Еще несколько парней, вернее, подростков разного возраста слонялись по двору. Ни на ком не было специальных поясов, никто не держал в руках дубинку, и вообще все имели такой вид, будто заглянули сюда для забавы, а не по делу. Монтего нахмурился, гадая, не подшутила ли над ним Чармин Чарли.
Но ведь она не говорила, что этот Виктор сделает из него бойца. Сказала лишь, что у него можно кое-чему научиться.
Подростки не обратили внимания на Монтего, зато у самого входа он заметил девочку примерно своего возраста, которая наблюдала за ним, приподняв брови. Тонкие губы изгибались в едва заметной улыбке, словно она знала то, чего не знал он сам. Она была невысокой – правда, ему все казались коротышками, – но крепенькой. Узкое лицо обрамляли длинные черные волосы, выбритые по бокам. Одной рукой она небрежно подбрасывала стилет, хватая его то за рукоять, то за клинок, и при этом следила за Монтего. Одета она была наряднее других, в зеленую тунику с вышитым кантом. На тыльной стороне правой руки чернилами было нарисовано солнце, восходящее внутри перевернутого треугольника.
– Привет, – сказал ей Монтего.
– И тебе привет, – ответила она.
– Я пришел учиться палочному бою.
Она удивленно подняла брови:
– Новенький, да?
– Ага.
– Виктор знает, что ты придешь?
Монтего помотал головой.
Девочка крикнула толстяку через весь двор:
– Эй, Виктор! Кто-то прислал тебе еще одного бездомного!
Виктор взмахнул веером в знак того, что услышал ее, и продолжил наблюдать за боем парней постарше. Монтего бочком подошел к девочке.
– Ты член семьи-гильдии? – спросил он.
Она небрежно скользнула взглядом по рисунку на тыльной стороне своей ладони.
– Киссандра Ворсьен, – представилась она. – Зови меня Киззи.
– Я Монтего. – Он вовремя вспомнил о том, что сказал Демир, и не назвал свою фамилию. – А ты почему не учишься?
– То есть наукам? – Киззи усмехнулась. – Мне не обязательно. Я бастард. Мало привилегий, мало обязанностей. Бастардов учат, но не ради знаний, а ради бумажки. Мои хорошие отметки никому не нужны.
Она подбросила стилет и ловко перехватила его за клинок двумя пальцами.
– Ты учишься драться?
– Нет. Мне просто нравится смотреть, как эти идиоты разносят друг друга на куски.
Монтего оглядел парней на импровизированной арене. Оба вспотели и устали так, что еле поднимали руки, сплошь покрытые синяками и кровью – только лица были чистыми. Но Виктор все подзадоривал их, заставляя продолжать, хотя даже неопытному Монтего было ясно, что бойцы измотаны до предела и им пора отдохнуть.
– Этот Виктор знает, что делает? – спросил он тихо.
Киззи хихикнула:
– Да, надо полагать. Он был серебряным призером до того, как сломал ногу. Кость срослась неправильно, а у него не было денег на операцию и годгласа для восстановления. Если он примет тебя и ты ему понравишься, он слегка подучит тебя и познакомит со спонсорами.
Опять эти спонсоры. Бездельники, которые будут делить с ним его славу. И доходы. Монтего бесила эта мысль. Но похоже, тут все было устроено именно так. Он повернулся, чтобы задать Киззи еще один вопрос, но тут один из парней в яме рухнул, а Виктор вздохнул, чересчур громко и раздраженно. Даже не взглянув на упавшего, он встал, подошел, прихрамывая, к Монтего и окинул его беглым взглядом.
– Ты кто такой, стекло тебя задери? – проскрипел он.
Монтего выпрямился во весь рост. Было видно, что он на добрых несколько дюймов выше Виктора.
– Меня зовут Монтего, сэр.
– Сэр, – усмехнулся Виктор. – Сэр. Ты слышала это, Киззи? Он назвал меня «сэром». Держу пари, он взял свои манеры там же, где и акцент. Как давно ты в столице, парень?
– Четыре дня, сэр.
Виктор опять усмехнулся и насмешливо покосился на Киззи. Та пожала плечами и села так, словно пришла в театр смотреть представление.
– Кто тебя послал?
– Чармин Чарли, – ответил Монтего.
– Хм… – фыркнул Виктор. – Чарли. Хорошая она дамочка, эта Чарли.
– Она сказала, что вы можете научить меня кое-чему.
– Ну, допустим, могу. Вот только зачем мне это?
Монтего моргнул. Вопрос показался ему довольно глупым, но он постарался ответить честно:
– Я хочу стать бойцом. Мою бабушку звали Прыгучая Мэгги Рика.
– Никогда про такую не слышал, – сказал Виктор и протянул руку, чтобы взять дубинку Монтего; мальчик расстался с ней неохотно и ревниво наблюдал, как Виктор критически осматривает его оружие. – Ее палка?
– Да.
– Сделана из дерева кашти булоке. Прекрасный материал. У нее был хороший вкус. Я дам за нее триста оззо.
– Я не продаю, – сказал Монтего и забрал дубинку у Виктора.
Тот ухмыльнулся:
– Ладно-ладно. Сколько ты готов заплатить за мои услуги?
Вопрос застал Монтего врасплох, и он проклял себя за это. Ясное дело, ничего не бывает бесплатно. Не в провинции и уж точно не здесь, в Оссе. Не дождавшись ответа, Виктор закатил глаза:
– Уф! Опять благотворительность.
