– Похоже, я понимаю дружбу не так, как вы, – признался он.
– Хм… Это… не твоя вина.
Демир повернулся на каблуках и зашагал прочь, оставив раздраженного и озадаченного Монтего на углу улицы. Расстроенный Монтего пришел к дому Виктора, где его ждала нечаянная радость: во дворе, на скамейке, сидела Киззи.
– И тебе привет, – сказала девочка с усмешкой.
Монтего сел рядом с ней и стал ждать указаний Виктора. Она стукнулась коленкой о его колено. Он сделал то же самое.
– Я думал, тебе больше нельзя здесь зависать. Не хочу, чтобы ты… снова попала в беду.
– Да-а-а, – протянула она, состроив гримасу. – Придется переместиться. Но я хотела увидеть тебя до начала занятий в академии. Вчера я говорила с Демиром. Он очаровал директора, и тот разрешил нам троим вместе посетить несколько занятий.
– Зачем? – спросил Монтего. – Я только что видел Демира. По-моему, он расстроен из-за того, что я опять не занимался.
– А, это он прикидывается. У матери научился. Я, значит, тебе друг, но ты меня огорчаешь. А на самом деле ему интересно, как у тебя получится.
– Он боится, что я опозорю его семью.
Киззи пожала плечами:
– А может быть, и то и другое.
Их внимание привлекли две девочки-подростка, которые дрались на арене. Одна получила сильный удар в лицо, из ее рассеченной губы шла кровь.
– Третья травма за последние пятнадцать минут. С Виктором что-то не так. Может, опять проигрался, а может, еще чего. Слушай, по-моему, сегодня тебе не стоит быть мальчиком для битья.
– Я не боюсь перемен в его настроении, – ответил Монтего, почти не соврав.
– Все они такие. Бывшие палочные бойцы. Поганцы, каких мало. Да и что с них взять – им остались только кучи болячек, а денежки тю-тю, осели по карманам агентов. А без денег никто их не любит, люди не вешаются на шею, как раньше, не выставляют выпивку в каждом клубе. Только чемпионы кое-чего добиваются после ухода.
– Значит, я стану чемпионом, – заявил Монтего, – даже если мне придется позволить ученикам Виктора побить меня в его худший день.
Киззи усмехнулась:
– О, удар-то ты держишь, спору нет. Я трусь среди силовиков и палочных бойцов с тех пор, как была совсем мелкой, и не видела, чтобы кто-нибудь так же легко сносил удары. Но быть бойцом – это не только принимать удары. Надо бить в ответ. – Она понизила голос и наклонилась к нему. – Слушай, я была здесь вчера и слышала, что Виктор говорил Саме: он позволит бить тебя столько, сколько ты стерпишь, а потом выгонит. Он не хочет ничему тебя учить.
Монтего нахмурился. Каждое утро он приходил сюда в надежде на то, что именно в этот день Виктор велит ему взять бабушкину дубинку и начать учиться.
– Но я же могу. Я учусь принимать удары, и, если он разрешит, я научусь их наносить. Он должен это видеть.
– Не важно, что он видит, – сочувственно сказала Киззи. – Важно, чего он хочет. Даже если он считает, что человек – кладезь талантов, то все равно не будет тренировать его, если тот ему не нравится. А ты ему не нравишься. – Она похлопала его по плечу. – Зато нравишься мне. Иначе я бы не рассказывала тебе обо всем этом.
– Если он откажется тренировать меня, значит он дурак, – заявил Монтего, лихорадочно соображая, что делать, если Виктор отправит его восвояси.
– С этим не поспоришь.
– Смотри, я тренировался.
Он вскочил и встал в позу, вытянув перед собой бабушкину дубинку. Ее дальний, утяжеленный конец нисколько не дрогнул, чем Монтего невероятно гордился. Он проделал серию маневров – мощные подсечки во всю длину руки и удары двумя руками, которые позволили ему сполна использовать свой рост и вес.
Закончив, мальчик повернулся к Киззи. Та весело рассмеялась и захлопала в ладоши. На мгновение у него потеплело в груди. Он отвесил шутливый поклон, сочтя это уместным, и, уже выпрямляясь, заметил Виктора. Тренер стоял у ямы с песком и с раздраженной гримасой, поджав губы, наблюдал за Монтего.
– Что я тебе говорил о нападении? – напустился он на мальчика.
Ощущение тепла покинуло Монтего, и он ответил:
– Вы говорили, я могу запоминать то, что вижу. И я старался.
– Нет, ты не старался. Ты все делаешь неправильно. Ты слишком открываешься в стойке, и замах у тебя слишком широк. И по-прежнему размахиваешь сигнальным флагом, ты, жирный идиот.
Монтего нахмурился. В последние недели он научился гасить костерок недовольства внутри себя, пропуская мимо ушей оскорбления Виктора, но слова «жирный идиот», вернее, то, как они были сказаны, снова зажгло в нем огонь. У него было время на раздумья, и он надеялся, что, принося Виктору пользу, рано или поздно заслужит его расположение. Но если Киззи говорила правду, его просто используют. Монтего вздернул подбородок и сказал:
– Вы ошибаетесь.
– Вот как?
Виктор вызывающе упер руки в бока.
– Семафорный замах – это не то, от чего мне нужно избавляться. Я могу извлечь из него пользу. Сила, точность, скорость – вот главное.
– Ты открываешься. Я могу разнести тебя на куски и поднырнуть под твой замах. Ни один достойный боец не позволит себе быть настолько неуклюжим.
