– Тогда я приду работать в компанию, которую передаст тебе отец, – сказал Монтего.
– Вот здорово! – Киззи схватила обломок перил и выставила перед собой, словно дубинку. – А может, мы и сами откроем свою компанию – бастард и подопечный! Станем разбойничать и грабить корабли, а если вдруг не повезет, будем прятаться в погребе Демира и пить его вино.
Монтего тоже нашел палку – ножку от сломанного стула – и скрестил ее с палкой Киззи.
– К бою, леди Ворсьен! – сказал он, и в большом зале закипело сражение.
По всему заброшенному дому теперь раздавался стук дерева по дереву. Они делали вид, что дерутся то на дубинках, то на мечах, и сами не заметили, как поднялись сначала на второй этаж, потом на третий. Там Киззи хихикнула и перепрыгнула через деревянную балку, торчавшую из провала в полу.
– Ах-ха! – торжествующе воскликнула она. – Не догонишь! Я для тебя слишком быстрая!
Монтего отбросил свой деревянный меч, разбежался и прыгнул. Его сапог врезался в пол на другой стороне дыры, и он понял, что зря сделал это, Трухлявые доски не выдержали его веса, нога провалилась, и тело по инерции полетело вперед. Монтего упал ничком, обхватив себя руками. Подняв глаза, он увидел склоненное над ним пепельно-бледное лицо Киззи.
– Ты в порядке? – спросила она, хватая его за руку.
С ее помощью он вытащил ногу из ямы, затем опять споткнулся, и оба покатились со смеху.
– Да, в порядке, – ответил Монтего, переводя дух.
Они лежали на полу, в нескольких дюймах от края дыры, глядя через нее на большой зал под ними. Устав от созерцания мрачного пещерообразного помещения, они снова расхохотались.
– Ты не сломал ногу? – спросила Киззи.
Монтего проверил – серьезных повреждений не было. Пара царапин, которые поболят день-другой и пройдут, но ничего страшного.
– Да я никогда по-настоящему не болею. Бабушка говорила, что это моя старшая кровь.
– Старшая кровь, да? – переспросила Киззи и фыркнула от смеха.
– Она всегда так говорила! Любила рассказывать, что я родился в море и поэтому ничто меня не сломит.
– Вы, провинциалы, верите в такие странные вещи.
– Да? В любом случае бабушка ошибалась. Она говорила то же самое о моей матери, но ее убила пуля.
Киззи нахмурилась:
– Прости. А вот я ничего не знаю о своей матери, даже не видела ее.
– Правда?
– Да. Жена моего отца называет ее «этой пурнийской потаскухой». Это единственное имя, которое я знаю. Единственные имена, которые разрешено давать матерям его бастардов.
– Это ты меня прости, – сказал Монтего. Наступила тишина, которая показалась ему… доброй. Полной взаимопонимания. – Спасибо, что дружишь со мной, – вырвалось у него.
Киззи улыбнулась:
– Не за что. Ты мне нравишься. Я рада, что Адриана взяла тебя к себе. Мой отец называет ее «последним добрым сердцем в Оссе», но так, что это звучит как оскорбление.
– Глупое оскорбление, – честно сказал Монтего.
– Ага. Адриана всегда занята, но ведет себя со мной по-доброму, когда я появляюсь у них в отеле. Она даже защищала меня от Сибриала, а ему никто не смеет перечить! Это мой старший единокровный брат. Жуткий придурок. – Киззи посмотрела в пустоту и добавила: – Жаль, что Демир не пошел. Это место как раз для него. Обещаю, когда ты узнаешь его поближе, он тебе понравится.
– А я и не говорил, что он мне не нравится, – пожал плечами Монтего. – Просто мы еще ни разу не говорили и не играли по-настоящему.
– Ничего, этой осенью мы украдем его у Мадж и других репетиторов, – твердо пообещала Киззи.
Монтего вспомнил, как просияло лицо Демира, когда он говорил с ним утром. На это способен только человек, который любит и умеет веселиться.
– Хорошо бы.
– Заметано. Надо позаботиться о малыше, а то он такой крохотный и беззащитный.
– Как это беззащитный? Он же гласдансер, – напомнил ей Монтего.
– Да, но ему не нравится причинять людям боль.
Монтего на мгновение задумался. Это же говорил ему и сам Демир.
– Думаю, в этом-то все дело.
– В чем?
– Поэтому он и стал таким угрюмым. Ему не нравится причинять людям боль, а ему говорят, что он владеет колдовством, которое годится только для убийства.
Киззи склонила голову набок, размышляя:
– Но почему он перестал играть с нами?
Монтего перевернулся на живот и бросил вниз кусок кровельной черепицы, лежавший на краю провала. Тот пролетел по дуге, упал и разбился о пол.
– Он не хочет причинять людям боль, – повторил Монтего, проследив за обломком. – Взять хотя бы меня: я большой и легко могу сломать что угодно, свернуть кому-нибудь шею. Вот я и научился избегать всего хрупкого, включая детей моего возраста.
Киззи серьезно кивнула:
– Жаль, что я этого не знала. Он мог бы сказать мне об этом.
– Трудно говорить о том, с чем живешь годами, – об этом просто не думаешь.
– Как-то так. Э, да ладно. Мы же еще не нашли добычи!
Киззи вскочила и потянула за собой Монтего. Они пошли по длинному коридору третьего этажа, обходя прогнившие доски и заглядывая в каждую комнату. Но там не было ничего стоящего, один хлам: сломанная мебель, старые газеты, всякая всячина. И пыль, столько пыли, будто никто уже много лет не ходил по третьему этажу. Монтего сунул нос в платяной шкаф, набитый яркими, уродливыми тряпками.
