходящей с лица уродливой ухмылкой и маленькая пухленькая девушка в квадратных очках. Немного погодя к нам явился администратор, парень с крашенными в цыплячий цвет волосами. Он вяло пожал наши руки и назидательным тоном сообщил: «Вчера к нам тоже приходили… э-э-э… стажёры. Ни один из них сегодня не вышел. Видите ли, они не выдержали. Запомните, ребята, если хотите зарабатывать деньги, нужно пахать». Он посмотрел на меня и спросил: «Ты готов пахать?»
Я сказал: «Да».
Нам раздали бейджи с надписью «Диктатура». Ещё ниже было написано «стажёр». Ещё ниже, большими буквами: «Люба». Я перевернул бейдж. На другой стороне было написано: «Вика». После раздачи бейджей администратор начал экскурсию по магазину: показал туалет, склад, стеллажи с книгами и по пути на второй этаж куда-то исчез. Немного растерянные, мы разбрелись по магазину. Посетителей было немного, так что я взял с полки книжку и принялся листать. Через пару минут ко мне подошёл встревоженный охранник.
— Отложил бы ты книгу, парень, — произнёс он негромко.
— С чего бы это? — удивился я.
— Здесь повсюду камеры. Нельзя просто так сидеть и ничего не делать. Ты должен имитировать активную деятельность всё время: подходи к покупателям, раскладывай книги, но ни в коем случае не стой просто так.
— Ладно, спасибо за совет.
Мне показалось, парень с опаской покосился на камеру и ушёл куда-то за стеллажи. «Большой брат» — усмехнулся я, посмотрев прямо в лицо этой выросшей на стене белой опухоли со стеклянным глазом. Я отложил книгу и стал прохаживаться по магазину. Администратор застал меня бессмысленно перекладывающим одну и ту же книгу с места на место. «Ты чем тут занимаешься?»
— Да в общем, ничем, — признался я.
— Пошли за мной.
Я последовал за администратором в душный маленький кабинет, уставленный ящиками с книгами, дисками и журналами. «Сдохнуть можно от этой жары» — услышал я чей-то голос, исходивший снизу, будто из-под земли. — «Ненавижу эту работу. Лучше умереть. Или уволиться».
— Видишь эти ящики? — говорил администратор, не обращая внимания на подземные вопли. — Их нужно перенести вниз, а их содержимое расставить по местам. Это понятно?
Я принялся за работу. Ящики оказались тяжёлыми, но через пару часов я перетаскал их все и расставил книги и журналы по полкам. Тем временем народу в магазине прибавилось, и передвигаться стало намного сложнее. Не успел я отдышаться и покурить, как администратор дал новое задание. Я оказался в отделе канцтоваров, перед стеллажом с ручками и карандашами. Они были разбросаны по разным ячейкам, которых было сто или, может, сто пятьдесят, тысячи разнообразных ручек, разных форм, цветов, они были перемешаны друг с другом в хаотичном порядке, а перед стеллажом лежали ящики с не распакованными ещё ручками. «Твоя задача навести здесь порядок. Сделай так, чтобы в каждой ячейке лежал свой вид ручек, они должны идти по порядку: гелиевые, шариковые, цветные, карандаши, фломастеры, маркеры и так далее. К каждой ячейке приклеиваешь ценник — цену ручки узнаешь по компьютеру. Считываешь штрих-код, пишешь цену на ценнике, приклеиваешь к ячейке. Да, и не забывай при этом помогать покупателям. Ничего сложного, приступай».
Я опустошил все ячейки и с тоской посмотрел на необъятное поле письменных принадлежностей, колосившееся передо мной. Немыслимое количество ручек, которые различались между собой только формой колпачка или надписью на стержне. 150 ячеек, в которые их нужно было рассортировать. Я сгрёб в руку первую осыпающуюся горсть и почти беззвучно, но проникновенно матерясь, принялся за работу. Через несколько минут ко мне подошла румяная круглолицая девушка в длинной юбке до пола. Деликатно подождав, пока я расправлюсь с очередной горстью, она обратилась ко мне: «Не могли бы вы порекомендовать мне что-нибудь весёлое, для беременных?» Я зачерпнул со дна ящика двадцать новых видов ручек и произнёс: «Дайте подумать». Я подумал. Ничего весёлого для беременных на ум не приходило. «Ну, или просто, что-нибудь весёлое», — сказала она, мягко улыбнувшись. Я подумал. Ничего весёлого на ум не приходило. Девушка ушла, а я вернулся к ручкам. Прошёл час, два, три… Я нагибался, вытаскивал новые ручки, рассматривал их, ища бли