Тесса оглянулась на обрыв. Есть ли правильный ответ на этот вопрос?
– Да, – сказала она, – стоит.
– А ты отдала бы за него свою жизнь?
– Конечно, я предпочла бы остаться в живых, – сказала она с улыбкой, но, увидев, что Тирана смотрит на нее серьезно, проглотила комок в горле и добавила: – Но если бы другого выхода не было… да, я умерла бы за этот проект.
– Это хорошо. Видишь ли, я не уверена, что это был несчастный случай.
– Почему ты так говоришь? – спросила Тесса, чувствуя, как сжимается ее желудок. – Здесь скользко и темно.
– Никто не видел, как упал Юстачи, – ответила Тирана.
– Этого недостаточно для серьезных подозрений, разве не так? – Тесса не хотела подвергать сомнению ее профессиональную интуицию, но, похоже, дело зашло слишком далеко. – Кто угодно мог…
Тирана подняла палец:
– После прибытия Юстачи улучил минутку, когда рядом никого не было, отвел меня в сторону и сказал, что кто-то не запер вход в подвал «Гиацинта». Бойцы Дорлани проникли в отель не при помощи хитрости и не потому, что им повезло. Кто-то впустил их. Я не знаю кто. У меня даже нет подозрений. Но держи себя в руках. Не исключено, что среди нас предатель. И он готов убивать.
И Тирана пошла прочь, велев двум бойцам выставить ночную охрану. А Тесса осталась стоять – мокрая, одинокая и очень напуганная. Она посмотрела в черное как смоль небо, откуда ей на лицо падали капли дождя, и обхватила себя руками.
50
Демир вернулся к командованию Иностранным легионом как ни в чем не бывало – будто по столице и ее окрестностям не ходили слухи о его дуэли с Каприком и все встречные и поперечные не горели желанием расспросить его о том, как ему удалось избежать гнева отца Ворсьена. Но сам Демир даже не думал об этом. Ему было некогда.
Держа постоянную связь с разведчиками – очень уж переменчивой была обстановка, – Демир расположил Иностранный легион северо-восточнее Харбортауна, в нескольких милях от города. Место было не идеальное – вспаханная земля не подходила для тяжелой кавалерии, буреломы между фермами, тянувшиеся по всей северной окраине Медных холмов, ухудшали видимость, – зато враги не могли развернуться и окружить Оссу. При попытке сделать это им пришлось бы либо пробиться сквозь оссанцев, либо отойти к Гренту и реке.
Но главное, с этого места была видна Кузня. Не настолько отчетливо, чтобы Керите заподозрила что-нибудь, но достаточно хорошо, чтобы Демир успел вмешаться, если бы его противница сделала хоть один шаг в том направлении. Конечно, командующий Иностранным легионом не мог располагать свои соображения в порядке важности таким вот образом, но ему было плевать.
Был полдень, стояла холодная, но солнечная погода, в лагере царила суета. Около пятнадцати тысяч солдат и тридцатитысячный вспомогательный персонал трудились не покладая рук. Демир только что прибыл в свой штаб, подкрепление из Оссы еще было на подходе. Но разведданные о позициях противника уже текли непрерывным потоком – и, как показалось Демиру, когда он взглянул на груды бумаг, исходивших от шпионов, распространителей слухов и министерства Легиона, за утро этого дня поток даже усилился. Надо было понять почему.
Но опять же ему нужно было много чего понять.
Он сидел в своей большой командирской палатке на складном табурете – другой мебели не было – и смотрел на пробковую коробочку, которая стояла у него на колене. Ему казалось, что он слышит резонанс могущественного волшебного стекла. Ему требовалась эта магия. Ему требовалось, чтобы разум работал, как прежде; требовалось стать мыслящей машиной, которая стремительно просчитает все варианты и найдет наилучшее стратегическое решение. Демир открыл коробочку: в ней лежал узкий серпик годгласа, фиолетового, как фамильный герб Граппо, с крючком на конце. Демир глубоко вздохнул, решительно взял серьгу и продел крючок в ухо.
Боль возникла немедленно – сначала заломило в основании черепа, потом выше, в темени, наконец раскаленные копья вонзились в мозг и вышли через глазницы. Демир стиснул зубы, терпя боль, ожидая, когда она утихнет настолько, что он сможет думать. Но боль не утихала. Она усиливалась, нарастала с каждой секундой, переходя в сладкую агонию, которая не давала собраться с мыслями.
Тогда Демир вырвал витглас из уха и сунул его обратно в коробку. Он чувствовал себя так, словно ему выжгли душу. Во рту пересохло, каждый нерв покалывало при воспоминании о перенесенных страданиях. Он поднял руку и увидел, что она дрожит.
«Значит, – сказал он себе, – это не поможет». Но как тогда выиграть войну? У всех вражеских командиров был витглас, и даже самый ничтожный из них мог мыслить быстрее и точнее, чем он, Демир; а уж Керите никто не назвал бы ничтожной, она была величайшим полководцем своего времени. Угораздило же его сойтись с ней нос к носу, при недостатке людей и полном отсутствии средств для грамотного планирования.
– Генерал Граппо! – раздался голос снаружи. – К вам майор Граппо и капитан Сепулки.
Демир зашвырнул коробочку со стеклом в угол и сложил руки на груди, чтобы скрыть дрожь.
– Пусть войдут.