– Почему в окнах нет стекол?! – крикнул он Киззи.
– Там был хаммерглас, – донесся из соседней комнаты приглушенный ответ. – Сборщики долгов изымают его первым делом.
Монтего вошел в комнату напротив, в которой даже он, бедный провинциал, сразу признал детскую. Комната была узкой и длинной, как пенал, втиснутый под карниз в самом углу дома. Две смежные стены покрывала стенная роспись, когда-то яркая, а теперь выцветшая: ребенок, одетый в звериные шкуры, танцует с мифическими лесными существами. Рядом лежала на боку поломанная детская кроватка.
– Ой, ты посмотри! – воскликнула Киззи, входя следом. – В кровати двойное дно. Наверняка там было что-то ценное. – Она пнула кроватку ногой. – Жаль, что оно досталось сборщикам долгов. А может, его забрал сам наследник Херло перед побегом.
Внимание Монтего привлекло яркое пятно, которого он не ожидал увидеть в этом тусклом доме. В углу комнаты, под самым потолком, было окошко из обычного стекла, на подоконнике стоял игрушечный солдатик, глядя прямо на Монтего. Подоконник был таким высоким, что любой человек ниже его ростом просто не увидел бы игрушку.
– Эй, Киззи! – сказал он и показал пальцем на свою находку, а потом подошел к стене и уперся в нее коленом.
Киззи молча вскарабкалась ему на плечи, словно белка на дерево. Монтего слегка пошатнулся, но тут она издала победный крик, и он осторожно опустил ее на пол. Деревянный солдатик – женщина – был не больше шести дюймов в высоту и покрылся пылью и паутиной. Но на черном мундире и замысловатом миниатюрном доспехе сохранились крапинки цветного стекла – в основном синего, но также желтого, красного и белого. Когда-то у женщины были руки, и она явно держала что-то в каждой из них.
– Вот это да! – благоговейно прошептала Киззи.
– Что это? – спросил Монтего, дотрагиваясь до пыльного шлема.
– Пробивница! – воскликнула Киззи. – Алдис рассказывал мне о них. Смотри, это же хаммерглас, настоящий! Курглас и форджглас наверняка тоже есть, но у них кончился резонанс. Лучшие игрушки в мире! Старик, который их делал, уже умер. Говорят, у Блэр Магна есть такой, но она никому не показывает. – Она хлопнула по руке Монтего. – Отличная находка! У него должны быть меч и щит. Надо поискать.
Они обшарили всю детскую, но ничего не нашли. Поиски в других комнатах третьего этажа тоже не дали ничего, и дети пошли на разбитый балкон над большим залом. Там Киззи поставила солдатика на выступ. Культя одной руки глядела вверх так, словно в ней когда-то был меч. Девочка придерживала фигурку одним пальцем, будто заявляла права собственности на нее, и у Монтего возникло неприятное предчувствие, что ему не удастся поиграть с пробивницей.
К его удивлению, Киззи сделала серьезное лицо и заявила:
– Надо ее продать.
– Зачем?
– Затем, что мы договорились поделить добычу. Пробивницу не поделишь, зато можно поделить деньги.
– А сколько она стоит? – спросил Монтего, остро осознав, что у него нет источников дохода.
Будь у него деньги, он заплатил бы Виктору, чтобы тот учил его по-настоящему. Но ведь детская игрушка не может стоить дорого.
– Не знаю, – сказала Киззи.
– Очень красивая, – заметил Монтего, наблюдая за выражением лица Киззи.
Девочке явно не хотелось продавать игрушку. Склонив голову набок, она любовалась фигуркой, теребя двумя пальцами край мундира.
– Да, очень, – шепнула Киззи.
– Киссандра Ворсьен! – прогремел голос, от которого дети подпрыгнули на месте.
Глаза Киззи расширились, и она сунула пробивницу в руки Монтего.
– Это Сибриал! О нет, только не это. Надо спрятать тебя. – Монтего не успел ответить. Киззи рывком подняла его на ноги и потащила по длинному коридору назад, в детскую. – Береги ее. И сам берегись. Где-то здесь должна быть лестница для прислуги. Бери игрушку и беги. Куда хочешь, только чтобы Сибриал тебя не видел.
– Киссандра, сволочь, где ты? – прогремел голос.
Киззи взбежала на балкон и помахала кому-то внизу:
– Я здесь, Сибриал.
– А ну, иди сюда, живо!
К удивлению Монтего, Киззи дрожала как лист. Она скрылась из виду, потом торопливо зашагала вниз по лестнице. Ему показалось, что он сидит в ловушке, как мышь в коробке. Вернулись прежние страхи. Он попытался взять себя в руки, – в конце концов, ничего плохого они не сделали. Подумаешь, полазили в заброшенном доме. Он взглянул на пробивницу. Может, по законам Оссы они теперь считаются мародерами? Да нет, вряд ли. К тому же это брат Киззи. Вряд ли он знает, что его сестра здесь с Монтего.
Он сунул игрушку в карман и направился к задней части дома, осторожно обходя прогнившие доски; сердце подпрыгивало всякий раз, когда пол скрипел у него под ногами. Он слышал голоса, точнее, один голос – Сибриал кричал на Киззи. Похоже, он был очень зол, так что, спустившись на первый этаж, Монтего не на шутку волновался за свою подружку.