– Это работает, – стоял на своем Монтего. – Дайте мне подраться, и вы увидите.
– Кому-нибудь будет больно. Скорее всего, тебе.
– Разве дерутся не затем, чтобы причинять боль?
– Не дерзи мне, парень.
– Не называйте меня жирным идиотом. Я не прикрываюсь, потому что умею принимать удары и терпеть боль, оставаясь сосредоточенным. Это ловушка, в которую попадется мой соперник, не понимая, насколько быстро я двигаюсь.
Монтего разъярился не на шутку. Киззи была права. Он не нравился тренеру, тот не хотел давать ему шанса доказать, что он может учиться.
– Говоришь о ловушках и ударах, а сам ничего не знаешь, – процедил Виктор. – Ох уж эти мне болваны из провинции. Прояви к такому немного милосердия, и он тут же начнет корчить из себя знатока.
– Так проучи его, – сказала Киззи.
Оба повернулись и уставились на нее.
– Что ты сказала? – требовательно спросил Виктор.
Она улыбнулась:
– Я сказала, проучи его. Ты хороший боец, Виктор. Я видела, как ты побеждал Саму с больным коленом. Мне нравится Монтего, но он не знает, каково это на самом деле. Он все поймет, когда ты ему покажешь.
Монтего моргнул, глядя на Киззи; он не сразу понял, что это ловушка, которую она расставила для Виктора. Киззи дразнила тренера, играя на самовлюбленности бывшего бойца, чтобы Монтего мог поквитаться с ним. Поняв это, он потерял уверенность и задумался: не стоит ли извиниться за свою наглость? Он не хотел драться с Виктором. Он хотел учиться у него. Но он не успел раскрыть рот: Виктор схватил запасную дубинку и похромал на арену.
– Ладно, хитрозадый, – бросил он через плечо. – Иди сюда и посмотри, как это делается.
Держа в руке бабушкину дубинку, Монтего пошел за Виктором к яме, оглянувшись на Киззи. Та подмигнула ему. Он встал напротив Виктора, ожидая внезапного нападения. Но нападения не было, и Монтего решил первым нанести удар. Виктор отбил его и насмешливо фыркнул. Раскорячившись, точно краб, тренер закружил по арене. Монтего, внимательно следя за ним, повторял каждое его движение.
О том, что Виктор будет наступать, Монтего узнал по изменившемуся положению его тела за долю секунды до нападения. Правая нога Виктора оттянулась назад и уперлась в песок, левая рука легла на древко дубинки, и он сделал мощный выпад двумя руками.
Монтего замахнулся, вложив всю свою силу в ответный удар, а сам повернулся на одной ноге так, чтобы дубинка Виктора не коснулась его. Толстый конец его палки обрушился на руку Виктора. Раздался треск, палка раскололась, утолщенный конец отлетел, врезался в стену, отскочил от нее и, гремя, покатился по гравию. Виктор тяжело рухнул лицом в песок, прямо на свою палку – его тщательно подготовленный удар не достиг цели.
Монтего посмотрел на бабушкину палку. От увиденного у него едва не остановилось сердце. Нет, нет. Только не это. Он посмотрел на Киззи, ища поддержки, но девочка, раскрыв от изумления рот, глядела на Виктора.
Бывший боец со стоном перевернулся с живота на спину, извиваясь всем телом так, словно ему перебили позвоночник.
– Стекло меня задери, – ругался он. – Стекло тебе в задницу!
Монтего протянул руку, чтобы помочь тренеру подняться, но тот отшвырнул ее.
– Убирайся, ты, долбаный урод! – рявкнул он, раскрасневшись от ярости, и неуклюже замахнулся, чтобы ударить Монтего по ногам.
Мальчик попятился, растерянно хлопая глазами. Разве он не показал сейчас свои возможности? И даже талант? Разве Виктор не должен быть доволен?
– Я только хотел… – начал он снова, еще не веря, что сломал бабушкину дубинку.
Виктор прервал его, сыпля ругательствами:
– Видеть тебя не могу, ты, высокомерный засранец! Проваливай отсюда! Не буду я тебя ничему учить, и никто не будет, уж я позабочусь об этом! Пошел вон!
Монтего отступил с упавшим сердцем. Растерянный и отчаявшийся, он подобрал обломок бабушкиной дубинки, покинул двор, прошел сквозь дом и, выйдя на улицу, застыл в потрясении. Тут его догнала Киззи, красная от волнения.
– Священный годглас! – взволнованно начала она. – Ты видел, что ты сделал?
– Я сломал бабушкину дубинку, – сказал Монтего, не веря своим ушам. – И понял, что никто никогда не будет меня тренировать.
– Ты с одного раза вырубил претендента на серебряную медаль! А ведь ты еще мальчик и бился без годгласа! Забудь о Викторе. Это было потрясающе.
Но Монтего был опустошен. А еще он был сбит с толку, зол и чувствовал себя дураком. Киззи втянула его в драку, которой он не хотел, и уничтожила все его надежды на обучение. Он так и слышал, как Виктор рассказывает своим друзьям и коллегам о толстом провинциальном выскочке, предупреждает их, чтобы те не связывались с ним, и его наставления распространяются среди всех, кто причастен к палочным боям. Он станет неприкасаемым. Никто не будет его тренировать. Никто не станет его спонсором. И конечно, никто не позволит ему выступать на арене. Он отвернулся от Киззи.