Дядя Тадеас и Идриан вошли и встали как вкопанные, уставившись на груды донесений, которые устилали весь пол.
– Стульев что, нет? – поинтересовался Тадеас.
– Сейчас велю принести.
Идриан что-то буркнул, подтащил к Демиру ящик, плюхнулся на него и выпятил челюсть.
– Не будь занудой, Тэд.
– Пожалуйста, присаживайся, – насмешливо пригласил дядю Демир. – Все здесь?
Тадеас приподнял бровь:
– А ты вызывал еще кого-то?
– Я о тех железнорогих и кирасирах, которые были в Аламеде.
– А-а-а, – фыркнул Тадеас. – Эти все здесь. – Он пристально посмотрел на Демира. – А вот ты как здесь оказался? В последнем сообщении, которое прислал Бринен, было сказано, что ты сидишь в Маерхорне.
– Это дело… улажено, – сказал Демир.
– И все?
– Долгая история. Расскажу после. Где Мика?
– Прямо сейчас она работает с поставщиками из Оссы, пытается стянуть у них весь порох, пока не набежали остальные.
Тадеас щелкнул ногтем по зубу, ясно давая понять, что его больше интересует история с Маерхорном. Ничего, сплетни доберутся и до лагеря, совсем скоро.
Демир вернулся к делу:
– Это хорошо. Пусть ее инженеры наделают побольше гранат к тому времени, когда мы снова вступим в бой.
Он кашлянул и поерзал на маленьком табурете, пытаясь забыть о том отчаянии, которое вызвала у него неудача с витгласом.
– Мы уже знаем, когда это будет? – спросил Идриан.
– В ближайшие три дня. Точнее пока не знаю. Я…
Он прервался, услышав замысловатые ругательства, – кто-то бранился совсем рядом с палаткой. Полог откинулся, вошла полковник Джорфакс и окинула всех троих ледяным взглядом. Выглядела она безупречно, как всегда: форма выглажена, каждый волосок в прическе на своем месте. Руки полковника были сцеплены за спиной. Демир вздрогнул, осознав, что магия не дала ему знать о приближении Джорфакс. Надо быть внимательнее, а то убийцы генерала Ставри доберутся и до него.
– Полковник, – приветствовал он ее, – рад вас видеть. Надеюсь, мои телохранители у входа еще живы?
– Пока да, но, если они еще раз попытаются помешать мне войти сюда, им не жить, – отрезала она. – Что вы собираетесь с этим делать? Какие действия вы уже предприняли?
– Подождите, подождите. – Демир осознал, что машинально нашарил стеклянное яйцо у себя в кармане и уже готов был раздавить его при помощи магии, но вовремя опомнился. – О чем вы? Я всего двадцать минут как прибыл в лагерь.
Джорфакс осмотрела внутренность палатки так, словно это был концертный зал, к тому же полный ее врагов. Ее взгляд ненадолго задержался на Идриане, потом вернулся к Демиру.
– Этого достаточно. Мои гласдансеры, те самые, которых вы отправили в разведку, погибают.
– Прах меня разбери, – сказал Демир и вытер лицо рукой; он взглянул на дядю, но тот лишь покачал головой: «Ничего не знаю». – Я думал, система работает. Мы же ослепили грентцев, смыли их наводнением. И они уже снова готовы бросить нам вызов?
– Я предупреждала: нельзя недооценивать Керите.
– Объясни-ка все по порядку, – вдруг сказал Идриан и выдержал ледяной взгляд Джорфакс.
Та, похоже, взяла себя в руки и заговорила спокойнее:
– Все началось вчера. Сначала одна, потом вторая. С тех пор пропали уже восемь групп разведчиков, и в каждой был мой гласдансер. Одного мы нашли пару часов назад. Его застигли врасплох – тело разорвано на куски и буквально выпотрошено. Он даже не успел достать яйцо из кармана.
– По-вашему, то же самое случилось с семью другими? – осторожно спросил Демир.
Это было плохо. Очень плохо. Если грентцы, или Керите, или кто там еще уже пришли в себя настолько, что сумели переломить ход войны, Иностранный легион, вполне возможно, был обречен.
– А как иначе объяснить, куда они исчезли? Я отправила гонцов, чтобы те связались с остальными группами и велели быть начеку. Я не хочу, чтобы они сдавались без боя, но вы должны немедленно отозвать их.
Почему Джорфакс не отозвала их сама? Не успела или действительно зауважала его как командира после Потока Граппо? Впрочем, это не имело значения. Он сказал:
– Пусть четыре группы совершают обход лагеря – их хватит, чтобы перехватить любого, кто попытается подобраться близко. А остальных мы отзовем.
Он думал, что Джорфакс воспротивится, но та решительно кивнула:
– Согласна.
– Надо им рассказать, – вдруг подал голос Идриан.
Демир повернулся к нему:
– Что?
– Ей тоже? – спросил у пробивника Тадеас.
– Да. Она имеет право знать. Ее люди гибнут.
Демир быстро окинул всех троих взглядом и понял, что Джорфакс тоже ничего не понимает.
– В чем дело? Тэд?
Тадеас откашлялся и удобно устроился на ящике.
– Мы не стали подавать официальный рапорт – вдруг в министерстве Легиона решат, что мы спятили, и отстранят нас от службы. Но слухи дойдут до всех рано или поздно. И до вас тоже. Вечером того дня, когда ты уехал в Оссу, на форт Аламеда было совершено нападение.