Монтего порылся в карманах, где лежало его дневное довольствие. То, что несколько дней назад казалось ему целым состоянием, теперь выглядело ничтожной суммой, судя по тому, как приподнял бровь Виктор.
– Я могу платить. Поденно.
– Ясно. Благотворительность, – категорично повторил Виктор. – За твою дубинку я буду тренировать тебя три дня.
– Она не продается. Я могу работать в уплату за обучение, – настаивал Монтего. – Полировать дубинки, приносить свежий песок и вообще делать все, что нужно.
– У меня уже есть такие помощники. Кроме того, ты слишком молод.
– Мне шестнадцать.
– Врешь. Не то телосложение для шестнадцати. Здоровый, как боевой конь, это верно, но держу пари, что ты не старше Киззи. И выглядишь мягкотелым.
– Я не мягкотелый. – Это был болезненный удар по самолюбию Монтего, от унижения у него даже заныл живот. – Я с шести лет хожу с рыбаками в море. Иногда крючок втыкался мне в руку, и я переносил боль лучше любого бывалого рыбака. Меня не выводит из равновесия даже удар в лицо ветреным днем. Я тяну веревки и взбегаю на маяк быстрее, чем кто-либо в провинции Хестис. – Он показал Виктору свои мозолистые руки. – Я не мягкотелый.
– Рыбацкие лодки и маяки еще ни из кого не делали бойца, – фыркнул Виктор. – Ты слишком молод. Приходи через пару лет, тогда и поговорим.
Монтего открыл рот, чтобы возразить, но тут вмешалась Киззи:
– Да ладно тебе, Виктор. Он же нашел тебя, так? Посмотри хотя бы, умеет ли он махать этой штукой.
– Умеешь? – спросил Виктор, приподняв бровь.
– Конечно.
Виктор снова усмехнулся:
– Это не значит «да». Ты никогда не дрался на палках, так? Тебя когда-нибудь били, мягкотелый малыш?
Монтего чувствовал, как накаляется его нутро. Не слишком сильно – просто после смерти бабушки люди постоянно унижали его, и он чувствовал неуверенность в себе. И вот еще одна обида. Монтего никогда не распалялся мгновенно и не любил тех, кто не умел держать себя в руках. Бабушка всегда говорила, что он медленно загорается. А еще – что тот, кто медленно запрягает, быстро едет.
– Случалось, но я бил чаще, – упрямо сказал он.
– О-о-о, – засмеялся Виктор. – Вот это речь. Ладно, большой мягкий малыш. Бери свою дубинку. Эй, Сама! – крикнул он через двор. – Поди-ка сюда! – И, повернувшись к Монтего, добавил: – Иди туда, на песок, и постарайся сделать так, чтобы Сама тебя не побил.
До этой минуты Монтего точно был самым большим во дворе. Но тут из двери напротив них вышел здоровяк с шеей как у быка, ростом больше шести футов и почти такой же массивный, как Монтего. Смуглокожий, он носил короткую черную бородку; прямые черные волосы падали на плечи. На нем был настоящий бойцовский пояс, а тело блестело от масла, словно он собрался на ринг.
А еще он был далеко не мальчишкой. Ему уже исполнилось двадцать лет, а то и больше.
– Сама? Правда? – сказала Киззи.
– Если он хочет учиться, то должен это заслужить, – заявил Виктор.
Монтего расправил плечи, подошел к яме с песком и встал сбоку, так, словно всю жизнь наблюдал за действиями бойцов на арене. Крепко сжав бабушкину дубинку в одной руке, он повернулся лицом к противнику и открыл рот, собираясь сказать Саме, что он готов.
Еще до того, как слова слетели с его губ, дубинка Самы просвистела над его собственной, и утяжеленная часть врезалась Монтего в челюсть с такой силой, что он крутанулся вокруг себя и упал лицом в песок. У него потемнело в глазах, голова закружилась, а от ржания Виктора, угрюмого хохотка Самы и раздраженной ругани Киззи зазвенело в ушах.
Было больно. Очень больно. Особенно от смеха.
– Ах ты, ссыкун паршивый! – возмущалась Киззи. – Ты что, не можешь смотреть в лицо человеку? Ты только что сломал парню челюсть, он…
Монтего выплюнул песок, который оказался мерзким на вкус, подтянул под себя руки и, оттолкнувшись ими от арены, встал. Из глаз сыпались искры, но он встряхнулся и снова расправил плечи.
– А ну, давай еще, – рыкнул он.
Сама перестал смеяться и прыгнул вперед, целясь Монтего в голову. Но Монтего отразил удар с такой силой, что его рука чуть не онемела.
Потом он отбил еще два, после чего услышал крик Виктора:
– Только не по голове!
Сама стал метить ниже. На плечи, руки и бедра Монтего обрушился настоящий шквал, который потряс его до глубины души и заставил выронить дубинку. Последний удар в левое плечо выбросил его с арены, и он рухнул ничком на гравий. Сама отступил. Монтего сел на песок, красный от унижения.
Пока продолжалось избиение, Виктор пронзительно ржал. Этот звук кромсал уязвленное самолюбие Монтего не хуже, чем нож в руках рыбака кромсает рыбу. Отдышавшись, Виктор наконец сказал:
– Ни малейшего намека на технику.
– Я научусь! – возразил Монтего, поднимаясь на ноги и отряхивая руки.
У него болело все тело, но он не тревожился. Боль – это просто часть жизни.
– Ты держишь ее, как флаг семафора, – сказал Виктор. – Семафор не поможет тебе на арене, мальчик. Слишком жестко. Слишком высоко. Я не могу убрать препятствия из твоего мозга. Ты безнадежен.